Любовь и шпионаж - Чарльз Вильямсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему же твоя совесть вдруг заговорила в тебе? Вчера вечером и нынче утром ты пыталась обличить Ивора во всех грехах…
– Видишь ли, сегодня я много думала об этом и стала сомневаться. Я испугалась, что, может быть, мы напрасно осуждаем его. И если он сейчас не придет в этот дом, – я поверю, что ему наплевать на Максину. И буду очень рада за тебя!
Я больше не стала спорить с ней и откинулась на подушку сиденья; мое сердце сильно билось, я уже не думала о том, как мне поступить. Я могла лишь подчиниться «колдунье» Лизе…
– Какой-то мужчина только что вышел вон из-за того угла, – прошептала Лиза, приложив палец к губам. – Это Ивор? Я не могу разглядеть… Нет, вроде не он… (В ее голосе явно звучало разочарование.)
– Он прячется в тени, как будто подстерегает кого-то. И, судя по всему, интересуется именно этим домом. Но если это не Ивор, то кто же? Может быть, сыщик?
– А почему сыщик должен следить за домом мадемуазель де Рензи? – спросила я с удивлением.
Лиза заметно сконфузилась, словно о чем-то проговорилась, и мне показалось, что она что-то скрывает от меня.
– Бог мой! – поспешно ответила она. – Я сказала просто так, потому что этот мужчина не хочет, чтобы его видели… Вон опять он спрятался – теперь за деревом. Его уже не видно, может, он совсем ушел?
Секунду она помолчала и вдруг торопливо зашептала:
– Тсс! О, Ди! Глянь в окошко: появился еще один… и на этот раз, кажется, Ивор… Да! Да! Это он! Боже, как быстро он шагает, почти бежит. Он не видит нашего автомобиля. Глянь же скорей, не бойся, он не заметит тебя, он так торопится на свидание, что даже не смотрит в нашу сторону. Вот он подошел к воротам Максины…
Теперь в ее голосе звучало ликование.
…Все было кончено, моя последняя надежда рухнула! Его глаза, которые так трагически, так обреченно смотрели на меня в отеле, лгали… как и губы, уверявшие меня вчера, что в целом мире нет другой девушки, кроме меня.
– Я не хочу смотреть, – задыхаясь, произнесла я.
– Ну и дура!.. Ага, кто-то открыл ему калитку и впустил его, – продолжала Лиза, не скрывая удовлетворения. – Я не разглядела, кто. Калитка захлопнулась за ним…
– Теперь едем! – умоляла я.
– Нет, нет! – вскричала Лиза. – Еще подождем. Мне дьявольски хочется знать, что будет дальше. Мы находимся в центре событий, как говорит твой дядя Эрик.
Мне было уже безразлично, что будет дальше. Ивор пришел ночью на свидание с Максиной де Рензи, – и все остальное не имело значения. У меня даже не было сил настаивать на немедленном отъезде.
– Хотела бы знать, убежит ли от нас тот мужчина, что прячется в тени, если мы подъедем к нему поближе? – задумчиво сказала Лиза.
Она наклонилась к шоферу и негромко приказала ему ехать вдоль улицы Рю д'Олянд по направлению к незнакомцу. Шофер так и сделал, но незнакомец, стоявший под деревом, не двинулся с места. Как видно, мы его ничуть не интересовали, да и дождь, который к этому времени принялся накрапывать, мешал ему выйти из укрытия.
– Остановитесь вон перед тем домом, у стены, увитой жимолостью, приказала Лиза, но я запротестовала:
– Нет, нет, мы не должны останавливаться. Лиза, я запрещаю! Мы и так чересчур долго находились на этой улице!
– Хорошо, переедем на другое место. Поезжайте, шофер, только медленно… еще дальше… теперь стоп! – распорядилась она, когда мы отъехали от дома Максины де Рензи и приблизились к тому углу, из-за которого незнакомец впервые появился перед нами. Прежде чем я сообразила, что она собирается делать, Лиза выпрыгнула из машины и побежала словно девочка к этому углу. Я хотела удержать ее, но не успела и осталась ждать в машине, все время опасаясь, что меня может увидеть Ивор.
На углу Лиза остановилась и оглянулась назад, на Рю д'Олянд, – причем ее длинный дорожный плащ и платье развевались на ветру.
«Сейчас она вернется!» – устало подумала я, но Лиза вдруг исчезла за углом, и я уже хотела сказать шоферу, чтобы он поехал следом за ней, но она тотчас появилась снова и запыхавшись, подбежала к нам.
В ее руке была зажата небольшая изящная сумочка из парчи; в полутьме, при свете уличного фонаря, тускло поблескивали ее серебряные шнурки…
Глава 18. Диана узнает новости
– Я увидела, что эта сумочка валяется на тротуаре, – пояснила Лиза, – и побежала поднять ее.
– Лучше бы ты оставила ее лежать там, – жестко сказала я. – Может так быть, ее уронила мадемуазель де Рензи.
– Не думаю. Она лежала слишком далеко от ее дома.
– Значит, она принадлежит тому человеку, который прячется под деревом, – предположила я.
– Шутишь? Это же не мужская вещь, какой дурак станет таскать с собой дамские штучки?
– Ты права, это сумка для косметики, – равнодушно согласилась я. – Однако нам пора ехать в отель.
– Ты разве не хочешь подождать, узнать, сколько времени Ивор Дандес будет наслаждаться со своей прелестной Максиной?
– Конечно, не хочу! – воскликнула я, сдерживая слезы, подступавшие к моим глазам. – Я не хочу больше знать о нем ничего!
В тот момент я почти верила, что говорю правду.
– Ладно! – сказала Лиза. – Мы и так узнали достаточно. Теперь ты убедилась, что я вовсе не заслуживаю твоих упреков. И чем меньше ты будешь думать о нем, тем будет лучше для тебя, моя бедная Ди!
– Я не стану думать о нем совсем! – заявила я.
Теперь я знала, как должны чувствовать себя люди, состарившись и устав от жизни. Мне казалось, что даже в восемьдесят лет я не буду более усталой и разбитой, чем сейчас. Единственным утешением было для меня то, что мы уже едем обратно в отель, и скоро я останусь одна в своей комнате, а дверь между мной и Лизой будет закрыта.
Но это было очень слабым утешением, и я не могла даже представить себе, что когда-либо буду снова чему-то радоваться.
– Я думаю, теперь ты можешь выйти замуж за лорда Роберта, – прощебетала Лиза, – и доказать Ивору Дандесу, что тебе плевать на него… Разве не правда?
Говоря это, она зубами пыталась развязать узлы на серебряных шнурах, стягивавших найденную ею сумочку.
– Возможно, выйду, – ответила я.
– Конечно! – воскликнула она радостно. – Представь себе, что в один прекрасный день старший брат Боба умрет, и ты станешь герцогиней!.[18] Ну разве не заманчиво? Только выходи поскорей, пожалуйста, – пусть Ивор не воображает, что разбил твое сердце. Сегодня я весь день наблюдала за Бобом и поняла, что он просто извелся от желания остаться с тобой тэт-а-тэт и сказать тебе нечто важное. Ты ведь скажешь ему «да», не так ли? Ты просто должна сказать «да» и немедленно объявить всем о вашей помолвке!
– Посмотрим, как буду чувствовать себя, если это случится, – ответила я, пытаясь говорить весело, хотя это вряд ли удалось мне.
Наконец, Лиза развязала шнурки на парчовой сумке и заглянула внутрь. По-видимому, она была поражена тем, что увидела там. Она быстро сунула туда руку, ощупала содержимое сумочки и кинула на меня косой взгляд. Однако не сказала, что обнаружила внутри: возможно, хотела разжечь мое любопытство, заставить меня заинтересоваться находкой. Но я не проявила интереса. Даже если б сумочка была битком набита золотом, я в тот момент не придала бы этому значения.
Еще раз глянув искоса на меня и убедившись, что я не наблюдаю за ней, она как-то поспешно затянула шнурки на сумке и запихала ее в один из глубоких карманов своего дорожного плаща.
…Я боялась, что по приезде в отель Лиза пожелает остаться в моей комнате и разозлится, если я начну ее выпроваживать, как я безусловно и сделала бы. Но она вдруг утратила всякий интерес ко мне и к моим делам, – теперь, когда все сомнения были устранены.
Она даже не стала обсуждать со мной события минувшего памятного дня, и когда я сказала ей: «Спокойной ночи!» – небрежно бросила в ответ: «Пока!»
И ничего не возразила, когда я заперла за ней дверь между нашими комнатами на ключ…
«Вероятно, – подумала я, оставшись одна, – самое большее, на что я теперь могу рассчитывать, – это уснуть и постараться быть счастливой хотя бы во сне!»
Но, хотя я изо всех сил старалась отогнать от себя тяжелые мысли и заснуть, – это у меня не получалось. Глаза мои закрывались лишь на минуту, и я ловила себя на том, что постоянно гляжу на окно, час за часом ожидая рассвета…
Ночь казалась мне бесконечной. Я чувствовала себя опозоренной и униженной. Когда я ложилась в постель, было уже около двух часов ночи; как трудно было ждать той минуты, когда рассветет!
Наконец, небо за окном посветлело, стало сперва зеленоватым, а затем голубым, и первые лучи солнца, предвещая отличную погоду, позолотили верхушки Эйфелевой башни.
Я приняла холодный душ и почувствовала себя немного лучше, а после чашки горячего кофе вообще пришла в себя.
Я была уже совсем одета, когда Нэнси осторожно постучалась в мою дверь и спросила, встала ли я и может ли она войти, чтобы причесать меня.