Кольцевой разлом - Андрей Добрынин

   Корсаков ждал звонка от группы прикрытия, сидя на квартире у своих старых друзей, которые некогда приютили его в своей ночной вотчине - в педагогическом училище. В эту квартиру он порой заходил отдохнуть и расслабиться, устав от конспиративных трудов. Кому принадлежит квартира, было уже не совсем понятно: официальная хозяйка, некогда известная певица, так весело провела закат своей молодости, что неожиданно обнаружила исчезновение всех накоплений, антикварных вещиц и бриллиантов и оказалась попросту никому не нужной парализованной старухой. Впрочем, опекуны и помощники по хозяйству проявляли к ней немалый интерес, так как старуха являлась обладательницей огромной   трехкомнатной квартиры. Однако первая опекунша сбежала сама, не выдержав крутого нрава бывшей примадонны, от второй Марине Яковлевне - так звали старуху - лишь с огромным трудом удалось избавиться, призвав на помощь все старые связи в театральных кругах, так как энергичная девица, дабы поскорее завладеть квартирой, явно решила максимально ускорить переход хозяйки в лучший мир. И лишь третья помощница пришлась старухе по душе - девушка по имени Альбина, одна из тех двух энергичных девиц без определенных занятий, с которыми Корсаков познакомился в тот памятный вечер в "педулище". Родом Альбина была из Тулы, и чтобы не мотаться взад-вперед, постоянно проживала у Марины Яковлевны. Впрочем, в жизни Альбины имелось мало постоянного, и у старухи она оказывалась лишь тогда, когда ее не сманивали к себе разные богемные друзья, которых Альбина имела бесчисленное множество благодаря своему живому характеру и остроумию. Мало-помалу друзья и любовники Альбины пришли к выводу, что необъятная квартира бывшей певицы гораздо удобнее для веселья, чем современные малогабаритные курятники. Друзья приводили своих друзей, компания наслаивалась на компанию, и общение облегчалось тем обстоятельством, что присутствия Альбины дома вовсе не требовалось, поскольку старуха, передвигавшаяся лишь в кресле-каталке, из квартиры, естественно, не выходила. Марина Яковлевна делала вид, будто страшно недовольна постоянно царившим за стенкой ее комнаты шумным разгулом, появлением незваных гостей (которых, тем не менее, с презрительным ворчанием пускала в квартиру), обилием пьяных и легкими нравами богемы, свившей гнездо у нее под боком. Однако всякий раз после очередного лихого празднества старуха неизменно вызывала к себе в комнату Альбину и ее задушевную подругу Ольгу и часами расспрашивала их обо всех перипетиях случившегося и выясняла подноготную всех присутствовавших. Ее породистое лицо при этом оставалось суровым и слегка презрительным, однако праздных вопросов она не задавала, поскольку прекрасно помнила, что и о ком ей рассказывали. "А, это вот тот, который?.." Или:"А, это   та, которая вот с тем?.." Когда же девицы во главе с Альбиной пытались начать правильный образ жизни, когда переставали появляться гости и веселье утихало, то Марина Яковлевна утрачивала к девицам всякий интерес и лишь надменно принимала от них все те услуги, которые ей оказывались как инвалиду. Впрочем, веселье вскоре возобновлялось, и все возвращалось на круги своя. Иных гостей, которые, по рассказам девиц, представлялись хозяйке незаурядными личностями, приглашали к ее одру. Они целовали старухе ручку и, как правило, не знали, о чем говорить, а потому чувствовали себя не в своей тарелке под пристальным испытующим взглядом. Старуха же, судя по всему, не ощущала ни малейшего смущения, разглядывала гостя, словно представителя заморской фауны, и затем, не дожидаясь завязывания беседы, бесцеремонно отсылала его прочь. Так у нее побывали опустившийся врач-психиатр Девлет Бекирович - по национальности албанец, а по прозвищу "Полет Валькирьевич"; актер из провинции Бивнев, наделенный не меньшим количеством талантов, чем сам Ломоносов; летчик-ас Колпаков, известный тем, что ни разу не летал даже на пассажирском самолете; весь поэтический Орден куртуазных маньеристов, от признанных мэтров до финансового директора, и многие другие. Старуха принимала всех со своей обычной суровостью и не утруждала себя разговорами. В Притоне (так называлась веселая квартира) бытовала легенда о том, что будто бы одному из куртуазных маньеристов удалось заставить старуху расхохотаться, однако в это мало кто верил. Удостоился приглашения и Корсаков, и лишь ему удалось наладить с Мариной Яковлевной беседу, так как он недолго думая передал ей привет от Веры Николаевны Казариновой. Марина Яковлевна заинтересовалась:"Позвольте, кто это?.. Какая хорошая фамилия, и очень знакомая..." Знакомы старухи, разумеется, не были, в чем Корсаков не замедлил честно сознаться, однако он не сомневался в том, что Вера Николаевна с ее любовью к музыке наверняка видела Марину Яковлевну на сцене, а потому на правах давней поклонницы могла и передать привет.

     Бывшая певица узнала от Корсакова много интересного, да и сама рассказала ему немало, хотя разговаривала в свойственной ей манере - как бы сама с собой. В конце концов она заметила, что ее собеседник, неплохо осведомленный о жизни русской артистической эмиграции, очень мало знает о жизни тех же слоев внутри страны. Она осмотрела Корсакова проницательным взглядом и произнесла:

  - Вы, конечно, военный... Не возражайте - уж я-то, слава Богу, повидала вашего брата на своем веку. Но не простой военный... Ладно, голубчик, ступайте, и дай вам Бог удачи.

   Вышедший от хозяйки Корсаков был встречен восхищенными возгласами - еще никому из гостей не удавалось так заинтересовать собой Марину Яковлевну. Корсаков скромно объяснил, что у него со старухой нашлись общие знакомые. Он вообще старался в Притоне держаться скромно и не обращать на себя внимания многочисленных и порой незнакомых посетителей. Точно так же он вел себя и сейчас - сидел в полутемном уголке и читал книжку Ордена куртуазных маньеристов, порой одобрительно усмехаясь. В своем достаточно почтенном возрасте он не испытывал никакой нужды в очках, хотя зрение никогда не берег - читал и лежа, и в полумраке, и в мчащемся автомобиле. Несмотря на все это, он мог часами вглядываться в цель через снайперский прицел, и глаза его не подводили. Поэтому он не покривил душой, когда в ответ на предостережение пробегавшей мимо Альбины:"Глаза испортишь!" - ответил:"Они у меня железные". Когда Альбина, суетившаяся в ожидании прихода гостей, вновь промчалась мимо него, она крикнула на ходу:

  - Нет, Витя, они у тебя не железные, а стальные!

   И, вновь пролетая мимо, она добавила:

  - Стальные, как твое сердце!

   Вероятно, такое утверждение объяснялось тем, что Альбина была к Корсакову неравнодушна и так и не сумела забыть их краткий курортный роман в Сочи. Однако Корсаков предпочитал не задумываться над этим,   понимая, что при его образе жизни никакие отношения с женщинами не имеют перспективы. Пропустив мимо ушей намек Альбины, он прислушался к шуму в прихожей и понял по голосам, что явились его старинные знакомые - всегда грустный Саша и весельчак Алексей, которые были музыкантами и помогали одному своему знакомому содержать увеселительное заведение - нечто среднее между рестораном и клубом. Их функция заключалась в составлении культурных программ, но на деле культурные программы состояли почти полностью из их песен,- сочиненные Сашей тексты сообща перекладывались на музыку. Доходы от заведения не обеспечивали высокой зарплаты, но компаньоны ценили свободу выше денег, а когда становилось совсем туго, то перебивались случайными заработками.

  - Алечка,- рокотал в прихожей Алексей,- к тебе пришли сказочные герои. Александр - это Иван-Царевич, он всегда грустен и питается любовью, а я - его слуги Объедало и Опивало в одном лице. Короче, есть что пожрать?

  - Найдется. Вите скажите спасибо,- ответила Альбина. - Он знает, что вы всегда страдаете от недоедания. Зато выпивку небось не забыли принести?

  - Алечка, я очень старый человек, но сколько живу - не видел, чтобы люди среди ночи бежали в магазин за едой,- веско заметил Алексей. - А вот за выпивкой - почти всякий раз. Мы решаем самый важный вопрос, а на второстепенные нас уже не хватает. Но не перевелись еще добрые люди, которые готовы накормить музыканта! Где Виктор, где этот прекрасный человек? Я хочу обнять его!

   Корсаков вышел в коридор и сразу попал в душные объятия Алексея, который долго щекотал его своей бородой. Саша также застенчиво приобнял Корсакова за плечо. На кухне уже громко скворчали сковородки, возле которых суетились Альбина с Ольгой. Донесся соблазнительный аромат жареного мяса. Саша заметил:

  - Пахнет так, что будет чудо, если не приедет Бивнев.

   Раздался звонок в дверь. Алексей открыл - на пороге стоял Бивнев, полнеющий светловолосый красавец. Актер осклабился, изображая восторг,   и поспешил издать приветственный вопль, широко раскрыв объятия. Алексей холодно произнес: