Полет шершня - Кен Фоллетт

– Но ведь не вышла еще!

Хермия потрясла головой, словно желая стряхнуть с себя никчемную болтовню. В прежних обстоятельствах романтические ухаживания Дигби были ей приятны, хоть и не без ощущения вины, но теперь она видела в них помеху, поскольку приехала на задание и они с Дигби только притворялись туристами, чтобы запутать врага и убить время.

Выйдя из Золотой комнаты, по широкой мраморной лестнице Хермия и Дигби спустились в мощеный внутренний двор. Прошли под аркадой из розового гранита и оказались в саду, откуда открывался вид на серые воды озера Маларен. Обернувшись, чтобы окинуть взглядом башню, почти на сто метров вознесшуюся над зданием из красного кирпича, Хермия проверила, есть ли за ними «хвост».

Скучающего вида тип в сером костюме и сношенных башмаках даже не особенно прятался. Едва Дигби и Хермия уселись в «вольво» с шофером (лимузин приспособили работать на угле) и отъехали от британского представительства, как за ними тут же тронулся черный «Мерседес-230», в котором сидели двое. Когда они вышли у ратуши, тип в сером костюме поплелся за ними внутрь.

Британский военный атташе предупредил, что особая группа немецких агентов держит под неусыпным присмотром всех британских подданных, которые находятся в Швеции. Конечно, можно от них улизнуть, но выйдет себе дороже. Уйти от «хвоста» – значит расписаться в том, что виновен. Тех, кто так делал, брали под арест по обвинению в шпионаже, и тогда шведским властям под давлением немцев приходилось выдворить их из страны, экстрадировать. Хермии следовало сбежать так, чтобы «хвост» этого не понял.

По продуманному заранее сценарию, они с Дигби неспешно брели по саду и наконец повернули за угол, чтобы взглянуть на могилу основателя города, Биргера Ярла. Над золоченым саркофагом возвышался мраморный балдахин, опирающийся на четыре колонны.

– Вот и «небесная постель», – заметила Хермия.

У дальней стены памятника держалась в тени шведка того же роста и сложения, что и Хермия, с такими же темными волосами.

Хермия вопросительно на нее взглянула – та решительно кивнула в ответ.

Хермию бросило в дрожь. До сих пор она не делала ничего противозаконного: ее пребывание в Швеции пока было абсолютно невинно, – но с этой минуты, впервые в жизни, она окажется по ту сторону законопорядка.

– Быстрей! – по-английски произнесла женщина.

Хермия мигом скинула с себя легкий дождевик и красный берет. Женщина их так же быстро надела. Достав из кармана скучный, коричневого цвета, шарф, Хермия повязала им голову, чтобы скрыть свои приметные волосы и даже отчасти лицо.

Шведка взяла Дигби под руку, и они у всех на виду неспешно направились в сад.

Хермия, втайне замирая – «хвост» почует неладное и явится проверить, – несколько минут пережидала, притворяясь, будто разглядывает затейливое, из кованого железа, ограждение памятника. Потом с опаской – вдруг он в засаде? – вышла, надвинула шарф на глаза и, завернув за угол, тоже вернулась в сад. В дальнем конце аллеи Дигби с ее двойником шли к воротам на выход. «Хвост» тащился за ними. План сработал.

Хермия пошла за «хвостом». Согласно договоренности Дигби и его спутница направились прямиком к лимузину, который ждал их на площади, сели в машину и уехали. «Хвосты» последовали за «вольво» на «мерседесе». Доедут прямо до представительства и доложат по начальству, что двое приезжих из Англии весь день вели себя как примерные туристы.

Так что Хермия свободна!

Быстрым шагом перейдя Ратушный мост и горя желанием скорей приступить к делу, она поспешила к площади Густава Адольфа, в самый центр города.

Последние сутки жизнь крутилась с головокружительной быстротой. Ей дали несколько минут, чтобы кое-что побросать в чемодан, а потом их с Дигби на сумасшедшей скорости помчали в Данди, в Шотландию, где за несколько минут до полуночи они зарегистрировались в отеле. А сегодня утром отвезли на аэродром Лейхарс, что на побережье области Файф, и экипаж военного самолета в гражданской форме государственной авиакомпании Великобритании за три часа доставил их в Стокгольм. Пообедав в британском представительстве, они приступили к выполнению плана, который разработали в машине, пока мчались из Бличли в Данди.

Отсюда, поскольку Швеция соблюдает нейтралитет, можно звонить в Данию. Хермия намеревалась связаться таким образом с Арне. С датской стороны звонки прослушивались, а письма перлюстрировались, так что при любых контактах следовало быть чрезвычайно внимательной к выбору выражений. Надо придумать такой ход, который, будучи невинным на взгляд соглядатаев, привел бы Арне в Сопротивление.

В 1939 году, формируя «Ночной дозор», Хермия, по здравом размышлении, не ввела туда Арне. И не потому, что он придерживался других убеждений, нет: он тоже терпеть не мог нацистов, хотя и не так страстно, как она, считал, что те глупые клоуны в дурацкой форме, которые хотят отнять у людей радость жизни, – препятствием стал его характер, легкий и беспечный. Для работы в подполье Арне был слишком открыт и дружелюбен. Отчасти сыграло роль стремление оградить его от опасности, хотя Поуль, надо признать, согласился с ней в том, что в Сопротивлении Арне не место.

Но сейчас положение отчаянное. Вряд ли Арне расстался со своей беспечностью, но другого у нее нет. А потом, представления об опасности теперь изменились по сравнению с началом войны. Тысячи молодых людей уже сложили свои головы. Арне военный, офицер: это его долг – рисковать ради своей страны. И все равно у нее замирало сердце при мысли, о чем она собирается его попросить.

Хермия свернула на Васагатан, бойкую улицу, где располагались несколько гостиниц, Центральный железнодорожный вокзал и Главный почтамт. Здесь, в Швеции, телефонная служба всегда существовала отдельно от почты, и для публичного пользования имелись особые телефонные бюро. Одно такое бюро находилось на вокзале.

Конечно, можно было позвонить из британского представительства, но это наверняка вызвало бы подозрения. Меж тем как в телефонном бюро женщина, которая, спотыкаясь, говорит по-шведски с датским акцентом и пришла позвонить домой, – вполне обычное дело.

Они с Дигби обговорили вероятность прослушки властями телефонного звонка. На каждом телефонном узле в Дании имелась хотя бы одна служащая в немецкой военной форме, которая этим занималась. Вряд ли прослушивались все разговоры подряд, однако международным звонкам уделялось особое внимание и уж тем паче, если звонили на военную базу. Таким образом, имелся весомый шанс, что беседа Хермии и Арне будет записана. Ей следует изъясняться намеками и обиняками. Но это не проблема. Они с Арне любят друг друга – неужели она не сумеет донести до него суть дела, не вдаваясь в подробности и не называя вещи своими именами?

Стокгольмский вокзал напоминал французский дворец: величественный вестибюль, кессонный потолок, люстры и канделябры. Хермия нашла переговорный зал, заняла очередь, и в свой час, указав телефон летной школы, заказала разговор с Арне Олафсеном.

Телефонистка принялась дозваниваться в Водаль, а Хермия, волнуясь, ждала. Кто знает, на месте ли он сейчас. Возможно, в полете, или у него увольнительная, или служебная командировка куда-нибудь. Более того, его могли направить на другую базу или вообще уволить из армии.

Но где бы он ни был, она отыщет его след. Возможно, придется поговорить с его командиром, спросить, куда Арне уехал. Или позвонить его родителям на Санде. И еще у нее есть телефонные номера приятелей Арне в Копенгагене. Впереди целый вечер и сколько угодно денег на телефонные разговоры.

Как странно будет после года разлуки услышать его голос! Нет, прошло уже больше года. Хермия закусила губу. Передать ему задание, конечно, важнейшее дело, но нельзя не думать о том, как он к ней относится. Может быть, уже разлюбил? Что, если он будет с ней холоден? Это разобьет ей сердце. Что и говорить, он вполне мог встретить другую девушку. В конце концов, она и сама флиртовала с Дигби! А мужчинам хранить верность гораздо труднее, чем девушкам.

Вспомнилось, как они катались на лыжах, мчались по залитому солнцем склону, в ритм раскачиваясь на лету, выдыхая белые облачка пара, хохоча от острой радости бытия. Вернутся ли эти счастливые дни?

Ее пригласили в кабину.

– Алло! – схватила она телефонную трубку:

– Кто говорит? – раздался голос Арне.

«Боже мой, я, кажется, забыла его голос!»

Низкий и теплый, он звучал так, словно Арне вот-вот разразится смехом, а выговор образованного человека, с прекрасной дикцией, которой учат военных, и совсем легким оттенком сохранившегося с детства ютландского диалекта.

Хермия заранее заготовила свою первую фразу в надежде, что это насторожит его, настроит на бдительный лад, решив прибегнуть к ласкательным именам, которыми они называли друг друга, но в первый момент не смогла выговорить ни слова.