Полет Пустельги - Сергей Дмитриевич Трифонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Докладывай.
— Товарищ подполковник! — Старший лейтенант пытался перекричать противно воющий ветер. — Мы с бойцами выполняли ваш приказ по сбору документов, находящихся в рейхсканцелярии и в бункере Гитлера. Не сортируя документы, мы их складывали в фанерные ящики, которые вместе с офицерами отдела и переводчиками опломбировали и выносили наверх.
— Короче, Панасов. Я свой приказ помню, — оборвал его Кирпиченко.
— Извините, товарищ подполковник. Так вот, когда ящики закончились, мы с бойцами пошли во двор. Тут Чураков и говорит…
— Чураков! Продолжай. — Подполковник впился глазами в невысокого роста, щуплого солдата, стоявшего по стойке «смирно» и державшего у ноги вместо карабина лопату.
— Я товарищ, подполковник, это самое, сразу обратил внимание на ту воронку. — Он указал рукой на неглубокую воронку от бомбы в метре от входной двери. — Земля в ней, ну, это самое, мне показалась уж больно рыхлой и мягкой. Будто кто в ней, понимаешь, ковырялся лопатой. Смотрю, это самое, а в ней фаустпатрон неиспользованный валяется, да еще что-то торчит вроде конца серого байкового одеяла, какими, понимаешь, фрицевские офицеры укрываются. Я с разрешения товарища старшего лейтенанта взял у саперов лопату и спрыгнул, понимаешь, в воронку, вынул фаустпатрон. А там, понимаешь, такое дело! Ну, в общем, перепугался я, товарищ подполковник. Спрыгнул то я на что-то мягкое. Начали мы с Олейником и Сероухом раскапывать. А земли то, это самое, сверху чуточку всего. А под ней обгоревшее серое одеяло. Развернули мы его и ахнули. В воронке, понимаешь, полуобгоревшие трупы мужчины и женщины. — Солдат замолчал и вопросительно посмотрел на своего командира. Продолжил Панасов:
— Мы вытащили эти трупы и решили перекопать воронку. В ней обнаружили трупы двух собак, овчарки и щенка.
Кирпиченко, выслушав доклады, спросил:
— Где останки людей?
— За дверью, на лестничном переходе. — Предваряя возможный вопрос командира, старший лейтенант Панасов продолжил: — Трупы собак там же.
— Молодцы. Дерябин! — Кирпиченко обратился к подошедшему чуть позже капитану, своему помощнику. — Трупы людей, а также собак отправить в отдел. Установить усиленную охрану. Никого к ним не допускать до моего или полковника Грабина распоряжения. Составить вместе с Панасовым акты об обнаружении трупов людей и собак. Приказ понятен?
— Так точно, товарищ подполковник, — откозырял Дерябин. — А если журналисты явятся? Что тогда делать?
Кирпиченко поморщился, неспешно закурил и обратился к Панасову:
— Старшой! Выполняй приказ. Собирайте документы. Бойцов своих, если подтвердится, что это Гитлер и Браун, представишь к медали «За отвагу». Нет. Чуракова к «Красной звезде». Свободны.
Когда Панасов с бойцами ушли, Кирпиченко смерил Дерябина с ног до головы взглядом прищуренных глаз и спросил:
— Капитан. Мы с тобой сколько вместе?
— Два года, товарищ подполковник.
— За это время обезьяну можно научить при подчиненных не задавать глупых вопросов. Да еще про журналистов. А ты вроде помощник начальника отдела контрразведки корпуса? Дополнительные вопросы есть?
— Никак нет. Разрешите идти?
Кирпиченко с Савельевым, внимательно осмотрев обгоревшие трупы людей, обратили внимание на сохранившиеся фрагменты шерстяных брюк темного, почти черного, цвета и кремового цвета мундира. На одеяле под трупами они обнаружили золотую запонку со свастикой, покрытую эмалью вишневого цвета, и маленькую заколку для волос, выполненную в виде головы крокодила из золота или позолоченного серебра. Составили акт об обнаружении, который подписали Кирпиченко, Савельев, бойцы взвода охраны и старшина Кухаренко.
Подполковник, сидя на корточках рядом с обгоревшими трупами, сказал:
— Ну, Саня, начинается самое гадкое время в нашей с тобой жизни. Уж ты мне поверь. — Он встал, выпрямился, устало потянулся и продолжил:
— Если это Гитлер и Браун, Берия нам житья не даст. Его ребята дело у нас заберут, и будут доказывать, что Гитлер — это не Гитлер, а Браун — не Браун. А настоящие Гитлер и Браун, конечно, сбежали. А мы, как бараны поддались на удочку, заброшенную СД и гестапо. А, возможно, и не поддались, а непосредственно участвовали в организации бегства. Ведь рейхсканцелярия находится в зоне ответственности 79-го корпуса родной ударной армии, а значит, нашей с тобой ответственности. Ладно, не горюй. — Он похлопал Савельева по плечу и тяжело вздохнул. — Пошли звонить Грабину.
Воспоминания счастливого человека
В феврале двадцать третьего года мы с Доррит поженились. Свадьба была скромная, но по меркам простых мюнхенцев, сводивших концы с концами в трудное время разрухи и экономического кризиса, вызывающая. По совету моего друга Рудольфа Гесса мы заказали кафе «Ноймайер», а по сути — старомодный кофейный дом на углу Петерплац и Виктуален-Маркет. Позднее я узнал, что это было излюбленное место встречи Адольфа Гитлера со своими друзьями и соратниками до «Пивного» путча.
На свадьбе были только свои: мать с отцом, отец Доррит, ее брат Ганс, приехавший из Берлина, моя любимая сестра Мария с женихом Максом, пятилетняя сестра Хильда. Свидетелями выступали Ганс и Мария. К моему большому огорчению, не смогли приехать Мильх, Гесс, Геринг и директор Ангермунд. Не удалось выбраться из Вайдена и моему брату Францу, недавно назначенному старшим электриком на механическом заводе. Но работа есть работа. Я это хорошо понимал. Правда, все они прислали искренние поздравления и достойные подарки. От Ангермунда доставили роскошный кофейный сервиз саксонского фарфора на двенадцать персон. Геринг, верный своим пристрастиям, прислал мне отличной работы кинжал, ножны и рукоятка которого украшали охотничьи сюжеты, выполненные из чистого золота, а для Доррит — настоящий лук и колчан со стрелами. Доррит с улыбкой заметила, что теперь ее Пустельга никуда от нее не денется. Стрелы любви найдут его повсюду.
Гесс, зная мое пристрастие к рыбалке, подарил дорогой английский набор, включавший телескопический спиннинг с мощной катушкой, комплект лесок, блесен, всевозможных крючков. Доррит достался чудесный золотой гарнитур из колье, сережек и перстня, украшенных рубинами. Ну а Мильх, мой старый добрый командир и надежный друг, не мудрствуя лукаво, прислал весьма значительную сумму денег в фунтах стерлингов, понимая, что на немецкую марку, падающую день ото дня, с ее длинным хвостом в шесть нулей, ничего серьезного купить невозможно.
Маме невестка нравилась. Она приняла ее не просто как родную дочь. Они стали подругами. Вместе ходили по магазинам, в парикмахерскую, частенько захаживали в кафе выпить чашечку кофе, обо всем судачили. Доррит подружилась и с сестрой Марией. Они