Тайник теней - Мария Грипе

Теперь у Герды была прекрасная квартирка, и она ужасно довольна. Сейчас самое главное – держать в неведении отца. Пока Герда жила у Каролины, она чувствовала себя в безопасности. Тогда никому не было известно о том, где она находилась. И Герда могла сохранить свой старый адрес.

Но когда она переехала на другую квартиру, то была вынуждена уведомить власти о переезде и сообщить им новый адрес.

В конце концов ей будет нелегко избежать встречи с отцом. Он отлично знал, что нужно сделать для того, чтобы разузнать ее новый адрес. Это было нехитрое дело: стоило лишь заглянуть в пасторскую контору.

Но на небольшую передышку Герда все же могла рассчитывать. Ее отец был не слишком предприимчив, особенно когда находился в запое. Тогда он вообще старался не показываться властям на глаза.

Но ясное дело: над ними постоянно висела эта угроза.

До сих пор Герде везло. Ей еще ни разу не пришлось встретиться с отцом. Труднее всего сохранить в тайне от соседей, куда она переехала. Они, разумеется, сгорали от любопытства. Особенно та рослая женщина из прачечной. Она была знакома с отцом и всеми средствами пыталась выведать у Герды, где она теперь обитает. Но Герда не поддавалась на ее уловки и молчала как рыба.

Но Каролина уже несколько раз сталкивалась со стариком. Тот пристально вглядывался в нее, но, видимо, не узнавал. А может, в глубине души у него сохранилось неприятное чувство, что им когда-то уже довелось встретиться, и что при той встрече он оказался не на высоте.

Как бы то ни было, Герда должна радоваться, пока это возможно. Нет смысла заранее беспокоиться о том, что может произойти, а надо жить сегодняшним днем. Она, по ее словам, полагалась на милость божью.

Герда и Ингеборг теперь часто вместе ходили в церковь, а Каролина тем временем присматривала за детьми. Герда была верующей и всегда мечтала о том, чтобы ходить в церковь, но не осмеливалась это делать одна. Теперь же вся ее душа была переполнена благодарностью, но так как ни Каролина, ни Ингеборг и слышать не хотели ни о какой благодарности, Герда осыпала благодарностями Бога.

Таким образом, Каролина снова осталась одна и теперь может заниматься, чем хочет. Для нее это большое облегчение. Хотя иногда она и скучает по детям. Но ей нужно работать, а встречаться с детьми в свободное время ей ничто не помешает.

Они часто ходят гулять на кладбище. Оке изо всех сил пытается спасти своих снежных ангелов, но дни стоят солнечные, снег начинает постепенно сходить. Скоро ангелам придется совсем худо. И Оке сильно из-за этого переживает.

– Тогда они тоже умрут, – мрачно говорит он Каролине.

– Да, но на будущую зиму мы слепим новых.

– Но это не одно и то же.

– Да, конечно. Но во всяком случае это утешает.

– Но только не детей в могилах, – Оке грустно качает головой. – У них не будет никакой радости до следующей зимы.

– Но мы можем придумать для них что-нибудь другое.

– А что именно?

В его голосе слышится сомнение.

– Посмотрим, – уклончиво отвечает Каролина. – Всегда можно что-нибудь придумать!

Оке презрительно фыркает. Подобное ему приходилось слышать и раньше. Звучит многообещающе, но все это лишь пустые фразы.

– А умерших детишек все-таки жаль! – с укоризной заявляет он.

Совсем еще недавно он верил в то, что умершие дети становятся упитанными и счастливыми на небесах. Они ведь превращаются в ангелов, а ангелы наверняка богатые, и их там хорошо кормят. В то время Оке был и сам не прочь стать ангелом и досыта наесться. Но теперь он уже так не рассуждает. И это хороший знак. Ведь ему больше не приходится мерзнуть и голодать. Теперь ему хорошо, и у него нет ни малейшего желания расставаться с земной жизнью. Вот поэтому ему так жаль «умерших детишек», как он говорит.

Весна уже вовсю наступает. Днем крыши домов сверкают на солнце, а за окнами блестит капель. Когда же спускаются сумерки, то трепещущие на снегу тени становятся совсем синими. Жизнь постепенно возвращается назад.

Но вправе ли человек быть счастливым, когда в мире бушует война?

Повсюду, почти на каждом углу Каролине встречаются газетные листки с черными заголовками.

Повинуясь внутреннему долгу, она всегда останавливается и долго взирает на них. Но самое страшное, что они почти совсем ее не задевают. Как можно оставаться такой равнодушной ко всему этому бездонному человеческому страданию? Но она почти ничего не чувствует. Это непростительно. Тогда Каролина покупает газеты и начинает читать, пытаясь понять происходящее в мире, но не может сосредоточиться и только рассеянно скользит глазами по строчкам, перелистывает страницы, не понимая того, что читает.

Другое дело – Ингеборг. Та чувствует себя лично причастной ко всему, что происходит в мире. Она по собственной инициативе обратилась к различным организациям, чтобы суметь принести как можно больше пользы. А в свободное время она вяжет и вяжет…

Она, похоже, совсем не знает усталости. Иногда Каролине кажется, что Ингеборг обладает упорством и пылом, которых нет у нее самой. И все же она точно знает, что где-то внутри, в самой глубине ее души тоже имеется нечто подобное, но просто сейчас это ей недоступно. Она так быстро устает. Раньше с ней этого никогда не случалось.

– Мне так бы хотелось быть похожей на тебя, – говорит она Ингеборг. – И как только у тебя сил на все хватает?

Ингеборг устремляет на нее взгляд своих больших, ясных глаз.

– А мне бы так хотелось быть похожей на тебя…

– Но я же ни в чем не могу добиться успеха. Даже в театре. Только топчусь на месте. Ты ведь сама это замечала?

Ингеборг качает головой и берет ее руки в свои.

– Что такое ты говоришь? Ты никогда не была так хороша на сцене, как сейчас. Ты намного лучше любого из нас.

Каролина изумлена. А она-то все время считала, что уже давно зашла в тупик. Что она застыла на одном месте и не может двинуться дальше.

Некоторое время Ингеборг сидит молча. Потом вздыхает и легонько пожимает руки Каролины.

– Тебе нужно этому радоваться.

– Радоваться тому, что я стою на месте? Что ты имеешь в виду?

Ингеборг улыбается, но потом снова становится серьезной.

– Ты находишься в самом процессе развития, Каролина. Хотя ты сама сейчас этого не замечаешь. На самом деле это я топчусь на одном месте. Я могу казаться ужасно амбициозной, но это только видимость. Я стараюсь быть предприимчивой, потому что неспособна ни на что другое. Это стало для меня тяжелой обузой.

– О чем ты?

Ингеборг вздыхает и смотрит на нее грустным взглядом.

– Я потеряла саму себя. В этом весь секрет. Я стараюсь быть той, кем когда-то была. Я просто играю роль самой себя.

– Разве? Я этого не замечала!

– Да. Я все время только этим и занималась.

– В таком случае тебе это хорошо удалось.

Каролина пытается отшутиться, но Ингеборг медленно качает головой:

– Возможно. Но…

Когда-то они обещали предупредить друг друга в случае, если кто-то из них начнет играть роль самого себя. Ингеборг, стало быть, как раз этим и занималась, а Каролина даже ничего не заметила. Но этого не может быть! Каролина пытается ей это объяснить, но та только опускает глаза и вздыхает. Какая-то она сегодня странная!

Но вот Ингеборг снова поднимает глаза и пристальным взглядом смотрит на Каролину. Глаза ее полны слез и печали, но остаются такими же лучистыми, как и прежде.

Такие глаза невозможно не любить.

Ингеборг продолжает:

– Тебе так и не довелось узнать меня, Каролина. На самом деле я исчезла задолго до того, как мы встретились. Ты знаешь только копию, только роль, которую я играю. А подлинник ты так и не встретила.

Каролина непонимающе смотрит на нее. Ингеборг говорит так же, как она сама в минуты беспросветного отчаяния. Но нет! Она не желает слышать подобных речей! Вне себя от волнения, Каролина хватает Ингеборг за плечи и начинает се яростно трясти:

– Это неправда! Ты мне лжешь, Ингеборг!

Ингеборг нерешительно пытается схватить руки Каролины, но та грубо ее отталкивает. Ингеборг говорит:

– Тебе не стоит завидовать мне, Каролина. Я, как Герда, должна постоянно заботиться о том, чтобы быть полезной. Вся разница лишь в том, что у Герды долг лишь воображаемый. Перед Богом, перед всем светом. В то время как мой долг настоящий. И речь здесь идет не о благодарности.

Ингеборг говорит спокойным, деловитым тоном. Как будто рассказывает о ком-то другом, а не о самой себе. Каролине все это хорошо знакомо, и ей хотелось бы обнять Ингеборг, но что-то ее удерживает. Все это так непохоже на Ингеборг.

Но вот Ингеборг поднимается, энергично встряхивает головой и неожиданно с улыбкой заявляет:

– А впрочем, красавица моя, некогда нам тут заниматься философскими рассуждениями. У нас уйма других дел! Идем, Каролина!

Каролина тоже встает. Ей хотелось бы продолжить начатый разговор, но если Ингеборг не хочет, то… Не может же она допытываться.