Ты только для меня - Ульяна Николаевна Романова

Мы пытались разговаривать с Лешиком, объяснять происходящее, но тот не желал слышать правду. Он хотел увидеться с отцом.

Карина часто плакала от бессилия, мама принимала лекарства для нормализации давления, а я просто скрипела зубами и в паре с Сашей уматывала племянника физическими нагрузками. Мы лепили снеговиков, занимались зарядкой. Саша даже показал азы боевых искусств, которые пришлось осваивать и нам с Кариной.

Но в этом был свой плюс. Потому что я не знала, куда себя деть от беспокойства. Слишком сильно переживала за Дэна. Слишком винила себя в случившемся. И мучилась неизвестностью. И, пожалуй, неизвестность давила сильнее всего.

Теперь еще и ночные кошмары…

Было раннее утро, за окном только занимался рассвет. Я горько вздохнула и отправилась в ванную, точно зная, что больше не усну. Привычно не замечая темные круги под глазами, умылась, привела себя в порядок и вернулась в комнату, чтобы переодеться.

А на пороге была буквально сметена вихрем по имени Дэн, который тут же сгреб в медвежьи объятия и, не дав и слова молвить, накинулся на мои губы в жадном поцелуе.

Сердце забилось так, что казалось, вот-вот выскочит. Я радостно взвизгнула, обнимая Дэна за шею, и прижалась к нему всем телом. Прикрыла глаза, сходя с ума от его близости, сдаваясь под его напором, задыхаясь от невероятной остроты ощущений.

Дэн оторвался от моих губ, резкими рваными движениями стянув с себя толстовку, бросил ее на пол, протянул ладони, и спустя мгновение там же лежала и моя пижамная кофта.

Грозовский приподнял меня за бедра, укладывая на постель, и навалился сверху, жадными поцелуями покрывая мое тело и одновременно стягивая с меня брюки и белье.

Я опустила руки, неловко пытаясь расстегнуть ремень на его джинсах.

– Сам! – прорычал Дэн в ответ на мои жалкие потуги.

Тело горело огнем, сил ждать не было, хотелось поскорее утонуть в его объятиях, хотелось чувствовать его прикосновения, зная, что это не сон.

– Я с ума сходила три недели, – хрипло прошептала я, приподнимаясь, пока Дэн избавлялся от остатков одежды.

– Я тоже, – признался Грозовский.

Он хищно улыбнулся, возвращаясь на постель и одновременно раздвигая мои колени в стороны. И так и замер, абсолютно безумными глазами рассматривая обнаженную и полностью раскрытую меня.

А потом сделал то, чего я точно не ожидала – развел ноги еще шире, низко склонился и провел языком по клитору. Обхватил губами чувствительное местечко и провел языком так, что я выгнулась дугой и задержала дыхание, видя перед глазами только темные круги. Вцепилась пальцами в простыни, пока его язык ласкал клитор. Умело, уверенно, жадно…

Когда я почти приблизилась к пику, Дэн резко отстранился, не обращая внимания на мои недовольные стоны, перевернул на живот, заставляя приподнять бедра, и нетерпеливо вошел, заполняя меня до упора. Практически зарычал, замерев на мгновение. Затем снова сделал резкий толчок. Его пальцы сильно сжимали мои ягодицы, пока Дэн быстрыми, уверенными движениями подводил меня к краю пропасти.

И когда я кончила, тут же последовал за мной.

– Как ты? – поинтересовался он, когда мы немного отдышались и просто лежали обнявшись.

– Я так переживала за тебя, – призналась я, крепче прижимаясь к стальному телу своего мужчины. – Почему так долго? Почему не звонил?

– Не мог я позвонить, – выдохнул Дэн, хмуря брови.

Он перевернулся, нависая надо мной и внимательно всматриваясь в мое лицо. Протянул руку и очень нежно погладил скулу.

– Расскажи мне, – попросила я, млея от его прикосновений.

– Расскажу, – согласился Дэн, прикрыв глаза. – Одевайся, разговор будет долгим…

– Сядь, – велел Дэн, когда мы оделись.

Я устроилась на постели и напряженно посмотрела на Грозовского, сидящего напротив. Он был зол. Я это всеми фибрами души чувствовала. Но в этот раз не на меня. На ситуацию. И, кажется, на самого себя.

– Скоро сюда приедут… люди. Важные, – подбирая слова, начал Дэн.

Резко поднялся, завел руки за голову и сцепил ладони в замок на затылке. Со свистом выдохнул, взял себя в руки и уже спокойно продолжил:

– Пока я не могу оградить тебя от этого. Временно.

Он подошел ко мне, устроился на корточках и произнес:

– Ты согласишься на все их условия. Но делать будешь то, что говорю тебе я, поняла?

– Да, – прошептала я, холодея от страха.

– Выслушаешь, что тебе скажут, и потребуешь взамен, чтобы они обеспечили безопасность тебе и твоей семье. Они согласятся.

– Что происходит? – вскинулась я. – Кто приедет?

Дэн молчал, сурово нахмурив брови.

– Грозовский, я заслуживаю знать правду!

– Почему Марату нужна ты? – задал Дэн вопрос, от которого у меня в горле пересохло.

– Понятия не имею, – честно призналась я.

– И про отцово завещание тоже не знаешь? – Дэн пристально вглядывался в мое лицо, считывая его выражение.

– Отец оставил завещание? – округлила я глаза.

– И оно спасло вам жизнь двенадцать лет назад, – немного расслабившись, объяснил Дэн.

– Я ничего не понимаю, – произнесла растерянно.

– Твой отец что-то чувствовал. Подозревал. И составил завещание, в котором указал, что оставляет все младшей дочери и еще не родившемуся внуку. Но с условием – ты вступаешь в права наследства по исполнении двадцати пяти лет, а Алексей – восемнадцати. Так отец выторговал вам время.

Я опустилась на постель, уронив лицо в ладони. В горле встал тяжелый ком, а из глаз потекли слезы. Почему папа не защитил и себя тоже?

– И если бы с вами что-то случилось, все его деньги получили бы благотворительные фонды. Я выяснил, какие. Марат при всем рвении ни копейки бы не получил, – продолжил Дэн. – Именно поэтому вас отпустили тогда. Под присмотром Мельника. Вы получили иллюзию свободы, а Марат спокойно получал всю прибыль.

– То есть, Коля нас и не спасал никогда?

Подняла на Дэна покрасневшие больные глаза, огорошенная новостями. Да, Марат Завадский оказался еще более продуманной скотиной, чем я думала. И все годы мы были просто на длинном поводке.

– Нет. Он работал на Марата. И именно из-за связи с ним его поперли из… организации, которую органически не переваривает Капа. А когда тебе исполнилось двадцать пять, вокруг вас стали крутиться уже другие люди Марата. И отцовских чувств к пацану он тоже не испытывает, скорее, ищет возможность получить легально его долю.

Захотелось выругаться. Или что-нибудь разбить.

– Карине не говори про Мельника, ей и так слишком тяжело, – попросила я.

Дэн согласно кивнул и перевел взгляд на мой медальон.

– Спрячь штучку под свитер, – посоветовал он, указывая на амулет.

И почему мне показалось, что про папин подарок Дэн знает много больше, чем хочет показать?