Fashionopolis. Цена быстрой моды и будущее одежды - Дана Томас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В последние несколько лет стал набирать темпы решоринг – возвращение производства, выведенного за океан во время бума глобализации после НАФТА, особенно в сфере моды. В 2014 г. в Соединенных Штатах производство текстиля и одежды стало третьим по темпам решоринга сектором после электрики и транспортного оборудования[306] и вторым по темпам роста в 2016 г.[307] В нем было занято 135 тыс. человек, и оно обеспечивало 10 % американской сферы моды – впечатляющий скачок по сравнению с 3 % на 2013 г.[308] В Великобритании доля рабочих мест в производстве одежды подскочила на 9 % с 2011 по 2016 г., достигнув в совокупности 100 тыс.[309], и еще 20 тыс., предположительно, должны были добавиться к 2020 г.[310]
Сегодняшнее движение за решоринг осуществляется отнюдь не в духе мантры «Сделаем Америку снова великой» – наивно-оптимистичного убеждения, что если компании вернут на родину то, что вывели за рубеж в 1990-х и 2000-х гг., то все уволенные сотрудники вновь получат прежние места. Дело в том, что большинство этих работников «выпали из обоймы» за минувшие два с половиной десятилетия. Да и следование прежней исчерпавшей себя бизнес-модели Аркрайта не продвигает моду вперед.
Нет, то, что делают English Fine Cottons и ее собратья, – это райтшоринг: перезапуск отечественного производства – часто на давно простаивавших фабриках – с самой современной технологией и на условиях прозрачности. Райтшоринг выглядит «не так, как выглядела промышленность в 1980-х гг., – сказал мне бывший глава Альянса моды Нэшвилла Вэн Такер. – Инновация развивается лавинообразно и быстро. Важны социальные аспекты, особенно устойчивость. Ею управляют технологии. Все автоматизировано».
Пол Донован, главный экономист UBS Wealth Management, называет этот тренд «откатом» глобализации, какой мы ее знаем[311]. «Роботизация и цифровизация позволяют эффективно заниматься производством на местах… Торговые войны сегодня продолжают битвы прошлого». Донован предсказывает, что мировая торговля товарами, такими как одежда, «вернется к чему-то вроде старой “имперской модели”, при которой импортируется сырье, а затем обрабатывается близко к потребителю». Райтшоринг не означает, что фабрики должны все необходимое закупать по соседству, – хлопок не будут выращивать в Великобритании для English Fine Cottons[312]. Однако это означает производство рядом с конечным потребителем, подобно тому как English Fine Cottons прядет волокно для носков Marks & Spencer, продающихся по всей Великобритании, или дизайнеры закупают ткань рядом с домом, как Натали Чэнин заказывает хлопчатобумажный трикотаж, изготовленный в Северной и Южной Каролине.
Как ни странно, технологии способны в конечном счете трансформировать производство текстиля и одежды в направлении индивидуализации и этичности. Одежда не обязательно должна производиться низкооплачиваемыми, терпящими дурное обращение работниками на устаревшем оборудовании. Все можно выпускать в вертикально интегрированных сообществах, в чистых тихих фабричных цехах под контролем ассистентов с технической подготовкой. И это может произойти в сообществах, давно отказавшихся от производства. Упомянутыми ассистентами могут стать ваши знакомые. А может быть, фабрика расположится буквально через дорогу. Автоматизация не сулит тысячи рабочих мест в промышленности, но места, которые она создает, – сотню там, сотню здесь – будут хорошими, безопасными и высокооплачиваемыми. Как бы странно это ни звучало, технология привнесет человечность в цепочку поставок.
Райтшоринг настолько оживил индустрию текстиля и одежды Северной Каролины, что к 2017 г. в ней были заняты 42 тыс. человек на 700 фабриках, многие из которых так же высокотехнологичны, как English Fine Cottons. В Южной Каролине Parkdale Mills была одной из крупнейших в Америке прядильных фабрик бóльшую часть XX в.[313] В 1980 г. она имела 2000 работников на заводе в Гаффни, которые производили больше миллиона килограммов пряжи в неделю. После заключения в 2005 г. договора между ВТО и Китаем Parkdale перенесла производство в материковый Китай, и городская фабрика погрузилась в спячку. В 2010 г. Parkdale вновь открылась в Южной Каролине с новейшим оборудованием, которое обслуживают техники, присматривающие за прядильным цехом из чистых помещений. «Мы знали: чтобы выжить, нужно осваивать технологии по максимуму», – объяснил генеральный директор Parkdale Андерсон Уорлик. Теперь 140 человек способны производить 1,1 млн кг пряжи в неделю. Хотя это не 2000 рабочих мест былого времени, но на 140 больше нуля. Подобный успех может быть заразителен: новые бизнесы порождают все новые бизнесы, и тогда происходит настоящий бум и в давно погрузившиеся в уныние небольшие города возвращается жизнь.
Финансирование поступает отовсюду, включая Китай. В 2015 г. Keer Group из Чжэцзяна открыла свою первую фабрику за пределами родины, «текстильный кампус» стоимостью $218 млн и площадью 66,7 га в округе Ланкастер в Южной Калифорнии – так появилось более пятисот рабочих мест[314]. Как и на Tower Mill, здесь сплошная компьютеризация.
Движущий мотив у Keer Group, разумеется, экономический: растущие издержки на оплату рабочей силы и энергии в Китае сделали прядение менее прибыльным делом. Кроме того, однако, как узнали Маккормак и Шонесси, наполнить пустующую фабрику новыми технологиями намного проще, чем апгрейдить действующую. Нет ни простоев, ни увольнений, ни списания имеющегося оборудования в утиль. В Южной Каролине нашлись и дополнительные соблазны, такие как «близость к производителям хлопка и доступ к порту», объясняет президент Keer Group Чжу Шань Цин[315].
И, как обнаружили Маккормак и Шонесси, существует и «материальное поощрение» райтшоринга – в случае Keer это примерно $20 млн, включая гранты на развитие инфраструктуры, доходные облигации и налоговые льготы. Сегодня повсюду в обеих Каролинах находятся десятки высокотехнологичных текстильных фабрик, принадлежащих китайцам, – факт, вызывающий недоверие у некоторых местных жителей. Тогдашний президент Корпорации экономического развития Ланкастера Каунти Кит Таннелл признался: «Никогда не думал, что работу в текстильной промышленности вернут сюда именно китайцы»[316].
В Нью-Йорке задача не сводилась к одному лишь райтшорингу; нужно было поддержать оставшиеся крохи производства. Одни попытки были более удачными, другие менее. Еще в 1997 г. глава муниципального совета Бруклина обнародовал план создания «инкубатора» моды в Терминале Буша[317] в Сансет-парке; план так и завис. В 1998 г. Garment Industry Development Corp., организация, занимающаяся вопросами управления и трудовых отношений, объявила о создании Центра модернизации фэшн-индустрии; в конце концов инициатива выдохлась. Дизайнер Нанетт Лепор, компания которой размещалась на Западной 35-й улице, организовала митинги под лозунгом «Спасем Швейный квартал!» и пыталась добиться поддержки этой инициативы у вашингтонских законотворцев[318]. Результатов почти никаких.
Самой действенной силой оказалась лояльность таких работавших в Нью-Йорке дарований, как Мария Корнехо из Zero + Maria Cornejo. Еще в конце 1980-х гг. уроженка Чили, дизайнер с британским образованием, работая на английского ретейлера массовой моды Jigsaw в Париже,
