Похищение Европы - Александр Белов

Рультетегин глубоко затянулся и выпустил плотное облако сизого дыма. Саша, как зачарованный, смотрел на это облако; оно распалось на множество тонких струек, из которых, как из нитей, стали ткаться зыбкие образы.

Рультетегин продолжал говорить, но Белов не слышал его. Точнее, слышал, но слова, казалось, миновали уши и попадали в самое сердце.

— Первый Хранитель был смел и умен, но — увы! — ему недоставало хитрости. У него была чистая душа, и он не знал, на какое коварство способен белый человек. Это так, мельгитанин! Прошло еще две весны, и однажды к стойбищу вышел мужчина. Он еле стоял, и все тело его было покрыто струпьями и язвами. На ногах у него болтались обрывки цепей; они въелись в тело до самых костей; от этих ран исходило зловоние. Мой предок, первый Хранитель, знал такие раны. Он думал, что мужчина никогда больше не будет ходить по земле, потому что ноги его почернели до самых коленей.

Человек не мог говорить; он тихо скулил, как скулит слепой щенок, когда ищет сосцы матери. Его десны распухли, а зубы шатались. Он не ел мяса, и Хранитель поил его молоком оленихи.

Если бы не Сэрту, этот человек никогда не увидел бы нарождающуюся луну. Но мой предок положил камень рядом с мельгитанином и… Раны начали заживать.

Охотники разбили его цепи; вы, белые люди, называете их кандалами. Мужчина быстро пошел на поправку, а потом… Случилось вот что…

Белов вздрогнул — таким ярким было неожиданное видение. Стены жилища внезапно раздвинулись; струйки табачного дыма завязались хитрыми узелками и сложились в пугающую картину.

Мужчина, высокий и худой, с шевелюрой седых волос, пробирался ночью по стойбищу. Он проскользнул между юртами и бросил собакам немного вяленой рыбы — юколы. Псы глухо заворчали и не стали поднимать лай.

Мужчина откинул полог и вошел в юрту, где сидел Хранитель. Рука предка Рультетегина ласкала сверток из оленьих шкур, где хранилось самое дорогое.

— Отдай мне камень, старик! — шепотом сказал мужчина. За спиной он держал короткий нож в ножнах.

Хранитель покачал головой. Легкая улыбка тронула его лицо.

— Ты же знаешь, я не могу. Сэрту принадлежит нам.

— Отдай камень, и я не буду тебя убивать! — прохрипел мужчина, доставая нож из ножен. Лицо его и вся фигура показались Белову странно знакомыми, словно бы он уже их где-то видел. Но где? Он не мог вспомнить.

— Убьешь ты меня или нет — это ничего не изменит. Но Хранитель не должен отдавать то, что призван хранить.

— Ах так, упрямец! — вскричал мужчина. — Ты сам виноват!

Мягким, неуловимым, кошачьим движением он бросился вперед и прежде, чем старик успел поднять руку, чтобы защититься, вонзил ему в сердце нож по самую рукоять.

Из уголка рта Хранителя показалась струйка темной крови; она быстро прибывала и пузырилась на губах.

Убийца схватил сверток и прижал его к груди.

— Сэрту! — алчно сказал он. — Мой Сэрту!

Он коротко рассмеялся и шагнул из юрты в непроглядную черноту ночи. Ноги его были длинны и быстры; мужчина бежал не хуже оленя.

Мягкие торбаса не оставляли на земле даже легких следов, мышцы работали, не зная усталости.

Но Хранитель угасающим взором видел своего губителя сквозь покров темноты; он простер окровавленную руку и, схватившись за рукоять ножа, торчавшую из груди, произнес:

— Будь ты проклят! И ты, и род твой — до последнего колена! — и умер.

У Белова закружилась голова. Он почувствовал, что еще немного и упадет. Перед глазами возник тот самый нож — с коротким лезвием и в ножнах из оленьей шкуры. Но он был не совсем такой, каким предстал в его видении.

Теперь в его рукоять был вделан небольшой камень, размером с ноготь мизинца. Этот камень излучал мягкое голубоватое сияние.

Когда раздался настойчивый стук в дверь, доктор вздрогнул.

— Ватсон, открой! — послышался голос Витька.

Федор быстро сунул ложку в банку с персиковым компотом и спрятал ее под кровать. Затем схватил висевшее в изголовье полотенце и наскоро вытер усы и бороду.

Станислав Маркович открыл дверь; на пороге стоял Витек, и он был чем-то сильно возбужден.

— Что случилось? Очередной звонок? — спросил Ватсон.

Злобин помотал головой.

— Нет. Факс. От Шмидта. — На Лукина он даже не взглянул. — Пойдем скорее, ты сам должен это видеть. — И Витек, грохоча ботинками, стал спускаться по чугунной витой лестнице.

Ватсон бросил книжку на кровать и устремился следом. Федор потянулся было за компотом, но передумал и поспешил за приятелями вниз, в центральный зал.

Витек сунул доктору полученный факс. Черно-белое изображение было смазано, но тем не менее увиденное заставило Ватсона вздрогнуть.

Он перечитал подпись под фотографией: «Митрофанов Николай Васильевич. Купец первой гильдии».

Федор выглянул из-за плеча Ватсона и удовлетворенно произнес:

— Ну? И что я говорил? Разве я был неправ?

Доктор осторожно, словно опасался чего-то, положил бумагу на стол и придвинул лампу. Все трое склонились над нечетким изображением.

— Витек, — шепотом произнес Ватсон. — Поправь меня, если я ошибаюсь. Может, это просто галлюцинация? Может, я сплю? Ой! — вскрикнул он — Федор больно ущипнул его за руку. — Нет, не сплю. Тогда скажите, вы видите то же самое, что и я?

— Конечно, — подтвердил Лукин. — Это — призрак!

— Да, — сказал Витек. — Это — Князь!

С фотографии на них смотрело знакомое лицо с грубыми и резкими чертами. Колючие серые глаза под кустистыми бровями, густая шевелюра, седых волос. Это действительно был Князь, непонятно каким образом попавший на страницу журнала «Вестник Камчатки» за тысяча девятьсот восьмой год.

Белов пришел в себя, когда над тундрой забрезжили первые лучи солнца. Они пробивались сквозь дырки в шатре и проникали в юрту.

Угли давно уже остыли и стали золой. Рультетегина в жилище не было.

Саша ощущал непривычно странную легкость в голове; словно у него на плечах вдруг вырос воздушный шарик, наполненный гелием.

Он относил это на счет настойки, которой напоил его шаман. Мысли очистились; сделались легкими и ясными. Тревоги и волнения отошли на второй план, но рассказанное (и — показанное) Рультетегиным виделось особенно четко.

Вероломное убийство Хранителя, похищение Сэрту, высокий худой человек с пышной седой шевелюрой, очень похожий на… кого?

Белов не помнил. Зато он очень хорошо помнил фразу Ивана Пиновича, сказанную незадолго до того, как Саша погрузился в глубокий спокойный сон:

— Не задавай ненужных вопросов, мельгитанин! Многие загадки только кажутся неразрешимыми. Подожди немного. Пройдет время, и ответы найдутся сами собой.

«Найдутся сами собой…» — про себя повторил Белов и подумал, что неплохо бы еще немного поспать. Он хотел было перевернуться на другой бок, но что-то, лежавшее под грудью, мешало и кололо подмышку.

Он пошарил рукой и нащупал продолговатый сверток из ровдуги. Саша достал сверток и развернул. Из куска выделанной оленьей шкуры выпал нож с коротким лезвием. Рукоять ножа была инкрустирована небольшим — не больше, чем ноготь мизинца, — камнем, испускавшим мягкое голубоватое сияние.

Легкая полудрема, на волнах которой все еще нежился Белов, исчезла в тот же миг. Наверное, потому, что нож удивительным образом напоминал тот самый, что держал за спиной убийца Хранителя. Но самое главное (и Белов готов был в этом поклясться) — свечение было точь-в-точь таким же, как и то, что исходило от рисунков на стенах анфилады митрофановского особняка.

В цепи загадок прибавилось несколько звеньев; Белов чувствовал, что еще немного и цепь замкнется в кольцо, надо только правильно распределить события. «Итак, что мы имеем? Таинственный особняк и его загадочный владелец. Рисунки, сделанные на стенах с помощью светящегося состава.

Светящийся камень — Сэрту. Огонь, сошедший с небес. Талисман, приносивший удачу целому народу. Убийца и похититель метеорита, человек со странно знакомым лицом. Орудие убийства — нож, оставшийся в сердце Хранителя и позже инкрустированный кусочком метеорита. Вот, пожалуй, все, что есть на сегодняшний день. Осталось только правильно сложить эти кусочки паззла в цельную картинку. Ха! Мне кажется, я приблизился к разгадке!».

Саша прислушался. Из-за плотного полога доносилось негромкое пение. Это была одна из тех песен, что поют погонщики оленей во время долгого перехода. Белов вскочил и выглянул на улицу. На траве перед юртой сидел Павел Тергувье. Он курил короткую глиняную трубку. Невдалеке паслись пять оленей из табуна дедушки Они — выигрыш Белове.

— Павел! — хриплым от сна голосом позвал Александр. — Где Иван Пинович?

Тергувье неопределенно махнул рукой.

— Рультетегин тундра ходи. Он долго с люди не живи.