Жены и дочери - Элизабет Гаскелл

— Это трудно, — продолжил он, — но со временем вы будете намного счастливее.

— Нет, не буду, — ответила Молли, покачав головой. — Будет очень глупо, если я стану убивать себя и жить, стараясь быть такой, как нравится другим. Я не вижу этому конца. Так я никогда не смогу жить. А что касается счастья, о котором вы говорите, я никогда больше не буду счастлива.

В том, что она сказала, была неосознанная глубина, и в эту минуту Роджер не знал, что ответить. Было легче обратить внимание на утверждение девушки семнадцати лет, что она никогда не будет счастлива.

— Чепуха, возможно, лет через десять вы посчитаете это испытание очень легким… кто знает?

— Мне это кажется глупостью. Возможно, все наши испытания покажутся нам глупыми через какое-то время, возможно, сейчас они кажутся такими ангелам. Но мы это мы, вы понимаете, и это происходит с нами сейчас, а не когда-то давным-давно. И мы не ангелы, чтобы утешаться видением конца, к которому все придет.

Никогда прежде Молли не говорила с Роджером так откровенно. И когда она произнесла эти слова, хоть и не отводила с Роджера взгляда, пока они стояли и смотрели друг на друга, она немного покраснела, не зная, почему. Как и он не мог объяснить себе, почему неожиданное удовольствие зародилось в его душе, когда он смотрел на ее простое, выразительное лицо, и на мгновение потерял смысл того, о чем она говорила, от чувства острой жалости к ней, к ее печальной серьезности. Через мгновение он снова пришел в себя. Но мудрейшему и самому разумному юноше двадцати двух лет только приятно, что девушка семнадцати лет смотрит на него, как на Ментора.[29]

— Я знаю, я понимаю. Да, именно сейчас нам придется с этим справиться. Давайте не будем углубляться в метафизику.[30]

Услышав его слова, Молли широко распахнула глаза. Она говорила о метафизике, не зная этого?

— Каждого ждет множество испытаний, с которыми придется столкнуться поочередно, постепенно. О, вот и мама. Она объяснит вам лучше, чем я.

И разговор наедине перерос в беседу на троих. Миссис Хэмли прилегла, она чувствовала себя неважно весь день — как она сказала, она очень скучала по Молли — а теперь ей хотелось услышать обо всех происшествиях, что приключились с девушкой в Тауэрсе. Молли села на скамеечку рядом с изголовьем софы, а Роджер, хотя вначале взял книгу и пытался читать, что мог делать без конца, вдруг обнаружил, что лишь притворяется, что читает — так было интересно слушать рассказ Молли, и, кроме того, если он смог оказать ей помощь, когда она в ней нуждалась, разве не его долг познакомиться со всеми обстоятельствами случившегося?

Так и продолжалось все то время, пока Молли гостила в Хэмли. Миссис Хэмли сочувствовала, ей нравилось слушать подробности, как говорят французы, она проявляла сочувствие en detail,[31] сквайр же проявлял сочувствие en gros.[32] Он очень сожалел о том, что Молли так горюет и почти чувствовал себя виноватым, словно подтолкнул события, упомянув о возможности повторной женитьбы мистера Гибсона в первый же день приезда к ним Молли. Он не раз говорил своей жене:

— Клянусь Богом, мне не следовало говорить этих несчастных слов в тот первый день за ужином. Вы помните, как она их восприняла? Это прозвучало как пророчество, разве нет? С того дня она выглядела бледной, и я не думаю, что с тех пор у нее был хороший аппетит. В будущем я должен больше следить за тем, что говорю. Но все же то, что делает Гибсон, самое лучшее, что он мог сделать для себя и для нее. Я сказал ему только вчера. Хотя мне очень жаль девочку. Хотел бы я никогда не упоминать об этом! Но разве эти слова не были пророческими?

Роджер усердно пытался найти разумный и правильный способ утешения, поскольку он тоже, по-своему, жалел девушку, которая мужественно старалась не унывать ради его матери, несмотря на личное горе. Ему казалось, что высокие принципы и благородные заповеди должны немедленно подействовать. Но этого не происходит, поскольку всегда найдется личный опыт и чувства, которые окажут молчаливое сопротивление всем добрым пожеланиям и высоким предписаниям. Но связь между Ментором и его Телемахом усиливалась с каждым днем. Роджер пытался увести Молли от мрачных мыслей о личном и заинтересовать другим. И, вполне естественно, что объекты его собственного интереса оказывались под рукой. Она понимала, что он делает ей добро, но не знала, почему. Но после разговора с ним она всегда представляла, что у нее есть ключ к добродетели и спокойствию, чтобы ни случилось.

Глава XII

Приготовления к свадьбе

Тем временем роман немолодых влюбленных развивался именно так, как им больше всего нравилось, хотя, возможно, более молодым их отношения показались бы скучными и прозаичными. Лорд Камнор пришел в неописуемый восторг, получив новости из Тауэрса от жены. Он считал, что принял активное участие в устройстве этого брака. Первым, что услышала от него леди Камнор, было:

— Я говорил вам. Разве не я сказал, каким приятным и уместным оказался бы этот роман между Гибсоном и Клэр. Я не помню, когда бы я так радовался. Вы можете презирать сводничество, миледи, но я очень горжусь им. С этих пор я буду подыскивать подходящие пары среди своих немолодых знакомых. Я не буду связываться с молодыми людьми, они склонны капризничать. Но я так преуспел в этом деле, что, думаю, это хороший стимул, чтобы продолжить.

— Продолжить что? — сухо спросила леди Камнор.

— О, планировать… Вы не можете отрицать, что я спланировал это брак.

— Не думаю, что вы делаете много добра или причиняете вред планированием, — ответила она с холодной рассудительностью.

— Это наталкивает людей на нужную мысль, моя дорогая.

— Да, если вы говорите им о своих планах, тогда конечно. Но в этом случае вы не говорили ни с мистером Гибсоном, ни с Клэр, ведь так?

Неожиданно воспоминание о том, как Клэр наткнулась на тот отрывок в письме лорда Камнора, пришло в голову миледи, но она не обмолвилась о нем, предоставив мужу выпутываться самому.

— Нет, конечно, я не говорил с ними.

— Тогда вы, должно быть, сильны в гипнозе. И ваше желание воздействовало на них, если вы приписываете себе роль в этом романе, — продолжила его безжалостная жена.

— По правде говоря, я не могу сказать. Бесполезно вспоминать, что я сказал или сделал. Я очень доволен, и этого достаточно, я намерен показать им, насколько я доволен. Я подарю Клэр что-нибудь к ее платью, и у них будет завтрак в особняке Эшкома. Я напишу об этом Престону. Когда вы говорили, они должны пожениться?

— Я думаю, им лучше подождать до Рождества, я так им и сказала. Поездка на свадьбу в Эшком развлечет детей, я всегда боюсь, что из-за плохой погоды на каникулах им наскучит Тауэрс. Если же будет хороший мороз, они смогут покататься на коньках и салазках в парке. Но за последние два года для них, бедняжек, было слишком сыро!

— А другие бедняжки будут довольствоваться ожиданием, чтобы ваши внуки развлекались на каникулах? «Страдать увеселенья ради». Кажется, у Поупа[33] была такая строчка. «Страдать увеселенья ради»,[34] — повторил он, довольный тем, что к месту употребил цитату.

— Это Байрон, и эти слова не имеют никакого отношения к теме, которую мы обсуждаем. Я удивлена, что ваша светлость цитирует Байрона, он был очень распутным поэтом.

— Я видел, как он приносил клятву в Палате Лордов,[35] — оправдываясь, заметил лорд Камнор.

— Что ж, чем меньше говорить о нем, тем лучше, — ответила леди Камнор. — Я сказала Клэр, что ей лучше не думать о том, чтобы выйти замуж до Рождества, и ей не нужно будет в спешке оставлять школу.

Но Клэр не намеревалась ждать до Рождества. И на этот раз она добилась своего вопреки воле графини без слов и открытого сопротивления. Затем перед ней встала задача посложнее — заставить мистера Гибсона забыть о его плане, согласно которому Синтия должна была присутствовать на свадьбе, даже если ей придется вернуться обратно в школу в Булони сразу же после церемонии. Сначала миссис Киркпатрик сказала, что это была бы восхитительная, очаровательная задумка, только она боится, что ей придется отказаться от собственного желания увидеть дочь рядом с собой в такой момент из-за двойных расходов на путешествие.

Но мистер Гибсон, обычно бережливый в своих тратах, имел поистине щедрое сердце. Он уже проявил свою щедрость, полностью отказавшись от пожизненных процентов, которые получала его будущая жена от очень маленькой собственности покойного мистера Киркпатрика, в пользу Синтии, настаивая, чтобы она приехала в его дом как дочь, как только покинет школу. Пожизненный процент составлял тридцать фунтов в год. Мистер Гибсон дал миссис Киркпатрик 35 фунтов, сказав, что надеется, они покончат с возражениями относительно приезда Синтии на свадьбу. В тот момент миссис Киркпатрик почувствовала, что так и будет, ей передалась сила его желания, и она вообразила, что она сама этого желает. Если бы Клэр написала письмо и отправила деньги в тот же день, пока не угасло переданное ей чувство привязанности, Синтия стала бы подружкой невесты. Но написанию письма препятствовали сотни помех. И на следующий день материнская любовь испарилась, а ценность добавленных денег повысилась. Деньги были так нужны — они доставались миссис Киркпатрик с трудом, а вынужденная разлука матери и дочери уменьшала то количество любви, которое должна была даровать первая. Поэтому миссис Киркпатрик снова убедила себя, что будет неблагоразумно отрывать Синтию от занятий, мешать выполнению ее обязанностей как раз в начале семестра. Она написала письмо мадам Лефевр, настолько густо пропитав его подобным убеждением, что в ответ получила эхо собственных слов, и, передавая их смысл мистеру Гибсону, который был не слишком силен во французском, разрешила мучительный вопрос к его сдержанному, но искреннему сожалению. Но деньги так и не были возвращены. На самом деле, не только эта сумма, но и большая часть из сотни фунтов, которые лорд Камнор преподнес ей в приданое, потребовались для уплаты долгов в Эшкоме — с тех пор, как миссис Киркпатрик стала владелицей школы, она не процветала. И то, что она предпочла рассчитаться с долгами, чем купить себе свадебный наряд, сделало ей честь. Одной из немногих черт характера миссис Киркпатрик, которые можно было уважать, была ее пунктуальность в расчетах с магазинами, где она совершала покупки — в этом проявлялось ее небольшое чувство долга. Какие бы ошибки она ни допускала в силу своей поверхностной и слабой натуры, она всегда чувствовала себя беспокойно, пока не расплачивалась с долгами. И, тем не менее, миссис Киркпатрик без колебаний присвоила себе деньги будущего мужа, когда оказалось, что их не нужно тратить на поездку Синтии. Какие бы предметы одежды она ни покупала для себя, их все можно было выставить на показ и произвести впечатление на дам Холлингфорда. Она убедила себя, что постельное и нижнее белье никто никогда не увидит, тогда как каждое платье вызовет бурные обсуждения и будет оценено в маленьком городке.