Дорога дней - Хажак Месропович Гюльназарян

Толпа, постепенно рассеиваясь, прошла мимо нас. Я и Чко тоже пошли домой.

Нам стало весело, а Чко то и дело повторял чужую остроту:

— «Взял, говорит, поглядеть, который час»…

Мы были уже почти у нашей школы, когда Чко вдруг остановился:

— Учитель!

— Чего?

— Я знаю, где часы.

Я вытаращил глаза.

— Да ну?!

— Знаю. Честное слово, знаю! Пошли…

Он потянул меня за рукав, и мы повернули назад. На улице уже никого не было. Мы дошли до двухэтажного дома, Чко подошел к водосточной трубе, просунул туда руку и тут же вытащил:

— Погляди.

При тусклом свете электрических фонарей я увидел поблескивающие на ладони Чко золотые часы.

НАЧАЛО ИСПЫТАНИЯ

Если бы мы знали, какие беды навлекут на нас эти блестящие часы, которые к тому же не ходили! По дороге мы то и дело прикладывали их к уху, но они не тикали.

— Надо завести, — сказал Чко и стал крутить завод. Что-то хрустнуло внутри, но стрелка так и не сдвинулась с места.

Мы прошли мимо школы, свернули на нашу улицу и остановились. Чко спросил:

— Что теперь делать?

— Откуда я знаю!

— На́, забери с собой.

— Нет, нет, — поспешно отказался я, — бери ты.

— И я не хочу.

После долгих раздумий мы решили спрятать часы меж досок нашего амбара.

— Утром что-нибудь придумаем, — сказал на прощанье Чко.

Я пробрался во двор, быстро спрятал часы и вошел в дом. Наши еще не спали. Зарик за столом учила уроки, отец сидел на тахте и, откинувшись на подушки, слушал, как она читает, а мать вязала чулок из разноцветных бумажных ниток. Я хотел было тихо прошмыгнуть в угол, не привлекая к себе внимания, но мать отложила вязанье и язвительно произнесла:

— А-а, здравствуйте, добро пожаловать! Проходите, присаживайтесь…

Я остановился в растерянности, Зарик перестала читать, и все трое молча уставились на меня.

— Небось твой пастух думает, собака стадо сбережет? — прервала молчание мать. — Ты что, теперь и по ночам гулять будешь?

Я попробовал оправдаться:

— В школе я был, в школе. Занимались мы.

— Не ври! — сказала Зарик. — И не стыдно тебе?

Ясно, дома что-то произошло: я не в первый раз приходил поздно, но раньше меня не встречали так.

— А тебе-то что? — набросился я на Зарик.

— Молчи! — неожиданно сурово сказал отец. Его голос никогда не звучал так резко. — Где был? — понизив голос, спросил он.

Я опустил голову, я не мог обманывать отца.

— В кино ходил…

— Так бы и говорил. Ну-ка покажи билет.

— Билета нет.

— Нет? Конечно, нет! Да разве у тебя что-нибудь есть?

— Ну что я такого сделал? — со слезами в голосе сказал я.

— А что ты еще мог сделать? — вмешалась мать. — Вот учительница твоя приходила только что…

Я обо всем догадался, а мать, уже не сдерживаясь, обрушилась на меня:

— И не стыдно тебе! Отец хворый, а целый день трудится, от себя урывает, чтобы сыну всего хватало: и книг, и тетрадей, и карандашей. Слава тебе, господи, одет, обут…

Я невольно оглядел себя, увидел грубые, тяжелые башмаки, давно потерявшие прежний коричневый цвет, залатанные на коленях брюки и выгоревшую блузу, которые защищали от холода еще моего отца, и убедился, что у меня действительно есть все.

А мать все распалялась!

— Другие дети и голодные и холодные, а учатся. Вон сын Осанны — мать целый день стирает на других, воду таскает, а погляди, как сын старается, не надивишься…

Мать имела в виду Мелика из четвертого класса, которого я и Чко прозвали «балда Мелик», но который, по словам всех, хорошо учился.

— И что из тебя получится? Учительница говорит, ты еще ни разу не отвечал как следует… Весь день ты и твой дружок только и знаете, что других задирать.

— Что еще за дружок? — спросил отец.

Я ответил.

— Чко? Ну ладно, я завтра же его проучу как следует.

И как это мой отец собирался «проучить» Чко?

Конечно, об этом не стоило беспокоиться, но вот что меня удивило: товарищ Шахнабатян была у нас дома и разговаривала с родителями.

— Такая видная собой, приличная женщина, да разве такую можно обижать! — мало-помалу отходила мать.

Я перешел в наступление:

— «Видная, приличная»! Как бы не так! А с нами небось и разговаривать не хочет!

Отец снова прикрикнул:

— Да замолчи ты!

Мать еще долго причитала:

— Ох, судьба наша горькая! И в кого ты такой уродился…

Я сел на постель и стал раздеваться.

С неожиданной нежностью мать вдруг спросила:

— Дать тебе поесть?..

— Нет, — отказался я, хотя с обеда и крошки в рот не брал, бегал весь день и ужасно проголодался.

Когда я лег, все понемногу утихли.

Зарик кончила учить уроки, мать расстелила постели, затем нерешительно подошла к выключателю и с опаской нажала на кнопку.

С этой минуты начались мои мучения. С одной стороны, этот визит товарища Шахнабатян, ее разговор с родителями, подробности которого я не знал, но последствия которого, я предвидел, еще скажутся. С другой — эти злополучные часы… Я долго лежал в темноте с открытыми глазами и думал. Хватился вдруг, что утром часы не просто будет достать: женщины во дворе