Открытия, войны, странствия - Евгений Титаренко

… При счете 2:2 мячом овладели Мишка и Владька. Петька спиной приостановил рванувшихся к ним курдю-ковцев. Но в это время Тимка, сопливый курдюковец, заорал благим матом:

— Три тыщи шестьсот! Три тыщи шестьсот! Колька тетки Татьянин аж взвился с земли.

— Две тысячи один! Две тысячи один! — заорал Колька. — Пусть две тысячи пятьсот!

— Нет, три тыщи шестьсот!

Линии аутов вдруг понеслись навстречу друг другу, чтобы слиться в центре поля.

Их поймали, оттащили, на прежние позиции. Но уже все кричали кто «три тысячи шестьсот», кто «две тысячи пятьсот».

Мишка орал во все горло, что он считал про себя и что прошло еще только «две тысячи четыреста сорок девять».

Дело запахло рукопашной. Вмешался судья и объявил, чта он тоже считал про себя и что прошло три тысячи двести пятьдесят секунд. Это среднее решение немножко удовлетворило всех.

При счете 3:3 команды обменялись воротами. Отдыхать не стали.

Второй тайм показал полную несостоятельность Лешки-вратаря: мяч входил в ворота между его ног, входил между рук, входил, отскочив от его головы, входил, не задевая его.

При счете 9:9 игра закончилась.

Разочарованные путешественники и не совсем довольные дальше-выше-быстрейцы попадали на траву за линиями аутов, а поле сразу оккупировали рагозинцы и туринцы.

Этот матч прошел с явным преимуществом рагозин-цев и закончился при счете 13:6 в пользу непобедимых.

Капитаны занесли результаты встреч в таблицу.

Хомич

Перед началом следующих матчей на кладбище пришла Валентина Сергеевна.

— Я не буду мешать, мальчики. Я поболею.

Галдеж сразу стих. Заговорили шепотом одни капитаны. Туринцы уже пытались уменьшить свой вчерашний счет на два мяча. Владьку неожиданно осенило. Он взял таблицу, за углы которой держались три других капитана, и вместе с капитанами потащил ее к Валентине Сергеевне, сидевшей на траве в кругу болельщиков.

— Извините, пожалуйста, — сказал Владька. — Посудите нас немножко.

Валентина Сергеевна взяла у него таблицу, повертела ее в руках.

— А кто тебе глаз подбил? — спросила она.

— Да это я упал, — сказал Владька.

— Надо осторожней, — заметила Валентина Сергеевна.

— Это я часто, — приврал Владька для большей убедительности. — Я всегда глазом падаю.

— Но, мальчики, я ничего не понимаю, как это — судить!

Все сразу кинулись объяснять ей, как и что судят. Но Валентина Сергеевна не выдержала, заткнула уши и, когда все стихли немного, сказала:

— Я буду отмечать здесь, что вы скажете, и следить за временем, а остальное пусть судит кто-нибудь другой.

Желающих обозначать ауты больше не нашлось, так как все они прошлый раз сильно потерпели: нападающие не считались с ними, и спотыкались, и падали через них. Обозначили ауты майками.

Присутствие Валентины Сергеевны, видимо, сильно стесняло курдюковцев, и они проиграли туринцам со счетом 4:7.

На поле вышли белоглинцы и рагозинцы.

Серега-судья дал свисток.

Главные соперники турнира через минуту позабыли о присутствии учительницы и опять всей толпой набросились на мяч.

— Защита! Где защита?! — кричал Владька. Но защиты не было.

То, что Валентина Сергеевна не погнушалась глядеть на «мальчишескую» игру, словно бы освободило девчонок от пренебрежения к футболу, и они расселись между могил на кладбище. А Валентину Сергеевну прямо облепили со всех сторон. Даже Светка пристроилась у самых ее ног.

Напряжение в центре поля росло. Готовым драться насмерть за каждый мяч белоглинцам казалось, что еще немного — и выдохнувшийся соперник будет сломлен.

Но вдруг мяч вылетел из-под ног у путешественников, и никто не успел понять, в чем дело, как на «трибунах» уже заорали: «Го-ол!»

Лешка только ногой шевельнул в сторону мяча…

А самое обидное было, что и Валентина Сергеевна захлопала в ладоши, засмеялась.

Начали с центра поля. И опять игра переместилась к воротам путешественников. Какой-то рагозинец оттолкнул Мишку плечом. Мишка ответил ему пинком под зад. Судья засвистел, назначая пенальти-Валентина Сергеевна позвала к себе Мишку и пострадавшего рагозинца, стала воспитывать. А мяч с одиннадцатиметровой отметки прошел между Лешкиными ногами в ворота.

Назревал полнейший разгром. И белоглинцы вдруг пали духом. Третий влетевший в ворота мяч уже никого не удивил: чего еще было ждать?.. Лешку удалили в аут.

А Валентина Сергеевна не то предложила, не то потребовала:

— Поставьте в ворота Сему Нефедова!

И настолько безразличным вдруг показалось будущее, что Петька буркнул:

— Давай…

Семка сразу выскочил на поле.

Белоглинцы разыграли мяч, но не сделали и попытки драться за него, считая свои ворота пустыми. И в то время, когда непобедимые устремились к воротам, путешественники стояли, ожидая, как побежит от мяча Семка.

А Семка вдруг выскочил из ворот, прыгнув, бросился в самую гущу нападающих, так что три рагозинца кувыркнулись через него.

.— Хо-мич! Хо-мич! — заорали болельщики.

Семка вскочил, оттолкнул подбежавшего к нему Ма-лыгу и бросил мяч дальше центра поля — прямо в ноги Никите. С криком «ура» белоглинцы устремились в атаку.

Мяч, приняв его от Никиты, забил центральный инсайд Мишка.

Болельщики завопили, захлопали. Валентина Сергеевна тоже обрадовалась, и Петька простил ей недавнюю измену.

— Бейте, мальчики! — вдруг крикнула Светка.

Дальше началось невообразимое. Болельщики повскакивали на ноги и кричали, кричали без конца. Семка прыгал на мяч, как лев, — казалось, что Семка хватает его не только руками, но и зубами и всей грудью.

Непобедимые дрогнули. А к путешественникам неожиданно пришло спокойствие…

Рагозинцы снова и снова начинали с центра поля.

— Давай, Сема! — кричали болельщики. — Давай, Хомич!

Футболисты подбегали к Семке, трясли ему руки, обнимали, и всегда приоткрытые Семкины губы были на этот раз плотно сжаты, глаза блестели. Семка тоже выбегал из ворот, чтобы потрясти руки тем, кто забивал гол.

Диверсия

Во втором тайме счет взлетел до 15:3. Белоглинцы уже не кричали друг другу: «Пасуй, рыжий! Пасуй, тебе говорят!», а спокойно советовали: «Отдай Никите, Владик… Ничего, веди сам…» Счет бы, наверное, возрос еще больше, но тут противник пошел на откровенную диверсию.

Мяч вылетел от ноги рагозинца за линию аута в кучу рагозинских запасных и дублеров.

Владька подбежал выкинуть мяч в поле. Мяч подали ему. Владька бросил на Петьку. Тот ударил по мячу, и вдруг от его ноги полетели по траве не один, а несколько мячей. В первый миг никто ничего не мог сообразить. Владька от изумления даже рот раскрыл. Потом схватил покрышку, и от обиды и гнева единственный глаз его заволокло слезами. Покрышка была разрезана ножом или бритвой сверху донизу, и от Петькиной ноги летели не мячи, а тряпки.

— Вот вы как! — сказал Владька и кинулся на рагозинских дублеров.

Все всё поняли, и Никита кинулся вслед за Владь-кой. И все футболисты кинулись туда же, чтобы драться между собой, словно нельзя драться прямо на поле. И болельщики тоже сбежались, будто не могли передраться на местах.

Валентина Сергеевна вскочила на ноги.

— Мальчики! Мальчики, вы слышите! Владька бил покрышкой, остальные кулаками. Наконец Валентина Сергеевна прорвалась в центр побоища, и все замерли как по команде.

— Что это такое? — спросила Валентина Сергеевна, сделав строгое лицо.

— Это мы играем, — сказал Владька.

— Что это такое? — повторила Валентина Сергеевна, обращаясь к отличнику Никите. — От тебя не ожидала, Никита. Что это такое?

— Это ничего, Валентина Сергеевна, — зализывая ссадину на губе, ответил отличник Никита. И глупо добавил: — Это мы всегда так.

Валентина Сергеевна пришла в ужас.

— Всегда! Да разве можно, мальчики! Как вам не стыдно! Вместо того чтобы дружить, коллективно заняться чем-нибудь… Ну вот — играли же, и было хорошо!

Напоминание об игре, которую все уже забыли, опять навело Владьку на мысль о загубленной покрышке, и глаз его снова завлажнел.

— Это было очень некрасиво! — сказала Валентина Сергеевна, перенимая у него покрышку и осматривая порез. — Это все равно что удар из-за угла или предательство!

Рагозинцы почувствовали себя неуютно.

— Будем считать, что тот, кто решился на такое, сам не сознавал, что делает — продолжала Валентина-Сергеевна, — Но на будущее учтите: это очень и очень некрасиво! Я не хочу употреблять более обидных слов.

— А как же мы будем играть? — спросил Колька тетки Татьянин.

И все погрустнели.

Валентина Сергеевна сдвинула брови, потом расправила их. А когда она вот так расправит брови, чуть вскинув их, глаза у нее бывают до того радостными, что кажется: вдруг счастье к человеку привалило…