Похищение Европы - Александр Белов

— Витек, ты уверен, что все делаешь правильно? — осторожно спросил Ватсон. — Может, дела обстоят несколько не так, как ты думаешь?

— Да я и сам уже не знаю, что думать, — сказал Злобин. — И главное — не знаю, на кого думать. Кто из нас дятел? Кто стучит Зорину?

Ватсон пожал плечами.

— Боюсь, мне нечего тебе ответить. Давай пока оставим все, как есть. Дождемся Сашу, и вместе все выясним. Хорошо?

— Разве есть другой выход? — мрачно отозвался Витек. — Ну, а ты чего? Будешь звонить Шмидту?

— Конечно. Я для этого и пришел.

— Звони. — Витек подвинул Ватсону телефон.

Доктор набрал номер мобильного Шмидта и некоторое время вслушивался в длинные гудки. Трубку никто не брал. Наконец, когда Ватсон уже почти отчаялся, гудки прекратились, и сердитый голос произнес:

— Да! Слушаю!

— Дима, привет! Это Станислав. Вонсовский, — представился Ватсон.

— А! — обрадовался Шмидт. — Привет, док! Как у вас дела?

Ватсон переглянулся с Витьком. Дела были не то чтобы уж очень хороши, но распространяться об этом не стоило. Тем более, по мобильному.

— Все нормально. А у вас?

— А у нас — полтора литра за сутки! Полный мешок! — гордо заявил Шмидт и, понизив голос, добавил: — Ну, ты-то как доктор, должен понимать?

Честно говоря, Ватсон не понял ни слова, но на всякий случай согласился.

— Полтора литра — это здорово… А как Ольга?

— Ватсон, ты чего? — искренне удивился Шмидт. — Чем слушаешь? Говорю ж тебе — полтора литра за сутки! Наршак ее очень хвалит!

— А-а-а, ну теперь понятно! — воскликнул Ватсон, хотя он так и не мог взять в толк, что имеется в виду. Но и выяснять все в подробностях не очень-то хотелось. — Дима! Ты можешь сделать одну вещь? Это… очень важно, — «почти как для тебя — полтора литра в сутки», — чуть не добавил он, но вовремя сдержался.

— Разумеется. Но только если быстро. Я должен дежурить у ее кровати, каждый час снимать показания.

— Какие показания?

— Станислав Маркович, — радость куда-то улетучилась из голоса Шмидта, — ты что, надо мной издеваешься? Повторить еще раз? -

Только теперь Ватсон догадался, чем занимается Шмидт. Смысл таинственного заклинания «полтора литра в сутки» наконец-то стал понятен.

— Так ты измеряешь…

— Контроль диуреза, — важно подтвердил Шмидт. — Если ты не купил свой диплом в переходе метро, то должен знать, что это такое.

— Прости, Дима, — с трудом сдерживая смех, сказал Ватсон. — До меня не сразу дошло. Вообще-то, это — врачебная процедура, я даже представить себе не мог, что такое важное дело доверят непрофессионалу.

— Ничего, — Шмидта распирало от скромности. — Я справляюсь.

— Дима, и все-таки… Я могу попросить тебя об одном одолжении?

— Ну конечно. Говори, что нужно!

Ватсон вкратце объяснил задачу. Шмидт пообещал выполнить — сразу, как только сделает следующую отметку.

Сумерки опустились на тундру очень быстро, словно кто-то повернул невидимый рубильник. Когда Саша с Рультетегиным стоял у священного столба, он еще мог различить каждую травинку, но когда они дошли до юрты Тергувье, все вокруг сделалось густого синего цвета — и трава, и небо.

Иван Пинович нащупал посохом дверной проем, откинул полог и вошел первым; Белов последовал за ним.

Посреди юрты тлел догорающий костер. Рультетегин, скрестив ноги, сел на потертые шкуры. В отблесках багрового света углей его лицо казалось еще более величественным. Саша устроился напротив великана и приготовился слушать.

— Твои соотечественники, мельгитанин, — сказал Иван Пинович, и в его голосе Белов уловил оттенок презрения, — сейчас пьют водку со старейшинами и едят мясо, которое привезли с собой. Странные гости — воротят нос от нашего угощения…

Он замолчал, и Белов не знал, что ему ответить. Вошел Тергувье и поставил перед мужчинами две большие деревянные тарелки, до краев наполненные дымящимися кусками оленины. На плоском блюде была подлива из ягод шикши и голубикы с маленькими кусочками рыбы.

Рультетегин поблагодарил его кивком головы; Тергувье поклонился и вышел.

— Я объясню тебе, в чем дело, — продолжал шаман. — Они не считают себя гостями. Они думают, что они — хозяева.

Иван Пинович взял двумя пальцами кусок мяса, обмакнул в подливу и отправил в рот. Проглотив, неторопливо вытер густые черные усы.

Белов вдруг вспомнил, что с самого утра ничего не ел. Он выбрал кусок пожирнее, сдобрил соусом из ягод и рыбы и с удовольствием стал жевать.

Мясо было немного жестковатым и имело странный привкус. Однако соус был хорош: голубика придавала ему сладость, шикша — умеренную кислинку, а рыба — неожиданный, но вполне уместный аромат.

Саша сосредоточенно работал челюстями, но мясо так и не становилось мягче.

— Мельгитанин, мы оленину глотаем, — подсказал Рультетегин. — Человек в тундре никогда не знает, когда будет есть в следующий раз. Если глотать мясо, не жуя, получается сытнее.

Белов решил прислушаться к его совету; он напрягся и протолкнул кусок в пищевод.

— Ты думаешь, это — Праздник лета? — вдруг спросил Рультетегин. — Нет. Когда-то он назывался по-другому. Праздник Сэрту.

Хорошо, что Саша уже проглотил мясо. Если бы он не успел это сделать, то наверняка бы подавился.

«Сэрту»… Он уже слышал сегодня это слово. «Огонь-падай-небо», — перевел Павел. «Метеорит», — догадался Белов. Теперь ему предстояло проверить, насколько верна эта догадка.

— «Сэрту» означает «Божественный огонь, сошедший с небес», — сказал Рультетегин. — Давным-давно, когда Те-Кто-Незримо-Живет-Среди-Нас были еще безусыми мальчиками и не заарканили своего первого оленя, на нашу священную землю сошел огонь, посланный великим Божеством.

Он вызвал большой пожар… Много деревьев — молодых и старых — сгорели тогда. Сэрту отдал свой жар дереву и стал холодным. А людям он оставил свет — ясный и чистый, как свет Великой Истины.

Сэрту стал нашим покровителем, и наша жизнь изменилась. В тундру пришли бесчисленные стада оленей, в реках никогда не переводилась рыба, ягоды устилали землю густым ковром…

Мы думали, что так будет всегда — до тех пор, пока Сэрту будет с нами. Мой предок, живший так давно, что я с трудом могу различить его образ, стал первым Хранителем.

Сэрту помогал в охоте и в бою, он излечивал раны и болезни, но самое главное — он следил, чтобы женщины нашего народа разрешались от бремени легко и без боли. Ни одна мать не погибала во время родов, ни один ребенок не умирал от голода и хворей.

Вот что такое был для нас Сэрту…

Белов слушал шамана с интересом, хотя в глубине души считал рассказ Рультетегина не более чем красивой сказкой.

Иван Пинович замолчал. Он пошарил в темноте протянутой рукой и нащупал медный закопченный чайник. Рультетегин снял с него крышку и высыпал в воду содержимое плоской коробочки — по виду какие-то сушеные корешки. Шаман поставил чайник на раскаленные угли и, ожидая, когда он закипит, принялся набивать короткую глиняную трубку табаком — его он достал из второй коробочки.

— Сэрту… — задумчиво повторил Рультетегин. — Его свет согревал наш народ в самые лютые зимы. Он хранил наших оленей от жадных волков. Он приносил нам мир и удачу. Но потом… — Иван Пинович взял пальцами уголек из костра. Белову показалось, что он сейчас обожжется; Саша даже подался вперед, но Рультетегин раскурил трубку и затем так же аккуратно положил уголек на место. — Некоторые мужчины, болтливые, как сойки, стали хвастаться перед мельгитанами нашим сокровищем. Солнце дважды приносило на нашу землю весну, а в третий раз вместе с весной пришли белые люди. Они называли себя экспедицией и просили показать им Сэрту.

Мой предок, первый Хранитель, показал, надеясь, что они успокоятся. Но тогда мельгитане захотели получить маленький кусочек камня. Хранитель ответил отказом. Он велел племени ночью тихо свернуть стойбище и уйти в тундру. Ха… Мельгитане, наверное, сильно удивились, когда утром обнаружили, что остались одни.

Хранитель увел племя и унес Сэрту. Так было…

Чайник на углях забулькал. Рультетегин достал две чашки и налил в них крепкий тягучий настой. Одну чашку он оставил себе, другую отдал Белову.

— Пей, мельгитанин! Ты должен это видеть…

Саша, не смея ослушаться, поднес чашку к губам. Напиток оказался очень горьким; от него сильно щипало нёбо и язык, но Белов заставил себя сделать большой глоток.

— Пей, мельгитанин!

Голос Рультетегина теперь напоминал громовые раскаты; он наполнял собой всю юрту, и Белов не на шутку опасался, что шатер сейчас сорвет и унесет куда подальше.

Саша отхлебнул еще раз и посмотрел на шамана. То ли это было на самом деле, то ли ему так показалось, но образ Рультетегина вдруг стал расплываться и дрожать. Отблески огня из багровых сделались ярко-алыми; они бегали по фигуре и лицу великана, как стая проворных леммингов.