Жернова истории - часть 1 - Андрей Колганов

— Сволочи! — выкрикнула она.

— И я говорю – сволочи там, в райкоме, засели! — громко поддержал ее кто-то из собравшихся в аудитории.

— Нет, вы тут все сволочи! — буквально заорала Лида. — Вас же при этом разговоре не один десяток присутствовал! А теперь что – моя хата с краю, я ничего не знаю? Ни одна зараза не пошла в райком своего товарища отстаивать! А донос накатать – так умельцы нашлись?!

В ответ аудитория взорвалась криками, по сравнению с которыми предшествующий шум мог бы сойти за тихий шелест ветра.

Именно в этот момент в аудиторию вошел лектор. Д.Б.Рязанов был поначалу ошарашен этим невообразимым шумом и гамом. Однако сбить с толку партийного деятеля с многолетним дооктябрьским стажем было не так-то просто. Вскоре Рязанов как-то незаметно для присутствующих превратился едва ли не в ведущего этого импровизированного собрания.

Это, конечно, не означало, что в аудитории установилась тишь и благодать. Завести ребят-комсомольцев было проще простого, а вот утихомирить – гораздо сложнее. Самые горячие головы уже начали орать, что надо всем скопом идти в райком и свергать засевшую там шайку бездушных бюрократов.

— Э, погодите! — кричала Лагутина, стараясь перекрыть вопли собравшихся. — Сначала надо Володьку Трындина выручить, а потом уже свергать!

Рязанов, уже более или менее разобравшийся в ситуации, не очень громко, но весомо произнес:

— А ведь девушка права. Сначала, действительно, товарища надо выручать, а потом строить грандиозные планы революционного переворота в райкоме РКСМ. Бюрократов турнуть – это дело хорошее, только о товарище своем забывать совсем не годится.

Лида, вдохновленная поддержкой такого авторитетного товарища, сразу взяла быка за рога:

— Так, надо немедля писать протокол комсомольского собрания, и чтобы каждый, кто присутствовал при том самом разговоре, рассказал, как на самом деле все было. Примем протокол, свидетели подпишутся – и с этой бумагой сразу в райком.

— Вот это деловой подход, — подхватил Д.Б.Рязанов. — Надо выбрать секретаря собрания, пусть он займется протоколом, на следующей перемене все оформите, подпишете, и пойдете заступаться за вашего комсомольца, у которого язык впереди головы бежит. А сейчас – приступим к лекции. Революционный порыв масс – это великолепно, но и об учебе забывать не следует!

После лекции вместе с Лидой подхожу к Рязанову:

— Давид Борисович, — улыбается она, — позвольте вам представить Виктора Валентиновича Осецкого из Наркомата внешней торговли. Нашу практику в Рабкрине мы проходили именно у него. Он очень хотел с вами познакомиться.

— Осецкий, Осецкий… Это не вы скандалили с Лениным в Брюсселе в 1912 году? — интересуется Рязанов.

— Было дело, — смущенно соглашаюсь я, протягивая ему руку. После рукопожатия поворачиваюсь к Лагутиной и говорю:

— Вот, Лида, а Давид Борисович, наверное, с тобой согласится.

— В чем? — почти синхронно воскликнули мои собеседники.

— В том, что обе стороны дискуссии – дураки.

Давид Борисович хитро прищуривается:

— Эх, молодость, молодость! Это ведь вы тут всех завели сегодня? Ну, дорогая, от меня-то вы вряд дождетесь употребления подобных выражений в политических дебатах. Правда, иной раз так и подмывает завернуть что-нибудь эдакое… — Рязанов вздохнул и добавил – Одно могу сказать точно: присоединяться ни к той, ни к другой компании в нынешней дискуссии у меня большого желания нет.

— Скажите, пожалуйста, — перехватываю инициативу в разговоре – а вам уже удалось получить фотокопии "Немецкой идеологии" и "Grundrisse der Kritik der politischen жkonomie"?

Рязанов смотрит на меня с нескрываемым удивлением. Пожалуй, сейчас лишь считанные люди знают о самом существовании первой упомянутой мною рукописи, а тем более – о ее названии. Про "Grundrisse…" те, кто серьезно занимался с "Капиталом", конечно, знают, но вряд ли эта рукопись всерьез интересует больше, чем несколько десятков человек. И эти люди в большинстве своем Рязанову известны. Да и о самом намерении Рязанова заполучить для возглавляемого им института фотокопии рукописей Карла Маркса и Фридриха Энгельса, хранящихся в Архиве СДПГ, было не так уж много осведомленных.

— К сожалению, молодой человек, — после некоторой паузы отвечает Давид Борисович, — пока только идут переговоры c Vorstand'ом германских социал-демократов об организации фотокопирования. Но, во всяком случае, "Немецкую идеологию" мне удалось найти в личном архиве Бернштейна и уломать его передать рукопись в Архив СДПГ. Ну, а тетрадки, составляющие "Grundrisse…", там всегда лежали.

Рязанов снова внимательно посмотрел на меня и осведомился:

— А чем вас, собственно, молодой человек… Виктор Валентинович, так ведь? — интересуют эти рукописи?

— Ну, как же! — с энтузиазмом восклицаю я. — Проследить становление марксистского метода, проникнуть в творческую лабораторию Маркса, в которой создавался "Капитал"… Разве это не заманчиво для любого настоящего марксиста?

— Это, конечно, похвально, — кивнул директор Института Маркса-Энгельса, однако не удержался от некоторого ехидства, — но что-то вашей звезды на марксистского небосклоне дотоле не было заметно.

— Я, конечно, далек от того, чтобы равнять себя с Каутским или Гильфердингом, да даже и с Бухариным. Теоретических трудов за мной тоже не числится, как вы верно подметили, — чуть наклоняю голову в знак признания превосходства моего собеседника. — Однако это не мешает мне в меру своих скромных способностей постигать марксистскую премудрость. Сейчас я как раз пытаюсь разобраться с проблемами капиталистического цикла, изложенными в "Теориях прибавочной стоимости". Что-то мне кажется, что современный капиталистический цикл преподнесет нам некоторые сюрпризы…

Рязанов, похоже, благосклонно отнесся к моей заинтересованности, потому что, особо не раздумывая, предложил:

— А приходите-ка вы, Виктор Валентинович, ко мне в институт. Поговорим в подходящей обстановке. Сейчас вынужден извиниться – совсем не располагаю временем, ибо спешу на занятия в Социалистическую академию.

На том мы и распрощались.

Через день в Москве открылась XIII партконференция (проходившая с 16 по 18 января 1924 года). На нее не было избрано ни одного оппозиционного делегата с решающим голосом. Лишь несколько оппозиционеров, как члены ЦК РКП (б), присутствовали на ней с совещательным голосом. Однако, в отличие от моей реальности, на партконференцию пришел и выступил Троцкий. Да и мой новый знакомый, Д.Б.Рязанов, также собирался выступить там с речью. На этот раз я все же постарался раздобыть гостевой билет и смог судить о происходящем не по одним лишь газетным отчетам.

Выступления делегатов значительно отличалось от того, что происходило в покинутой мною реальности. Достаточно сказать, что там Троцкий вообще не выступал на этой конференции. Здесь же Лев Давидович горячо отстаивал единство партии, называл дискуссию ошибкой. Он заявил:

— Я не призываю сторонников оппозиции отречься от своих взглядов. Но самое меньшее, что вы можете сделать перед лицом партии – это признать, что не следовало ввергать партию в ожесточенные споры, как бы ни был важен их предмет. Разногласия должны преодолеваться в ходе совместной работы, в ходе проверки идей и лозунгов практикой, а не по принципу – кто кого перекричит.

Каменев в своей речи отверг такую постановку вопроса:

— Напрасно Троцкий тут пытается выгораживать оппозиционеров и оставлять им политические лазейки. Если партия сочла ваши взгляды ошибочными, имейте мужество признать это. Мы от вас не требуем церковных покаяний, но не держать камень за пазухой, и сказать – "партия была права, мы же ошибались" — это элементарный долг любого партийца, если он и дальше хочет идти вместе с партией, а не против нее.

Совершенно особняком стояло выступление Рязанова, которое практически повторяло известное мне по историческим источникам. Давид Борисович прекрасно понимал, что в прошедшей дискуссии речь на самом деле шла не только о бюрократизме и внутрипартийной демократии, но и о дележе ленинского наследства:

— И скажу я здесь то же самое, что сказал тов. Каменеву, кажется, на Хамовнической конференции: как друзья вы не садитесь, все же в Ленины не годитесь…

— Пример с т. Лениным показывает, что задачи, ложащиеся на партию, — сверхчеловеческие, тяжелые задачи, что под тяжестью этих задач, если их навалить на одного человека, ломается, заболевает и такой гигант. Во сколько раз вы, с вашими слабенькими силами, меньше справитесь с этой задачей, если не скажете – дело мирское, дело партийное, с ним может справиться только коллектив, только партийная организация, учитывающая и собирающая всю энергию, всю умственную интеллектуальную энергию, которая рассеяна в рабочем классе, которая сконцентрирована в коммунистической партии. Только партийный коллектив может справиться с этой задачей. Долой кандидатов в вожди!