Карл Великий. Основатель империи Каролингов - Гарольд Лэмб

К тому же их учеба никак не соприкасалась с искусством. На протяжении многих поколений в стране франков никто не занимался ваянием. Росписи же на церковных стенах изображали либо картины, где демоны с раздвоенными хвостами пытали грешников адским пламенем в пасти гигантского дракона, либо блаженных, которых добрые ангелы возносили в Царство Небесное сквозь просвет в облаках. Грешники изображались нагими, блаженные – одетыми.

Кроме того, среди Святых Даров, что Карл привез из Рима, имелось несколько картин, изображавших святого Иоанна, пишущего Евангелие с помощью священного орла, или напуганного святого Петра, трясущегося при виде кукарекающего петуха. На картине были изображены три петуха, чтобы подчеркнуть: петух прокукарекал трижды, как это говорится в Священном Писании. Эти фрагменты картин Карл велел скопировать своим художникам. Опытные руки резчиков с берегов Рейна делали точные копии на деревянных дверях и декоративных тарелочках. Искусные мастерицы продолжали дело вышивкой на знаменах и портьерах.

На остатках римского искусства, из тех, что еще можно было найти, – осколках мозаики, изображавших сцены с гладиаторами, павлинами и солдатами, с триумфом возвращавшимися из боевого похода, – не много осталось от исчезнувшей цивилизации. Шарлеманю нравилось рассказывать благодарным слушателям о легких и утонченных сценках, свидетелем которых он был в Риме и Парме, о мучениках, возносимых на небеса, и о стенах Иерихона, рухнувших при трубных гласах христианских труб.

Карл также постепенно добавил кое-что к родовой легенде об Арнульфе, который, похоже, был родом из семьи патрициев. После того как Карл долго слушал о приключениях троянцев, описанных Вергилием, он припомнил, что один из его предков носил имя Анхиз или что-то похожее. Возможно ли, размышлял Карл, что древние франки, таинственным образом вышедшие из моря, были странствующими троянцами, которых вел Анхиз, отец Энея? Он только несмело предложил это объяснение происхождения франков, но история сразу распространилась повсюду, потому что сам король был ее автором. Алкуин, преклонявшийся перед Вергилием, не говорил ни «да», ни «нет».

– Не оглядывайся назад, дорогой друг, – советовал он. – В своей мудрости смотри в будущее, потому что оно в твоих руках, наихристианнейший король.

Задумчивый бритт, привыкший к борьбе мелких правителей своего острова, уже почувствовал власть, которой мог бы обладать Шарлемань, если его умело направлять.

Но грубый франк почерпнул новую идею из уроков Алкуина. Благословенная культура и пышность также, казалось, всегда шли с Востока, откуда троянцы отправились в свои странствия, оплакивая потерянную родину, откуда и Павел пришел в Рим. Там, на Востоке, Константинополь по-прежнему поражал роскошью и великолепием всех искусств, и даже язычники арабы привозили с собой драгоценные изделия из Вавилона или Багдада, где правил калиф в золотом дворце и можно было увидеть фантастических слонов.

Павел Диакон рассказывал ему историю греков, и Карл поручил странно одетому Элише обучать греческому не только Ротруду, но и других детей. Все очень веселились, глядя, как Элиша приветствует Ротруду, распростершись на циновке, словно в поисках муравьев.

Алкуин организовал свою дворцовую Академию после того, как изучил привычки своего повелителя. Название «Академия» приятно звучало, поскольку было новым словом в стране франков, и Алкуин ясно понимал, что король в любом случае распорядился бы именно так. Академия предлагала не столько высшее образование, сколько образование для высших учеников – шестерых королевских детей, паладинов вроде горячего Ангильберта и самого Шарлеманя.

В перерывах между приступами лихорадки, которая никогда не отпускала его, Алкуин руководил этим семейным кружком с мягким шутливым добродушием. Он быстро освоился с прозвищами, которыми награждал всех Шарлемань. Внутри кружка Ангильберт стал «юным Гомером», сам Алкуин – «бедным Горацием», а король – «Давидом, вознесенным Творцом над своими врагами».

Передав школу своим помощникам, Алкуин заведовал этим тесным академическим кружком, где бы король ни останавливался – в Вормсе, Ингельхейме или Тионвилле. Очень скоро он обнаружил, что играет роль церемониймейстера в то время, как франки распевали песни и перемежали шутки глотками доброго вина. Алкуин вносил свою лепту колокольным звоном. С помощью маленьких серебряных колокольчиков воспроизводился мелодичный звон больших церковных колоколов. Его веселый повелитель настаивал на том, что они должны приобрести новый орган у императора, вернее императрицы Ирины, поскольку старый сломался в Сен-Дени и его некому было починить.

Карл наслаждался, слушая, как высокие голоса его детей сливаются в молитве «Слава вышних к Богу». Старшие, Карл и Ротруда, были высокими и поразительно красивыми и находились в том возрасте, когда он сам в метель отправился встречать Стефана.

– Я хочу, чтобы мои сыновья были настоящими королями во всем, – настаивал он, – великолепными наездниками, храбрыми воинами, отличными охотниками и пловцами и учеными людьми. Я хочу, чтобы они понимали больше других.

Сам он в этом возрасте не обладал ни титулом, ни величием, ни знаниями. Для своих дочерей, уже отмеченных женской грацией, он желал большего. Они должны были обучаться вместе с мальчиками и одновременно, как женщины, учиться ткать и прясть; они должны были мелодично петь и внимательно слушать прекрасные стихи.

Когда Берта часто спрашивала про звезды, ее отец верил, что она познает секреты астрономии; когда голос Ротруды перекрывал другие голоса в григорианских песнопениях, он был уверен, что ее удел – возвеличивать музыку и пение.

Алкуин называл их своими голубками. Стройную Гизелу с ясными глазами он прозвал Делией. Однако Алкуину казалось, что их веселье проистекает от здоровых тел, которые они любили украшать шелковыми лентами и гладкими жемчужинами из Испании. Дочь короля Берта не сводила своих прекрасных глаз с привлекательного Ангильберта.

Нередко долгие часы Академии рядом с дворцовым очагом утомляли слабого здоровьем кельта, который помимо этого должен был переписывать книги для библиотеки Шарлеманя, продолжать занятия в школе и писать нескончаемые письма в отдаленные монастыри, где не иссякли источники священного знания.

Иногда Алкуин интересовался, почему другой старший сын, Пипин Горбун, не появляется во дворце. Ему отвечали, что калека ухаживает за своей бабушкой в Прюме, в лесу.

Несмотря на осаждавшую его усталость, на которую он не жаловался, поскольку она была следствием бренности его тела, Алкуин восхищался своим повелителем, и это восхищение переросло в любовь. Шарлемань никогда не отдыхал. Могучий франк овладевал тайнами учения, когда трудился вместе с канцлером и сенешалем, оборудуя хозяйство, закладывая семенное зерно на хранение, расчищая каналы, строя новые церкви и мосты, чтобы покончить с бродами и перевозами. По окончании работ король отправлялся в лес охотиться на зверей.