XVII. Грязь, кровь и вино! - Александр Вячеславович Башибузук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Блаженство!..
Главным атрибутом комнаты была кровать с откидывающимся пологом, стены были затянуты коричневой материей, сбоку стояли пара кресел и несколько стульев с подлокотниками, а в углу — шкаф из каштана, сбоку — небольшое бюро для работы с письмами.
За ближними портьерами что-то еле слышно зашебуршало. Крыса!
— Что, мерзавец, не проверил комнату? — я швырнул сапог на звук, но ни в кого не попал.
— Все проверю, ваша милость! Одно мгновение! — Пока я мылся, Перпонше жевал кусок хлеба и закусывал его чесноком, отчего по комнате разносился резкий запах. — Не извольте сомневаться! Всех тварюг изгоню!..
Я удовлетворился этим ответом, и вылез из корыта.
Перпонше тут же отложил хлеб в сторону и подал чистую одежду. Мои немногочисленные личные вещи, оставленные у мэтра Крюшо при аресте, мой слуга тоже доставил в замок, но ничего сменного там не имелось. Де Брас обходился минимумом. К счастью, любезный барон предоставил мне вещи из своего гардероба. Все было просто и по современной моде: сорочка, чулки, колет, штаны на шнурках, куртку, плащ, сапоги и шляпа. Все вещи были исключительно черного цвета, как принято у господ гугенотов, как тут же любезно пояснил мне Перпонше. Колет совершенно не стеснял движения, из-под прорезей на рукавах проглядывала сорочка. Панталоны уходили в высокие, на каблуке, сапоги. Хорошо хоть шпоры отсутствовали. Зато оружие я получил достойное — качественной закалки рапира в ножнах. Свою прежнюю рапиру, которую я отдал гвардейскому офицеру, боюсь, я больше никогда не увижу. Да и плевать!
К слову о бароне. Как ни старался я в эти часы выудить хотя бы крохи информации из доступной мне памяти де Браса, но ничего о бароне де Пьемоне или нашей обговоренной встрече в Париже я не вспомнил. И это меня крайне нервировало. Устроив столь шумный побег для меня из-под стражи, барон подверг и себя, и своих людей смертельной опасности. Ладно, я — меня и так приговорили к смерти, но де Пьемон пошел ва-банк. Король таких выходок никому не простит. Значит, спасение моей особы было делом настолько важным, что риск казался заговорщикам (а как еще я мог их называть?) вполне оправданным. Что же такого жизненно важного знал де Брас, или же должен был доставить в Париж, или же передать на словах барону де Пьемону? Иначе, зачем он вытащил меня на свободу?
Думай, де Брас, думай! От этого зависит твоя судьба. Если твои ответы не устроят господина барона, он, не задумываясь, прикончит тебя на месте. Судя по первому впечатлению, барон — человек отчаянной храбрости, острого ума, привыкший действовать быстро и без раздумий. Как он отреагирует на мою амнезию, бог его знает.
Зато, одна догадка пришла мне в голову. Тогда в зале суда Мартель успел сообщить мне, что кто-то весьма влиятельный просил за меня перед королем. Что если это был сам Месье, он же Гастон Орлеанский? Особы более влиятельной я и представить не мог. Но зачем ему моя жизнь и не слишком ли круто — внимание столь высоко сидящей особы к моей скромной персоне? Ведь кто такой де Брас — всего лишь бедный наваррец, провинциал, к тому же гугенот — в общем, ноль без палочки в местном табеле о рангах.
Перпонше распахнул окно, и в комнату ворвались уличные ароматы свежего навоза.
— Благодать!.. — умиротворенно протянул слуга, всей грудью вдыхая воздух.
Навоз легко перебил запах чеснока и вызвал у меня желание выкинуть Перпонше из окна. Лишь изрядным усилием воли сдержавшись, я задал пришедший мне в голову вопрос:
— Скажи-ка мне, дружочек, а каким образом ты узнал о бароне и сообщил ему обо мне?
— Ну как же, господин, — удивился и слегка насторожился от моего ласкового тона Перпонше, — вы же сами еще в первый день спрашивали у меня, где находится нужная вам улица и городской дом господина барона. Еще вы сказали, что господин барон ожидает известия от вас. И когда вас схватили господа гвардейцы, я сразу побежал туда и рассказал о вашей участи. Меня выслушали и приказали никуда не отлучаться, я жил в том доме несколько дней до тех самых пор, как вчерашним днем все и случилось. Только однажды отпустили забрать ваши вещи. Мэтр Крюшо не хотел их отдавать без оплаты за комнату, но там была одна девица по имени Лали, она помогла мне.
Я толком не помнил первый день де Браса в Париже, как не помнил и этот разговор с Перпонше, и меня это злило, поэтому я прекратил расспросы и приказал слуге убираться прочь.
Но как только я остался один, вновь попытался сосредоточиться.
Для начала соберем все осколки воспоминаний шевалье, которые мне удалось скопить, словно драгоценные крупицы, за все дни, проведенные мной в тюрьме. В основном воспоминания приходили ко мне во сне яркими цветными картинками из прежней жизни де Браса. Но эти куски были весьма разбросаны по времени, от раннего детства шевалье и до того момента, пока в его голове и теле не оказался я. При этом обрывки снов были никак не связаны между собой — я просто видел эпизоды его жизни в произвольном порядке, и уже на основе увиденного сам мог представить себе, каким же человеком был Франсуа.
Рос он в окружении братьев и сестер, будучи при этом одним из младших в семье. Кроме родового имени, Франсуа вряд ли мог на что-то претендовать. Все немногочисленное имущество давно было поделено между старшими отпрысками. Именно поэтому, де Брас и отправился испытать фортуну, рано покинув отчий дом. Таких ловцов удачи — юношей пятнадцати-шестнадцати лет и старше было полно в Париже. Вот только де Брасу было за двадцать. Где же ты болтался все это время, шевалье?
— Стоять, животное! Ни с места! — Мои размышления были прерваны дикими криками снаружи. — Стоять, кому говорю!
Я подошел к окну и с интересом выглянул наружу. Источник воплей отыскался мгновенно — это был мой Перпонше, забредший по какой-то надобности или в неуемном любопытстве горожанина, оказавшегося в деревне, в небольшой загон для скота.
С дальней стороны загона на ноги поднимался здоровенный бык, уже наклонивший свою башку немного вниз. Еще мгновение, и бык начнет
