Загадка о морском пейзаже - Антон Кротков

Дальнейшие события развивались очень стремительно: после непродолжительного по времени гула отдаленной артиллерийской канонады на горизонте поднялся в небо толстый столб черного дыма — это горела контрабандистская шхуна, которой не удалось уйти от погони. Затем на берег стали высаживаться матросы с приблизившегося к берегу пограничного броненосца. Затем в лесу, куда бежали не сумевшие попасть на шхуну контрабандисты, захлопали выстрелы. Уцелевшие преступники оказались между молотом и наковальней. Преследуемые подоспевшими бойцами Кукушкина, они выскочили из чащи и стали бросать оружие. Впрочем, этим еще повезло. Мичман с броненосца — высокий, статный красавец, с русыми бачками на энергичном лице, придерживался благородных правил в отношении побежденного противника. Видимо, хорошо зная мстительный нрав Кукушкина, мичман настоял, чтобы пленные были отправлены под конвоем его матросов на пограничный крейсер.

Анри обходил поле боя в поисках потерянной фуражки, которую надо было вернуть подполковнику. Стоило спасть напряжению боя, и у него сильно разболелось расшибленное прикладом плечо. Придерживая покалеченную руку, капитан уговаривал себя, что ему еще повезло. Вокруг него стонали тяжелораненые и хрипели умирающие.

К Вильмонту подошел Кукушкин.

— Слава богу, вы живы! — облегченно воскликнул он, удивленно оглядывая капитана с головы до ног. Анри вдруг заметил, что его ботинки и весь костюм в крови. Но подполковник, не боясь замараться, заключил Анри в объятия:

— А я уже и не чаял вас найти живым.

Анри поморщился от боли. Перед глазами у него все поплыло. Подполковник заметил это и предложил поговорить с мичманом, чтобы жандармского капитана отправили на крейсер, где имелся лазарет, но Вильмонт отказался. Прежде ему надо было узнать, где находится лоцман Густафсон. Вскоре выяснилось, что среди пленных его нет. Оказывается, встретив шхуну в море на лоцманском катере и проводив ее до места высадки, осторожный чиновник сразу вернулся в порт. А когда узнал, что экспедиция разгромлена и его разыскивает полиция, подался в бега. Лоцмана арестовали только через четыре дня на хуторе в тридцати верстах от Гельсингфорса. Люди железнодорожного жандарма штабс-ротмистра Кошечкина смогли проследить за невестой Густафсона, которая решила проведать жениха. Как ни старалась женщина соблюдать осторожность, филеры оказались ловчее и сумели обнаружить убежище разыскиваемого преступника.

Кошечкин решил устроить арестованному контрабандисту первый допрос сразу на месте его задержания. Пойманный чиновник выглядел не самым лучшим образом: щеки заросли щетиной, волосы были нечесаны, белье несвежее. У него был воспаленный, бегающий взгляд затравленного, смертельно уставшего зверя. Густафсон сидел на стуле, выставленном на середину комнаты. Отвечая на очередной вопрос, задержанный поворачивался к тому, кто его задал, всем телом вместе со стулом.

У каждого офицера — и у пограничника, и у Кошечкина, и у Вильмонта — в этом деле имелся собственный интерес, поэтому каждый заготовил свои вопросы для Густафсона. Вильмонт терпеливо дожидался, когда коллеги расспросят задержанного про контрабандистские дела. Казалось, что лоцман даже рад, что до него первыми добрались пограничники и жандармы, а не его деловые партнеры, которые могли его обвинить в провале. Особенно лоцман страшился своего будущего тестя — таможенного деятеля Сибелиуса. Поэтому Густафсон облегченно заулыбался, узнав, что тот находится в тюрьме. Создавалось впечатление, что лоцман достаточно откровенен в своих ответах, так как стремится смягчить свою участь сотрудничеством с властями.

Выяснив все, что их интересует, коллеги уступили арестованного Вильмонту. Но как Анри ни бился, ему не удалось узнать ничего нового. Густафсон клялся и божился, что никому не передавал служебных сведений о царской яхте. В какой-то момент Кошечкин отозвал коллегу-жандарма в сторонку и сказал, кивая на задержанного:

— Вы ничего из него более не выжмете. Я эту кроличью душонку насквозь вижу. Если бы он что-то знал, то уже рассказал бы. Похоже, мы напрасно грешили на него в этом деле.

Однако через два дня Кошечкин сообщил Вильмонту, что появились интересные новости. Анри немедленно поспешил в железнодорожную жандармерию, в которой после ареста содержался лоцман. На этот раз он нашел Густафсона отдохнувшим, порозовевшим и даже вальяжным. Вместо тюремной робы арестант был облачен в бархатный домашний сюртук, завязанный в талии небрежным узлом. Его сияющий белизной жилет, душистые волосы и очки в тонкой оправе свидетельствовали об удивительном для его положения благополучии. Густафсон сидел в удобном глубоком кресле и по ходу беседы покуривал сигару. Происходящее совсем не было похоже на допрос, скорее на разговор трех приятелей.

В награду за словоохотливость Кошечкин не отправил ценного свидетеля до суда в тюрьму, где, опасающиеся разоблачения, контрабандистские бароны могли с ним расправиться. Густафсон содержался под усиленной охраной в небольшой комнате без окон, временно превращенной в камеру. Хотя камерой данное помещение можно было назвать лишь условно. Оно было обставлено хорошей мебелью. Арестант получал из дома необходимые ему вещи. Кошечкин следил только за тем, чтобы в передачах не было предметов, с помощью которых узник в минуты душевного упадка мог бы покончить с собой. И чтобы оставшиеся на свободе дружки не подсыпали яду в доставляемую для узника из трактира еду.

Лоцман еще раз повторил для приехавшего жандармского капитана то, что прежде уже сообщил местным офицерам: оказывается, он слышал, что нападение с помощью мин на «Полярную звезду» организовало финское подполье. А поддерживают сепаратистов — снабжают деньгами и оружием — якобы шведы.

— Я даже знаю место в шхерах, где находится тайная база террористов. Они зовут ее «храмом».

Чтобы сразу отвести от себя возможные подозрения в причастности к банде националистов, Густафсон особо подчеркнул, что случайно узнал о существовании «храма».

Однако приехавший вместе с Вильмонтом подполковник Кукушкин скептически отнесся к новости:

— Небось цену себе набиваете, Густафсон. Вот и придумываете всякие басни. И название-то какое выдумали — «храм»! Признайтесь уж сразу, что решили нашими руками разорить конкурентов, у которых на этом острове склад спирта и прочего контрабандистского товара имеется?

Пограничник пояснил не искушенному в местных делах питерцу:

— Министерство финансов десятками шлет директивы, чтобы мы пресекли массовый завоз спирта финскими шхунами на острова Гохланд, Тюттершер и другие, где он складируется, а затем по льду или лодками небольшими партиями переправляется на материк. Финские власти смотрят на это сквозь пальцы. Таможенные крейсера часто не могут осуществлять преследование. Вот нам, пограничникам, и приходится на лодках обыскивать острова на предмет обнаружения нелегальных складов. Но кроме спирта и разного барахла там ничего другого не бывает.

— Нет, клянусь вам! Я говорю вам правду, — чуть ли не бил себя в грудь в искреннем порыве Густафсон.

— Мне обидно ваше недоверие. Особенно теперь, когда я рассказал вам все, как на исповеди.

После допроса офицеры перешли в кабинет Кошечкина. Было решено на следующий день, прямо с утра отправиться на указанный лоцманом остров и осмотреть тайный склад, если он, конечно, существует. Однако ночью на море разыгрался сильный шторм. И этой же ночью у Вильмонта началась лихорадка. За два дня, что минули с боя на берегу, он так и не нашел времени на то, чтобы показать ушибленную руку врачу, хотя боль в покалеченном суставе постоянно напоминала о себе. Чтобы при ходьбе плечо не слишком двигалось и не доставляло ему невыносимых мучений, Вильмонт носил руку подвешенной на платке. В итоге поврежденный неприятельским прикладом сустав распух и горел, словно в огне. Анри еле добрался до квартиры врача. Оказалось, что сустав выбит. Доктор сумел его вправить, но о том, чтобы пациенту куда-то ехать в ближайший день-два, не могло быть и речи.

Прошло еще двое суток, прежде чем опухоль на плече спала. Но за это время произошло событие, которое перечеркнуло надежду выйти в скором времени на след злоумышленников. На указанном лоцманом острове действительно было найдено кое-что интересное. Кукушкин по собственной инициативе решил устроить засаду и захватить хозяев «храма», когда они явятся на остров. И вскоре те пожаловали — в маленькой лодке к острову приплыли двое мужчин, совсем непохожих на финнов или шведских разведчиков. Они оказали ожесточенное сопротивление пограничникам, и оба были убиты в перестрелке.

Кошечкин рвал и метал, когда рассказывал об этом Вильмонту: