Убывающая луна: распутье судьбы - Алена Даркина

— Меня это не пугает, — доброжелательно объяснил Узиил. — Я стану мучеником за веру моих отцов.

— Не обольщайтесь. Вас казнят как прелюбодея и изменника. Кажется, вы воспитывали племянницу, дочь вашей умершей сестры. Я найду людей, которые подтвердят, что она не только в доме прибиралась, но и постель вам согревала. Много найдется людей, которые поверят в вашу невиновность?

Старик молча смотрел на короля. Загфуран оценил это молчание — оно было красноречивее слов. Манчелу развернулся и вышел. Даже по его походке Загфуран увидел, как разгневан монарх. Еще бы — он так унижался, чтобы склонить гордого старика на свою сторону, но план не сработал. А задумка была великолепная: если бы отец Узиил встал рядом с королем…. То, что священник сделал другой выбор, вопило не о его наивности, но о настоящей глупости. Если бы в нем сохранилась хоть капля мудрости, он присоединился бы к Святой церкви хотя бы для вида, чтобы использовать власть для помощи тем, кто верит ему, для помощи той же принцессе… Что-то подсказывало минарсу, что Мирела поступит так же, как этот священник, и тогда в стране начнется раскол. Но это выгодно им. Если не дать восстанию сильно разгореться и действовать быстро, можно уничтожить врагов трона, обвинив их в пособничестве принцессе, которая хочет убить отца. Если Манчелу не блефует и оклевещет противников так, чтобы они не представляли опасности, победа Святой церкви обеспечена. Загфуран посмотрел на монарха с уважением. До сих пор он недооценивал Манчелу.

— Меня обвиняют в смерти Езеты! — пробурчал король. — Да зачем мне сдалась эта старая кляча, она бы сама умерла в ближайший год…

Минарс с удивлением взглянул на монарха. По правде говоря, он тоже считал, что смерть Езеты произошла не без участия короля. Но если не он, то кто? Впрочем, это уже не важно. Маг направил мысли монарха в другую сторону.

— Ваше величество, если позволите…

— Чего тебе? — недовольно пробубнил король.

— У меня есть кандидатура не такая одиозная, как отец Узиил, но не менее достойная на пост вашей правой руки.

— Уж не ты ли? — хмыкнул Манчелу. В гневе он забывал о том, что с Мудрыми надо обращаться уважительно, и переходил на "ты".

— Что вы! — Загфуран изобразил подобострастие. — Я весьма скромного мнения о своих способностях.

— Списки всех, кого вы хотите порекомендовать, передайте мне, — повторил монарх, не оборачиваясь. — Я проверю и утвержу тех, кого посчитаю нужным. И еще — забудьте об Энгарне. Все силы бросьте на Святую церковь. Это мое последнее предупреждение, — после этого король махнул, делая знак, что дальше за ним следовать не стоит.

Загфуран постоял немного, размышляя. Король требует списки — он предоставит их, но сначала надо тщательно их обдумать. Кого стоит сразу показать Манчелу, а чьи имена пока отложить, чтобы затем незаметно ввести их в орден Светлых. Теперь он еще раз убедился: борьба с церковью Хранителей Гошты будет легкой. Одних казнят за неподобающее духовникам поведение, другие поспешат перейти под крыло короля. Третьих казнят, как Узиила, за непокорность. Самая большая проблема в другом: как переиграть короля? Минарсу надо было не столько утвердить Святую церковь, сколько покорить Энгарн. И если Манчелу будет в этом мешать… Придется с ним расстаться.

12 юльйо, Раввиф, столица Яхии, страны амазонок.

Ветерок, вырвавшийся из объятий березовой рощи, обласкал беленые стены городской стены, скользнул выше, поцеловав щеки женщины-стража. Она смущенно тряхнула головой, но сердце ее преисполнилось благодарности. Несмотря на то, что уже тридцать лет враг не подходил к стенам Раввифа, стражи, так же, как и женщины-воины, находившиеся у границы страны, носили полные доспехи. Даже шлем с пышным конским хвостом на затылке они не могли снять, пока стояли в дозоре. В летний полдень и кожаные брюки заставляли истекать потом, не то, что закаленная сталь… Женщина перехватила копье и вновь устремила взгляд на дорогу. Ничто не заставляет чувствовать раздражение так сильно, как осознание бессмысленности своего дела. Если бы враг перешел границу, королева бы узнала об этом и без городской стражи. Яхия очень невелика, умещается в небольшом лесу между Энгарном и Ногалой, так что бой сразу бы услышали, а вскоре и увидели бы. Отвернувшись от леса, женщина с тоской представила бассейн у себя в доме. Когда закончится ее стража, она полежит там с часок, пока не замерзнет. Может, и раба пригласит присоединиться. Она захватила его месяц назад — виллана из лейнской деревни. С тех пор как Энгарн заключил перемирие с Яхией, на его территории королева ходить запрещала. Раб, которому она пока не дала имя, оказался в меру уродливым и в меру тупым. Если с работой по дому он еще справлялся, то с утешением госпожи не очень. Кажется, он так сильно боялся ее, что оказывался способным на подвиг в постели только после того, как много выпьет. Женщина ободряла себя тем, что таким он будет недолго. Мужчины ведут себя одинаково, когда становятся пленниками амазонок, спустя время это проходит. Вон они — рабы и свободные — обрабатывают поля за городом, доставляют госпожам пищу. Они старательно выполняли многочисленные обязанности и в поле, и в постели. Жаловались на них редко. Рабы старались не доводить госпожу до того, чтобы пришлось жаловаться.

Женщина взглянула на лес и тут же вновь на работающих вилланов. Среди них происходило нечто необычное. Внезапно они замирали и стояли недвижимо среди поля. Амазонка нахмурилась, всмотрелась в них до рези в глазах. Что происходит? И тут она заметила: фигура в длинном балахоне сначала казалась прозрачной, немного погодя сотканной из серого тумана. Постепенно этот туман густел, превращаясь в черную дымку и обретая плоть. "Что за чудеса?" — женщина собралась свиснуть, чтобы подать тревогу, но будто два черных шила вонзились в сердце — так посмотрела на нее незнакомка. Посмотрела сквозь легкую черную вуаль, колышущуюся на ветру. Амазонка замерла, не в силах пошевелиться. А гостья приблизилась к воротам и произнесла тихо, но так, что сердце судорожно сжалось в комок от этого голоса:

— Я хочу видеть королеву. Я не причиню зла.

Неизвестно, зачем она это сказала — противиться все равно никто бы не смог. Кто может противиться смерти?

Уже когда фея смерти миновала городские ворота, амазонка повернулась и посмотрела ей вслед, точно, как мужчины, работающие в поле. Черная фигура, удаляясь среди белых городских улиц, постепенно теряла плотность, вновь превращаясь сначала в дымку, потом в туман, и, наконец, исчезая в воздухе.

"Что ей нужно от королевы?" — подумала женщина, и сердце заныло в тоске.