Неизвестный Сухой. Годы в секретном КБ - Леонид Анцелиович

Солдатская еда, меню которой в ШМАС было с годами отработано на новобранцах, была для нас, московских студентов, серьезным испытанием. Тем более что за длинным общим столом нашлись шутники, громко сообщавшие страшные новости с кухни. Вроде той, что макароны, которые нам подали, были извлечены из желудка умершего вчера солдата. Во время еды кто-то вскакивал и, зажав рот рукой, бежал в туалет. Некоторые к еде в первые дни не прикасались.

Жара и плохое питание обессилили нас. А тут команда: марш-бросок на 12 километров в город Вольск. Расстегнуть две верхние пуговицы гимнастерки запрещено. Поясные ремни затянуты. Ну а мои сапоги… казались мне двумя гирями на ногах. И все же мы одолели это испытание.

В Вольске, который славился своим пивом и секретными испытательными центрами боевых отравляющих веществ, мы прибежали на военный склад. После часового отдыха в тени деревьев и полной экипировки мы зашагали в обратный путь. Теперь о пробежках и речи быть не могло. Каждый из нас был увешан противогазом, карабином и скатанной шинелью. Кроме этого, по очереди надо было вдвоем нести тяжелый ручной пулемет Дегтярева или ящике патронами и взрывпакетами. Силы оставляли нас, но мы шли и несли. Воды не было, и мы только облизывали пересохшие губы. Последние метры я шел, как в тумане. Мы опустили нашу амуницию на землю, и все потянулись к умывальнику пить. Я помню, что сделал несколько глотков столь желанной воды и… очнулся вечером в палате военного госпиталя в Вольске. Рядом со мной лежали еще трое наших ребят. Они-то мне и поведали, что у нас всех был «тепловой удар», что воду пить нельзя было. Нас продержали еще весь следующий день, а к вечеру привезли на грузовике обратно к нашим казармам. Начальство встретило нас с улыбкой: «Ну что, слабаки, очухались? Идите на ужин».

Наши домашние рюкзаки и чемоданы были заперты на складе, и только раз в день в течение часа, с 5 до 6 вечера, мы имели к ним доступ. Моя мама положила мне большую пачку овсяного круглого печенья. Как я ждал этого часа! Я доставал из пачки одну печенинку и с таким наслаждением ел. В ней было все: и сладость, и тепло дома, и чувство защищенности.

Ближе к концу нашего первого месячного сбора, когда мы совсем уже изнывали от жары и духоты, вдруг полил сильный дождь. На плацу, где мы в это время занимались, мгновенно образовались большие лужи. И, не сговариваясь, как по команде, мы упали в эти лужи и лежали, блаженно улыбаясь.

Среди нашей группы было несколько студентов — участников войны. Их сразу назначили командирами отделений, и они носили ефрейторские погоны. В последний день мы им сдавали наши карабины. После придирчивого осмотра ствола моего карабина последовала команда: «Перечистить!»

В день отъезда домой нас привезли на грузовиках на вокзал Саратова, откуда нам предстояло уже ехать пассажирским поездом. Поезд на Москву уходил вечером, и мы болтались по городу, предвкушая скорый отъезд домой.

Когда же мы появились на вокзале, то узнали новость — только половина студентов отъезжает сегодня. Остальные завтра вечерним поездом. Билетов на всех не хватило. Еще была надежда, что я попаду в первую группу. Но не повезло, остался во второй. Это означало, что надо болтаться где хочешь целые сутки и только завтра вечером сесть в поезд. Я был удручен, невыносимо хотелось домой к маме, папе и сестренке. Но ничего поделать было нельзя.

С чувством белой зависти стояли мы на платформе и смотрели, как наши счастливые товарищи заходили в плацкартный вагон пассажирского поезда «Саратов — Москва». Потом их улыбающиеся физиономии появились в окнах. Они махали нам, а мы им. Когда поезд тронулся, в моем сердце что-то перевернулось. Какая-то сила подхватила меня и понесла. Я вдруг побежал за поездом и вскочил на ближайшую подножку. Так я не подчинился судьбе, но оказался безбилетным «зайцем». Ребята приняли меня тепло. Я занял третью, багажную полку, но боялся, что контролеры меня снимут с поезда. При их появлении с одной стороны вагона меня оповещали ребята, и я незаметно перемещался в тамбур с другой стороны вагона. Иногда приходилось часами стоять в переходе между вагонами, возвращался черным от копоти. Но я готов был все это терпеть, сознавая, что с каждым километром я приближаюсь к дому.

Радости моей не было предела, когда я ступил на перрон вокзала в Москве. Вот и кончились эти первые и самые трудные «военные лагеря». Впереди были летние каникулы, лодки и пляж на Москве-реке в Ворошиловском парке в Кунцеве и друзья.

Военная кафедра МАИ делилась на несколько циклов: общевойсковой подготовки, самолета и двигателя, оборудования самолета, вооружения самолета. Когда началась наша военная подготовка непосредственно по будущей специальности, то материал лекций и практических занятий хорошо дополнял ту информацию, которую мы получали на других специальных кафедрах.

И вот наступил день, когда моя группа выехала на подмосковный аэродром Чертаново, где располагалась площадка для гонки двигателей самолетов. Первый раз я занимаю место пилота пикирующего бомбардировщика Пе-2, и мне предстоит самостоятельно запустить и отгонять на всех режимах по графику один из его двигателей. После команды преподавателя, стоящего на стремянке у кабины, приступить к запуску последовательно включаю все необходимые тумблеры. Докладываю — «К запуску готов». Получаю «добро», командую: «От винта!» и, получив снизу отклик техника самолета, нажимаю кнопку стартера. После нескольких оборотов и чиханий двигатель подхватывает раскрутку и набирает обороты. Треск коротких выхлопных патрубков, вибрация самолета и стрелка тахометра показывают мне, что все получилось! Теперь моя левая рука должна плавно подвинуть правый рычаг управления двигателем (РУД) вперед ровно настолько, чтобы стрелка тахометра остановилась на предписываемых графиком оборотах разогрева. Затем взгляд на часы — греть нужно ровно пять минут, — и… уже можно было бы взлетать. Тут вспоминаю рассказы о войне. Как наши пленные солдаты угоняли немецкие самолеты и перелетали к своим. Чувствую, что и я смог бы взлететь на Пе-2, но вот благополучно приземлиться — вряд ли.

Потом пришел черед реактивному истребителю Як-17. Это был один из целой плеяды первых российских реактивных истребителей, созданных под немецкие трофейные двигатели. Сижу в тесной кабине Фонарь открыт. Справа от меня на стремянке наш преподаватель, слева — техник самолета. Этот двигатель запускается специальным блоком — автоматом запуска, который последовательно включает маленький поршневой движок-пускач, насос подачи керосина и свечи зажигания.

Нажимаю кнопку запуска. Взревел пускач, затем слышу гул нарастающих оборотов компрессора, потом хлопок — зажглись камеры сгорания — и нарастающий свист — турбина с компрессором начали разгонять поток воздуха через двигатель. Появилась тяга, но самолет надежно удерживается колодками под основными колесами и толстым страховочным тросом. Теперь двигаю вперед РУД до нужных оборотов по графику гонки двигателя. Эти и другие практические занятия имели для нас огромное значение — мы уже не боялись остаться один на один с такой сложной техникой.

После окончания четвертого курса мы снова выезжаем в военные лагеря на месяц. Но теперь нам предстоит стажироваться в летной авиационной части в должности помощника техника самолета.

Парадная авиационная дивизия фронтовых реактивных бомбардировщиков Ил-28 работала с аэродрома Мигалово под городом Калинином. Это была элитная часть. Здесь солдатскую форму нам можно было подобрать по своему размеру. Вместо нижних рубах и кальсон выдали майки и трусы. И сапоги для меня нашлись тридцать девятого размера. А на наших солдатских погонах гордо сверкали «птички» — теперь мы были солдатами Военно-Воздушных Сил. Разместили нас в больших брезентовых палатках. Свежий воздух и ночная прохлада, вполне приличное питание и протекающая рядом Волга, в которой разрешено купаться, — все это позволило нам окрестить эти военные лагеря курортом.

Охраняемая территория дивизии была огромной. Только главная взлетно-посадочная полоса простиралась на несколько километров. Перемещаться с одного объекта на другой можно было только на машинах.

Кроме трех боевых летных полков в дивизию входили ее штаб, эскадрилья связи, технико-эксплуатационная часть, строительный батальон, служба тыла и другие небольшие подразделения. Словом, это была отдельная военная страна с многими тысячами людей в форме и штатских, владения которой уходили за горизонт. Здесь постоянно взлетали, садились, рулили свистящие реактивные самолеты, и по хорошим дорогам шныряло большое число автомашин различного назначения.

Нас привезли в полк и распределили по экипажам бомбардировщиков Ил-28. Формально я числился стажером техника самолета, а фактически становился еще одним членом экипажа и под кличкой Студент помогал всем остальным. Что-то подать, принести, подержать, посмотреть, проверить — такой была моя работа. Теперь у меня был мой маленький рабочий коллектив и «мой» самолет со своим бортовым номером.