Как уморительны в России мусора, или Fucking хорошоу! - Черкасов Дмитрий

— Шутка! Просто шутка такая…— пискнул Пуччини.

— Ах, ты, дрянь! — завопил Соловец и прыгнул вперед. — Я тебе покажу «шутка»!

ГЛАВА 7

«О, ВАСЯ РОГОВ, Я ПОСМЕЛ ТЕБЯ ЖЕЛАТЬ…»

По лестнице скатились Соловец и Пуччини, стискивая друг друга в объятиях.

— Какие-то последние дни суматошные выдались, — высоким голосом заявил ефрейтор Опохмелкин, прошлым летом неудачно выкупавшийся нагишом в озере, где щука берет на блесну. — Драка на драке…

— Да-а, — согласился Крысюк, прикидывая, кто из свалившихся со второго этажа офицеров победит.

— Наверное, магнитная буря, — поддержал разговор Чердынцев.

Соловец сел на голову Пуччини и принялся дубасить того кулаками в живот.

Участковый клацнул зубами, и укушенный в ягодичную мышцу майор с воплем подскочил.

— Грамотно, — Крысюк оценил прием инспектора.

Начальник ОУРа схватил Пуччини за грудки, вздернул вверх и швырнул вдоль стены.

— Осторожно! — закричал Чердынцев, но было поздно.

Участковый со всего маху протаранил свежевставленное стекло с надписью «Дежурный», наполовину влетел в каморку Чердынцева и своротил кипевший на столе чайник вместе с тихо работавшей магнитолой, настроенной на частоту «Азии-минус». В воздухе мелькнули ноги инспектора, он на секунду повис на конторке, а затем тяжело упал внутрь комнатушки.

Зазвенело.

— Дневной запас, — одними губами выдал бледный как смерть начальник дежурной части.

— Однозначно, — подтвердил Крысюк, втянув обеими ноздрями разлившийся в воздухе резкий и знакомый с детства запах красного вермута.

Упавшая на пол древняя радиола «Telefunken» без постороннего вмешательства самопроизвольно увеличила громкость, и веселый голос диктора самой популярной питерской станции объявил:

— Очередное эпохальное открытие совершили юные биологи из местного отделения национал-большевистской партии — они скрестили кролика с кротом. Получившийся зверек практически ничего не видит, но вот если уж он кого-нибудь нащупает!..

Засор в туалете на втором этаже пробивали долго и мучительно.

Сантехники, чьей сосредоточенности и одухотворенности могли бы позавидовать крупнейшие мировые ученые, неторопливо ковыряли в трубе пятиметровым гибким штырем из витой стали с крючком на конце, слаженно работали вантузами, включали и выключали гудящий и мелко дрожащий аппарат непонятного предназначения, перекуривали, обменивались понимающими взглядами, словно хирурги в процессе операции по шунтированию сосудов сердца первому президенту России и, по совместительству, — одному из самых заслуженных алкоголиков на всем пространстве бывшего СССР, — вздыхали, снова брались за вантузы, простукивали трубы, приложив ухо к холодному мокрому металлу, горестно качали головами, опять перекуривали, запихивали в сливы унитазов шланги и подавали в них сжатый воздух, отфыркивались, когда их окатывало водой, бегали на верхний этаж и били там киянкой по торцу старого чугунного стояка, отгоняли от туалета любопытствующих сотрудников, высокомерно цедили непонятные словосочетания типа «крестовина фановой трубы», отхлебывали из канистры со свекольным самогоном, благоразумно прихваченной с собой одним из водопроводчиков, открывали и закрывали вентили, и так далее.

Но засор как был, так и оставался…

Ларин, который после непродолжительного сна стал немного соображать, с полчаса понаблюдал за работой сантехников и удалился вниз, дабы принять участие в обсуждении проблемы нового стекла в окне дежурки и тех санкций, что Соловец намеревался наложить на Пуччини…

— А чё это здесь? — «индус» Рогов, очухавшийся после того, как доведенный до бешенства его стенаниями Плахов отметелил напарника образком какой-то доски, поковырял пальцем трухлявый ящик. — Ого! Тут бутылки!

— Небось, скипидар или олифа. — Игорь отвернулся.

— Посвети, а?

— Не буду…

— Ну, посвети! — умоляющим голосом прогундосил Васятка.

— Ладно…, — Плахов чиркнул колесиком зажигалки.

— «Ркацители»! — выдохнул Рогов, прочитав название на криво наклеенной на бутылку этикетке. — Игорян, это же «Ркацители»!

— Погоди-ка, — Плахов оттолкнул Васю и разломал ящик. — Точно, — в голосе старшего лейтенанта зазвучали почтительные нотки. — Сколько ж тут его?

— Стратегический запас, на случай войны, — со знанием дела произнес Рогов. — Не меньше тыщи бутылок. И все — наши…

— Сухарем[54] особо не разговеешься, — проворчал Плахов. — Но, за неимением гербовой, будем пить простую… Штопор не потерял?

— Обижаешь! — расплылся в улыбке Рогов, сноровисто извлекая из кармана швейцарский армейский нож со множеством лезвий и других полезных приспособлений, экспроприированный Васей у посетителя, полгода назад пришедшего в РУВД с заявлением об исчезновении соседа по коммунальной квартире.

Заявление давно куда-то подевалось, пропавшего никто не искал, сосед его тоже больше не появлялся, а вот нож верно служил сплоченному оперскому коллективу…

Следующие два часа «убойщики» пили кислое вино, пели песни, отдавая предпочтение эстрадным номерам из мюзикла «Нотр-Дам» и ради развлечения швыряли пустые бутылки вдоль по коридору.

Одна из бутылок попала в многострадальный лоб подполковника Петренко, пришедшего в себя после второго удара одной и той же лопатой, и тихо, на карачках, пробиравшегося в темноте на исторгаемые оперативниками звуки…

Наконец «Ркацители» пересилило организмы стражей порядка и Плахов с Роговым вповалку заснули рядом с пирамидой ящиков, выводя носами замысловатые рулады.

В холле перед «обезьянником» было довольно весело, ибо там собрались почти все могущие самостоятельно держаться на ногах сотрудники РУВД, а вопли начальника ОУРа сопровождались комментариями злорадствующих задержанных.

Соловец, как ярый сторонник соблюдения законности, устроил над участковым самый натуральный суд, в котором сам играл роль прокурора-обвинителя.

Судьей был назначен Дукалис, народными заседателями — Кабанюк-Недорезов и Геков, адвокатом обвиняемого — Удодов, судебным приставом — Чердынцев, а Крысюк, Твердолобов, Казанцев и еще два десятка оперов, дознавателей и пэпээсников изображали зрителей.

Самого Пуччини, дабы соблюсти все процессуальные нормы, затолкали в пустующую ячейку «обезьянника» и заперли, отобрав ремень и вытащив шнурки из ботинок. Задержанные алкоголики встретили временное заключение участкового радостными воплями и одобрительными аплодисментами. Особенно наглый бухарик из соседней ячейки даже попытался смазать Пуччини по физиономии, просунув руку между прутьями решетки, но бдительный сержант из «конвоя» пресек это безобразие, приложив к железным прутьям электрошокер.

Бухарик угомонился.

Правда, участковый тоже получил разряд, так как в этот момент держался за единую с прутьями металлическую основу узких нар.

— Попрошу тишины в зале! — Дукалис постучал ладонью по столу и поправил сварганенную из пыльной розовой портьеры судейскую мантию. — Обвинение, вам слово!

Соловец быстро прокричал список обвинений, начинавшийся с безобидной «обжираловки горохом» и заканчивающийся «нападением на старшего офицера милиции», и потребовал применить к Пуччини меры физического воздействия вкупе со штрафом.

«Адвокат» Удодов с «прокурором» согласился и предложил, дабы не терять время, немедленно избить дубинками своего подзащитного.

«Народный заседатель» Геков выступил с инициативой повесить на участкового месячный план по задержанию минимум одного преступника в день, но был грубо оборван Соловцом, чьи подчиненные с трудом справлялись с расследованием даже двух преступлений в квартал. Тридцать задержанных злодеев в месяц означали паралич всей работы РУВД.

«Судья» Дукалис поддержал «прокурора» и дал Гекову подзатыльник.

Крысюк от имени общественности внес предложение лишить Пуччини зарплаты на полгода и на эти деньги покупать на всех разнообразные спиртосодержащие напитки. Мысль сержанта-водителя вызвала у собравшихся интерес и была признана отвечающей генеральной линии судебного процесса.