Бесценный дар (СИ) - Темень Натан

— Степан, убери своего Ваську, пока никого не покалечил! — крикнули у Астры над ухом. Мужичок в пыльных сапогах до колена и комбинезоне поверх рубашки в клетку принялся ловить козла, а Дуняша сказала:

— А ты чего стоишь, смотришь? Этот Васька ведь не разбирает, кому поддать. Получишь по мягкому месту.

Мужичок загонял козла за изгородь. Козёл упирался и выворачивался, норовя уйти в сторону. «Иди, иди, — пыхтел хозяин, — Дождёшься, на мясо пущу!»

— Дуняша, как узнать, беременна я или нет? — внезапно спросила Астра. Дуняша воззрилась на неё, а она пояснила: — Меня тошнило вчера, прямо наизнанку вывернуло. У меня на тест денег нет. А к врачу не хочу идти. Я документы дома оставила.

Дуняша посмотрела мимо неё на Степана. Тот всё боролся с козлом. Васька мемекал дребезжащим голосом.

— А что делать станешь, если и правда беременная?

— Как что? Аборт, конечно.

Дуняша открыла калитку, поманила Астру за собой. Они вошли во двор.

— Я тебе вот что скажу, — Дуняша плотно закрыла за собой калитку. — Ты дурью не майся. Ничего ты не беременная. Подумаешь, тошнило. Мало ли кого тошнит.

— А если и правда? — взвилась Астра. — Что я делать буду? С… с байстрюком на руках! — откуда у неё взялось это слово, она не знала.

— Тоже живая душа, — медленно сказала Дуняша, глядя на Астру.

— Нет, не живая. Пока зародыш, не душа вовсе! — зашипела Астра. — Нам врач на лекции рассказывал!

— Ну, раз на лекции… А деньги у тебя на аборт имеются? Если даже на тест не хватило?

Астра смутилась. Об этом она ещё не думала.

— Вот видишь. Ладно, помогу тебе. Раз уж такое дело, — Дуняша двинулась к крыльцу. Взошла по ступенькам в сени.

— У бабки твоей травки разные были. На всякий случай. И от этого дела тоже. — Дуняша привстала на цыпочки, отодвинула пёструю занавеску. За занавеской на стенке рядком были вбиты крючья. По крючьям висели кастрюльки, ковшики и медный, сверкнувший на свету округлым медовым боком, таз. Сбоку на крайнем крюке висела связка матерчатых мешочков. Дуняша сняла всю связку. Астра присела на лавку и стала ждать.

— Нет, — сказала Дуняша, войдя в комнату. — Нету. Кончилась, должно быть.

— Что же делать?

— Как что? Собрать, вестимо. Сейчас как раз сезон.

— Я не умею.

— А я тебя научу, — Дуняша полезла куда-то за печку, покопалась там, и вернулась с потрёпанной книжкой. — Вот. Тут все травки как есть описаны. Я тебе её покажу, и где искать, расскажу. Пойдёшь в лес и принесёшь.

Она открыла книжку и принялась листать пожелтевшие страницы.

— Дуняша, а меня сегодня ведьминой внучкой назвали.

— И что?

— Как что? Обидно.

— Нет тут ничего обидного, — Дуняша перевернула очередную страничку. — А кто сказал?

— Мальчишка. На велосипеде. А бабки смотрели.

— Ты мальчишек больше слушай.

— Нет, ты скажи, почему ведьма? Разве так можно про покойников?

— Про покойников? — Дуняша внимательно глянула на Астру поверх страницы. — Про покойников нельзя. Вот она, травка твоя. — Она ткнула пальцем в картинку. На картинке топорщила листочки неведомая Астре зелёная ерунда.

— А ведьмой бабку твою правильно называют. Ведь она ведьма и есть. То есть была.

Глава 24

Горничная нагнулась над столиком, и Уолтер Сокс перевёл дух. Он как раз решал прелестную задачу, какой вид лучше — со спины или наоборот. Пока его затуманенный взгляд отдавал предпочтение одному пикантному виду, горничная успела повернуться, и млеющий от открывшегося зрелища организм тут же проголосовал за открывшийся пейзаж.

— Я поставила цветы в вазу. Хотите бутоньерку? — она мило улыбнулась, показав белые зубки, и зачарованный господин Уолтер машинально кивнул.

Он опустил глаза на ловкие пальчики, прикрепляющие цветок к пиджаку. Перевёл взгляд дальше, и обнаружил, что вблизи вид гораздо аппетитнее. Лёгкие касания не вызвали никаких электрических импульсов в теле Уолтера, как это описывают в любовных романах. Ему просто стало тепло. Тепло и уютно.

Господин Уолтер Сокс, владелец компании «Стальной гигант», мечтал о покое. Покой ему только снился, снился с утра и до поздней ночи. Столько длился рабочий день господина Сокса. А ещё мерещилась ему его дорогая жена, Гортензия. Она являлась в кабинет, стоило только задремать в любимом кресле после чашечки кофе с коньяком и хорошей сигары. Гортензия смотрела на него глазами замороженной креветки, потом швыряла перед ним фото их четверых детей в золотой рамочке. Рамочка издавала печальный звон, а Уолтер подскакивал в кресле, глядя, как секретарша ставит на стол ещё одну кофейную чашку. Господин Сокс унимал бьющееся сердце и вновь принимался за работу.

Утро понедельника ожидало господина Сокса, раскрыв жадные объятья рутины. Разве что кресло родного кабинета в программе дня заменяла мебель красного дерева в номере отеля «Шелдон». Перемена места ничего не меняла в жизни Уолтера Сокса. Всюду было одно и то же, и даже вид из окна давно перестал радовать пресыщенного видами бизнесмена. Если видел один отель «Шелдон», ты видел их все. Если ты провёл тысячу деловых встреч, тысяча первая ничего не изменит.

Перспектива провести ещё один скучный день обрушилась на господина Сокса похоронной плитой. Этот незримый, но увесистый удар потряс его некрепкие нервы, и вызвал нелогичные действия. Он взял тонкие пальчики девушки трепещущими пальцами и поднёс к губам. Горничная улыбнулась, его окутало тёплым ароматом цветочного мыла и настоящей женщины. Кровать красного дерева вдруг показалась Уолтеру очень удобной, а податливое тело, которое он перенёс в неё и бросил на шёлковое покрывало, совсем невесомым.

— Господин Сокс. Господин Сокс, — голос секретарши стучал в голову, как звук заевшего будильника. — Господин Сокс, немедленно прекратите это.

Он поднял голову, продолжая цепляться за восхитительную грудь. Что себе позволяет эта особа?

Секретарша стояла над ним, как статуя несвободы. Такая же монументальная. Её светлые глаза смотрели на парочку в постели без всякого выражения.

— Септимия, оставьте нас вместе… оставьте нас одних, — прокаркал Уолтер. Что за нелепая сцена. Она должна немедленно уйти!

— Не могу этого сделать, господин Уолтер, — холодно ответила секретарь, не двигаясь с места. Он повёл взглядом по номеру. Дверь была открыта, и господин Сокс похолодел.

— Я пыталась вас предупредить, господин Сокс, но вы не слушали. Ваша супруга здесь.

Он уже и сам это видел. Гортензия, Гортензия со сжатыми в ниточку губами и укоризненным взором мороженой трески. Худший из его кошмаров. Гортензия, совладелец компании и хозяйка солидного пакета акций. Недавний Уолтер, горячий и нелогичный, испарился как дым, оставив на заледеневшем шёлке покрывала плоское, дряблое тело господина Сокса, акционера и бизнесмена.

Дальнейшие события господин Сокс воспринимал через удушающую вуаль безнадёжности и стыда. Вот он выбирается из постели, дёргая ногой, почему-то запутавшейся в липком шёлке. Девица, недавно такая желанная, а теперь просто вульгарная, прикрывается подушкой.

Вот он, под бдительным присмотром жены и невесть откуда взявшегося управляющего отеля вкупе с помощником, собирает разбросанные по номеру вещи, и никак не может найти завалившийся за спинку кресла галстук. Наконец он вытягивает галстук за кончик и набрасывает его на шею, как дорогую удавку. Вот он, сопровождаемый мёртво молчащей женой, с одной стороны, и управляющим с другой, спускается вниз, а сзади стучит каблуками бесстрастная, как ледник, секретарь Септимия. В руках Септимии сползший по дороге на мраморные плитки пола, и подобранный ею галстук шефа.

Вот они выходят в вестибюль, и он слышит, как курьер, остановившийся поглазеть, говорит уборщику, смуглому мужчине в цветастой вязаной шапочке и с множеством кудлатых косичек: «Что это на них на всех за поветрие нашло? Один с неба свалился вместе с вертолётом, другого с девкой застукали!» А уборщик меланхолично отвечает, храня на лице выражение непреходящего умиротворения: «Видно, такая карма» — и принимается неторопливо натирать полы.