Еретик - Андрей Степаненко

Шаманы-людоеды, подобные Аббасу, все, как один, попадали в Иерусалим Подземный — самый жестокий, и ждало их всех, в общем-то, одно и то же: ад при жизни. По звуки там-тамов бесы резали и разделывали их на мелкие части, жадно пожирая внутренности, высасывая мозг и выковыривая глаза. Аббас говорил, что лично с ним это длилось около полусуток, и он чувствовал все — каждый оттенок боли. Понятно, что после этого напугать Аббаса было просто немыслимо. Нечем его было уже пугать.

Однако для людей утонченных такой подход не годился, и Симон, как правило, водил будущих пророков в Иерусалим Подводный, под мягкие звуки струнных инструментов, безо всякой спешки. Все было почти то же самое, просто вместо разделки, пожирания внутренностей и выварки костей в котле, паломникам Духа вскрывали грудь и бережно вынимали сердце, дабы отмыть его в священных водах источника Зам-Зам от человеческих пороков и страстей.

Некоторых, вроде Александра, сына Македы, можно было после этого посвящения вести в Иерусалим Небесный. Человека не так трясло. И, пожалуй, Мухаммад был единственным, кто прошел туда сам и с первого раза. Однако самым страшным для человека оставался Иерусалим Огненный — Вселенский Тофет, как он есть. Туда вообще никто из монахов не ходил — боялись. И только Симон, один-единственный в Ойкумене, был во всех четырех.

— Ну, что? Надумал? — оторвал его от мыслей Фома.

Симон нехотя кивнул.

— Хорошо. Убедил. Сделаю тебе пророка.

— Семерых, — тут же воодушевился настоятель. — У меня есть отличные ребята.

Симон печально хмыкнул. Эта жадность Фомы его просто убивала.

— Ты, главное, дай мне самых подготовленных. На этот раз Иерусалим будет Огненным.

Амр предвидел все, а потому поставил в хвост колонны лучших из лучших. Так что, едва византийцы зашли ему в спину, только что хромавшие, отстававшие, худо одетые и все, как один, пешие аравитяне развернулись, тут же сплотились в одно целое и дали такой жесткий отпор, что ветераны растерялись.

Но это было только начало; Амр знал: если Зубайр не сумеет ничего сделать с акведуком, на него и на плечи сидящего в засаде небольшого отряда евреев ляжет вся тяжесть битвы. А потом ворота вдруг распахнулись, и евреи поднялись из укрытий и хлынули внутрь чужой крепости.

— Зубайр… — выдохнул Амр. — Тебе удалось…

Что Аарон, что Менас многократно говорили, что для прорыва в Трою сегодняшний день вдруг отступившего Нила подходит уникально, но они же предупреждали, что это почти невозможно.

— Эй, поросята! — крикнул Амр на греческом и тут же — на армянском и латинском, — назад посмотрите! Вам понравится!

Кто-то из византийских командиров обернулся, увидел, закричал, и в следующий миг войско ветеранов смешалось. Они уже видели, как евреи — отряд за отрядом — втекают в открытые ворота их крепости.

— Аллах Акбар! — закричал Амр и ударил верблюда пятками.

Он видел, прямо сейчас происходит главное: привыкшие к неприступности своей Трои византийцы теряют опору — там, внутри себя. И едва его воины, все, как один, двинулись на превосходящих их втрое византийцев, те дрогнули и побежали. Они то пытались повернуть к уже закрытой евреями изнутри крепости, то бросались к пристани и принимались двигать стоящие на приколе негодные старые суда, и, в конце концов, начали делать то же, что и последние защитники Трои. Те, словно горох из кружки, сыпались в бурлящий кроваво-красной пеной Великий Поток — прямо со стены.

Амр с интересом понаблюдал за последними усилиями воинов противника, а совсем скоро уже заезжал в Троянские ворота. Стены — ни пробить, ни взять штурмом, сторожевые башни с запасом самых разных орудий — лет на пять осады, акведук, беспрерывно подающий свежую воду, и самое главное: канал. Обнесенный высоченными стенами Траянский канал проходил прямо посреди крепости, так что ни одно судно не могло пройти из Нила в море Мекканское без дозволения коменданта.

— Ну, вот, Амр, — подъехал явно потрясенный таким везением Менас, — теперь в твоих руках вся торговля Византии со всеми Индиями на свете. Никогда бы не поверил в такое, но только что ты взял империю за кадык.

Первым делом Симон осмотрел кандидатов и, само собой, остался недоволен.

— Ты кого мне подсунул, Фома? Послушников?

Настоятель сделал страшные глаза: мол, не при детях…

— Ну, что ты косишься? — не собирался щадить его Симон и ткнул первого же будущего «пророка» пальцем под дых.

Тот охнул и загнулся.

— Ты хочешь сказать, эта серая мышь пройдет в Огненный Иерусалим?

— Сам не пройдет, а ты проведешь, — надулся настоятель. — И потом… ты таким же к нам пришел.

Симон криво улыбнулся. Фома сказал чистую правду: он пришел в братство почти таким же… ну, может быть, амбиций побольше. Да, характера…

— Все знаете, что вас ждет?

«Пророки» неуверенно переглянулись.

— Дьяками сделаете? — подал голос один.

Симон повернулся к настоятелю.

— Ты что, ничего им не сказал?

Фома насупился.

— Ты обвинять меня собираешься? Или помогать? А если не хочешь…

Симон поднял руку.

— Стоп. Хватит. Хочу ли я, не хочу ли, а Ей от этого не легче. Где будем посвящать?

Мальчишки переглянулись. Они уже чуяли, что им выпала какая-то немыслимая удача.

— Нижний храм, — отозвался Фома. — Больше негде. Сейчас вода в канал сойдет, и можно будет начинать.

— Одеяла есть?

Симон прекрасно помнил, как трясло его от потустороннего холода в первый раз.

— Полно, — кивнул Фома. — Может, полы коврами застлать? У меня штук шесть персидских есть.

Симон кивнул. Ковры это было правильно.

— Лучше бы в два слоя. Полы наверняка слишком холодные.

Мальчишки снова переглянулись — на этот раз тревожно.

— Слушать меня внимательно, — повернулся к ним Симон, — бояться не надо. Надо лишь понимать, хотите вы этого или нет.

— А чего?.. — осторожно поинтересовался самый проворный, тот, что спросил про дьяков. — Чего мы должны хотеть или не хотеть?

— Божьми пророками стать, — прямо сказал Симон. — Удовольствия это не приносит, но смысл своего никчемного существования познаете. Ну, и бояться перестанете. Уж, это — гарантировано.

Мальчишки вытаращили глаза, да так и замерли.

Кифа сидел в наглухо закрытом подвале, пока не прошла четвертая, совсем уже слабая волна. Это было хорошо слышно по шуршанию воды и песка. И лишь тогда начальник охраны Мусейона дал команду выходить.

— Филипп, ты проверяешь масштабы повреждений в архиве. Ибрахим, ты со своими людьми — в здание рукописей. Всем приготовиться… открываем.