Флот обреченных - Аллан Коул

Он встал, чтобы произнести тост.

— Выпьем за неподобающее настроение.

Стэн чокнулся со своим эксцентричным боссом, и оба опрокинули в себя море огня: чистый стрегг — штука забористая. Император налил еще по стакану.

Итак, выпьем и это — и гуляй, Стэн, иди на все четыре стороны. Неужели… свобода?

— Вот когда я вернусь из этого дурацкого рекламного турне, тогда завертится настоящее дело. И мне потребуется помощь.

Стэн понял, что мечту о свободе можно оставить.

— Мне приходилось перестраивать мою чертову империю не один раз, — продолжал император. — Но я не думал, что на этот раз дела обстоят так погано. Пойми правильно — я знаю, что именно надо перестраивать. Но после этой войны рядом совсем не осталось толковых людей, которые в состоянии помочь мне в этом.

Сулламоре и его прихлебателям только бы набить собственную мошну. Бездарные хапуги. Честным бизнесом они бы и гроша не заработали. Живут коррупцией. Короче, мысль о них не повышает мне настроение. Нужна свежая кровь, талантливые парни вроде тебя. Будет трудно. Подожмем яйца лет на пятьдесят — шестьдесят, но потом свое возьмем. Так, чтоб мы могли гордиться новым, очищенным миром.

Стэну разговор не понравился с самого начала; когда же в него заскочило это «мы», он встревожился не на шутку.

— Извините, ваше величество, — сказал он, — но я не уверен, что смогу оправдать ваши ожидания.

Император остановил его нетерпеливым жестом.

— Об этом не волнуйся. У меня миллион идей.

— Я не о том волнуюсь, — сказал Стэн. — И не хочу казаться неблагодарным. Однако… — Он заробел, но все же решился: — Видите ли, у меня большие сомнения насчет того, где и как я намерен провести ближайшие пятьдесят — шестьдесят лет. Одно кажется несомненным — не на военной службе. Мне тоже военная рутина надоела не меньше, чем вам — рутина императорская.

Властитель рассмеялся.

— И к какой же карьере молодца клонит?

— Точно не знаю, — промолвил Стэн. — Надо пока уйти на покой. Пару годков просто поболтаюсь без дела. Хочу поглядеть со стороны, куда ветер дует.

Император пристально посмотрел на Стэна. Потом улыбнулся, тряхнул головой и молча чокнулся со своим собеседником. Аудиенция подошла к концу.

Стэн осушил стакан и встал. Он отдал императору честь. Очевидно, в последний раз. Император встал и тоже четким движением поднял руку к виску.

— Через шесть месяцев, — предрек он, — безделье тебе осточертеет. А к тому времени я как раз вернусь домой. Вот тогда и загляни ко мне.

Уверенный на все сто, что император заблуждается в своих расчетах, Стэн повернулся на каблуках и вышел вон.

Глава 57

Вечный император не спеша спускался на землю по трапу «Нормандии». Телохранители-гурки шли вокруг него тесной толпой. Выйдя из люка корабля, властитель на секунду остановился и облегченно вздохнул. Его приказ был выполнен — никаких толп встречающего народа в соуардском главном космопорте Прайм-Уорлда. Лишь немного в отдалении стояли его персональный гравитолет и машины сопровождения, чтобы ехать в мрачный бункер под руинами замка.

Пора что-то делать с этими руинами, напомнил он себе. Следует по-настоящему ускорить работы по восстановлению дворца. Он тосковал не по внешнему великолепию дворца, а по тому комфорту, который был внутри, по возможности действительно уединиться от всего мира. Как будет приятно предаться давней безумной мечте — воссоздать рецепт лака, которым великий Страдивари покрывал свои скрипки.

В какие-то моменты император ощущал, что, если кто-то опять подойдет к нему с просьбой решить то-то и то-то или обратить внимание на горестное положение того-то и того-то, он просто расплачется навзрыд. Беда в том, что императоры, которые позволяли себе публичные проявления слабости, очень недолго оставались вечными. Однако именно по-детски расплакаться — вот чего ему хотелось временами. Когда казалось, что уже никакие силы не вызовут улыбку в момент, когда на него устремлена сотня телекамер. Когда рука опухала от рукопожатий. О, с какой силой ему жали эту несчастную руку, стараясь выказать свое восхищение и доказать, что считают его великим героем!

Он подумал о другом герое и весело заморгал, усмехнувшись уголками рта. После одной битвы адъютант того героя сказал своему начальнику: «Отныне вы стали великим героем», — «Но если бы я проиграл эту битву, я стал бы величайшим мерзавцем в истории человечества»,*- ответил тот. Как же звали того героя? А бог его знает. Кажется, какой-то пруссак. В истории было столько героев — всех и не упомнишь.

Вечный император внутренне встряхнулся и зашагал в сторону своего гравитолета. Несколько лет назад он бы завалился спать на несколько суток, а потом переоделся бы Рашидом, чтобы улизнуть из дворца и пропустить стаканчик-другой в «Ковенантере» и переспать с Яниз. Но ни «Ковенантера», ни Яниз больше не существует. Из-за предательства. И любимое место отдыха, и любимая женщина погибли. По его вине. И он как-то с этим смирился. И как-то забыл.

Мастер раздваиваться. Мастер скрывать свои подлинные мысли. Ба! Разве не в этом твоя беда, инженер Рашид? Ты дьявольски усложняешь каждую мелочь. Будь проще, глупее — и, может быть, миллионам твоих подданных будет легче дышать. И было бы меньше трупов. И меньше тех, кто превозносит его на коленях. А это, пожалуй, хуже смерти.

Идя к своей машине, вечный император чувствовал груз каждого дня из своей жизни, которая длилась вот уже три тысячи лет. А потом заметил улыбающееся лицо Сулламоры и даже тихо застонал. Затем чуть было не застонал уже громко, когда Сулламора схватил его руку и стал ее пожимать.

— Добро пожаловать домой, ваше величество, — елейным голосом пропел Сулламора. — Мы гордимся вами!

«Еще бы вам мной не гордиться, — отметила про себя рашидовская часть сознания. — Вы спите и видите, как бы своими интригами втравить меня в новую войну с кем-нибудь, чтобы наживаться на военных поставках». Но вечно-императорская часть его сознания повелела губам сперва улыбнуться, а затем сложиться в вежливые слова благодарности.

— У меня маленькая просьба, — продолжал Сулламора. — Знаю, как вы торопитесь домой, но…

Император поднял брови. Он был готов взорваться гневом. Однако он так устал, что язык не ворочался. И вяло махнул рукой Сулламоре: продолжайте.

— Это касается персонала космопорта, — затараторил Сулламора. — Они ждали вас несколько часов, чтобы увидеть…

Император посмотрел туда, куда показывал промышленник, и увидел небольшую группу портовых служащих, которые сгрудились у главных ворот.

О нет! Опять улыбаться и жать руки! О-о-ох!..

— Нет, не могу, Танз, — сказал император. — Пусть с ними пообщается Махони. Он задерживается на «Нормандии». Выйдет через минуту-другую.

Властитель уже занес ногу на приступку гравитолета, но Сулламора настаивал:

— Это будет совсем не то, ваше величество. Они хотят именно вас видеть. Я понимаю, эти люди не настоящие воины и так далее. Однако и они старались во время войны. Поэтому я бы очень вас просил…

Вечный император сдался и двинулся к воротам. Он хотел побыстрее покончить с этим, а потому зашагал быстро, и его гуркам пришлось поспешать на своих коротких ногах.

По мере того как он приближался, небольшая толпа разразилась криками ликования. А император, как профессионал, который не привык разочаровывать публику, нацепил ослепительную улыбку и стал пожимать руки. Он у каждого спрашивал имя, пожимая руку, ласково брал человека другой рукой за локоть. Это двойное рукопожатие казалось наиболее теплым. К тому же можно левой рукой незаметно контролировать силу, с которой человек трясет твою руку.

Пройдя примерно треть шеренги служащих космопорта, властитель подошел к очень бледному молодому человеку с чрезмерным блеском в глазах. Император спросил его имя и наградил стандартным двойным рукопожатием. Он не расслышал невнятно произнесенное имя, поэтому не мог повторить его, а просто добросердечно улыбался юноше.

Потом потянул свою руку.

Молодой человек ее не отпускал.

Вечный император не успел и на одну десятую долю секунды удивиться, потому что сразу увидел, как левой рукой молодой человек вынимает пистолет. Император резко качнулся назад, но пистолет уже громыхнул — четыре раза подряд, хотя император ощутил только страшные удары в живот — и никакой боли…

Гурки повалили Чаппеля и вонзили в него десяток кинжалов. Убийца был мертв, но его палец в последней судороге давил на курок уже разряженного пистолета. Все произошло так быстро, что толпа не успела что-либо осознать и броситься врассыпную.

Сулламора стоял пригвожденный к месту тем, что он находится так близко к месту убийства, даром что убийство заказано им самим. Танз стал наклоняться на одно колено рядом с лежащим на земле императором.