Нулевая история - Уильям Гибсон

очках и аккуратном сером кардигане. Положил считыватель в сумку, вместе с лэптопом

Холлис и ее же книгой. Двинулся дальше.

Сейчас он уже не чувствовал тревоги, хотя и радость, которую он испытал избавляясь

от Нео, больше не возвращалась.

Главный вопрос который он пытался сейчас решить, на кого работал мотоциклист, на

Слейта или на Бигенда? Если конечно он не ошибся со шлемом. Кто послал этого

мотоциклиста сюда? Бигенд или Слейт? И если уж на то пошло, то в действительности

ли Бигенд так уж не доверял Слейту? Насколько он знал, Бигенд еще ни разу не

обманывал его, а Слейт с самого начала казался абсолютно ненадежным. Готовым в

любой момент на предательство.

Он вспомнил своего врача. Если бы она была здесь, сказал он себе, она бы напомнила

ему что эта ситуация, при всех ее угрозах и опасностях была вне его. Следовательно

она была безоговорочно лучше того состояния, в котором он прибыл в Базель. Тогда

проблемы его были внутренними и в тот момент казались абсолютно неразрешимыми.

«Не позволяй страху овладеть тобой. В такие моменты организм обрушивает на тебя

потоки адреналина и кортизола, сокрушая тебя.»

Он по привычке хотел было достать Нео чтобы посмотреть время. Но естественно не

обнаружил его.

Он шагал пока не обнаружил себя стоящим перед эмалированной табличкой,

свидетельствующей о том, что он на Рю Жит-ле-Кур. Узкой улочкой, образовавшейся

возможно еще в средние века. Сверху упало несколько дождевых капель, небо успело

закрыться облаками пока он пил чай. Он поискал глазами следы желтого шлема, хотя

профессионал конечно же мог запарковать мотоцикл, и оставить шлем на нем. Или

скорее даже мотоциклист мог быть частью целой команды.

Затем он увидел книжный магазин похожий на лавку волшебника с развалами книг

словно в фильме о безумном профессоре и завернул в него, жаждая скрыться от

действительности в тексте. Но мало того, что полки были в основном заняты

комиксами, которые не способны были обеспечить сколько нибудь приемлемое

количество слов в строчке, так они к тому же были еще и на французском. Некоторые, из тех что он просмотрел были французского типа, выглядели весьма литературно, но в

них, как и в других герои выглядели как девушка в чайном магазине, стройными и

большеглазыми. Он никак не мог уйти из книжного магазина, испытывая огромное

желание закопаться в книгах. Вернуться к своим стеллажам и стойкам. Обложиться

стопками изданий чтобы его никогда не смогли найти.

Наконец он вздохнул и быстро вышел наружу.

В конце Жит-ле-Кур его ждал зеленый свет на перекрестке, до отказа заполненном

машинами, переходя который он вспомнил что тот называется Ке де Гранд Августин.

Затем он быстро спустился по высокой, крутой каменной лестнице. Его он тоже

вспомнил. Это был солнечный день много лет назад.

Это был узкий проход прямо рядом с рекой. Любого, кто спускался сюда, можно было

увидеть сверху, лишь специально вытянув шею. Он посмотрел вверх, ожидая что

увидит шлем, голову или головы.

Затем он услышал звук мотора на реке. Повернулся. Темная деревянная парусная лодка

с зеленой отделкой проходила мимо. Мачта ее была наклонена, а за штурвалом стояла

встревоженная женщина в шортах, желтом дождевике и солнечных очках.

Он еще раз посмотрел вверх на баллюстраду. Никого. На лестнице тоже по прежнему

никого не было.

Обнаружив небольшую нишу он спрятался в ней от становившегося все более

настойчивым дождя.

Из под арки, названия которой он уже не помнил появилась лодка побольше и пошире

предыдущей. Похожая на прогулочную лодку для туристов, на которых любят плевать с

мостов парижские дети, только эта была оборудована широким плазменным экраном, растянувшимся почти на всю длину, и наверное с дюжину футов в высоту.

На экране, пока он проплывал мимо, Милгрим увидел приятного молодого человека

несколько похожего на обезьяну, с которым Холлис общалась в Салон Дю Винтаж.

Ошибиться было невозможно, слишком уж характерные черты. Человек играл в

составе группы на органе или пианино, его глубоко посаженные глаза были затенены

сценическим освещением. Звука не было, только тихий стук лодочного мотора. Затем

изображение вдруг дернувшись свернулось и развернулось вновь, явив двух нудных

Исландских близняшек-блондинок, в компании которых иногда таинственно появлялся

Бигенд. Сестры Доттирс, изгибающиеся в обшитых блестками костюмах заходились в

беззвучном крике на мокром от дождя экране.

Он осторожно поставил свою сумку на мощеную площадку под аркой и потянулся

отдавленным плечом, наблюдая как близнецы таинственно проплывают мимо над

темной водой.

Дождь закончился, но никто так и не появился. Он повесил сумку на другое плечо и

вышел из под арки, направившись к мосту. Он устало поднялся по другой, но такой же

длинной каменной лестнице, затем пересек забитую транспортом и пешеходами Гранд

Августин и снова очутился в Латинском Квартале, стараясь придерживаться ранее

пройденной дороги.

Булыжник тротуара был скользким и блестящим. На полузнакомую конфигурацию

улицы быстро опускался вечер. Он стоял на перекрестке, дороги которого пересекались

под каким-то случайным углом, он видел такие здесь и раньше.

В условиях совершенно определенной реальности, как говорится.

Он всегда отвергал идею использования галлюциногенов, психоделиков и делириантов.

Притягательность использования наркотиков для него была в том, что они делали вещи

более простыми и знакомыми.

В Базеле его весьма пристрастно расспрашивали о галлюцинациях во время синдрома

внезапной отмены. Были ли они у него? Нет, отвечал он. Нет? Переспрашивали они?

Точно? Точно, нет уверял их он. Тогда они пояснили ему что одним из возможных

симптомов во время лечения могут быть как раз «галлюцинации в условиях

совершенно определенной реальности», из-за отмены наркотика. В тот момент он

задался вопросом, как это можно было бы определить, что реальность в тот момент в

действительности была бы совершенно определенной. К его огромному облегчению

глюки его тогда таки ни разу не посетили, но в настоящий момент пусть и на

мгновение, но он вполне явственно увидел перед собой воздушно-призрачного

пингвина пересекающего перекресток.

Что-то безоговорочно пингвинообразное, размером от четырех до пяти футов от

кончика клюва до волочащихся ластоногих конечностей, состоящее как будь-то из

ртутной субстанции. Пингвин обернутый в жидкое зеркало, отражающее немного

неоновых бликов уличных реклам. Он поплыл, двигаясь как пингвин под водой только

в воздухе Латинского Квартала, чуть выше уровня окон второго этажа. Он спустился

чуть ниже, к центру улицы, пересакающей ту, по которой шел Милгрим. Появился он

ровнехонько в точке пересечения улиц. Он плыл грациозно вращаясь вокруг

собственной продольной оси, эффектно и мощно работая своими сверкающими

ластами. В этот момент улицу пересек велосипедист, двигающийся в противоположном

направлении.

— Ты видел это? — Спросил Милгрим вдогонку удаляющемуся велосипедисту, но тот

уже уехал и конечно же не услышал его.

31. Тайные Механизмы

После звонка Хайди она сделала все что было можно, чтобы избавиться от

беспокойства. Надела чулки, платье, которое принесла, туфли и нанесла макияж. Места

в ванной было не больше, чем в какой-нибудь нише, площадь пола была меньше чем в

Уэльсовском душе в ее номере в Корпусе.

Когда они только начали встречаться, она волнуясь о безопасности Гаррета мудро

высказалась что кое-что лучше не начинать, чтобы оно потом не закончилось. Его

призванием были очень опасные трюки. Когда ему перестало хватать скромных

доходов отставного, некогда популярного музыканта, он нашел этого старика, который

был похож на поздние портреты Сэмюэля Беккета, с такой же поразительной

жестокостью в глазах, граничащей с безумием.

Старикан этот как будь-то бы когда-то был кем-то, о ком предпочитали помалкивать

американские разведки. А теперь, для Гаррета он являлся продюсером и директором в

одном лице, в непрекращающемся производстве секретных фрагментов каких-то

актерских представлений.

Ей было милостиво дозволено предположить что финансировалось все это безобразие

отставными деятелями все тех же пресловутых американских разведок. Некие

старикашки-затворники, очевидно сплоченные общей неприязнью к определенным

политикам и наклонностям правительства. После Ванкувера она его больше никогда не

видела, но все время, пока она была с Гарретом, она ощущала его незримое, фоновое