Черный Бумер - Андрей Троицкий

— Помогите, — заорал мужик во всю глотку. — Люди, помо…

Бобрик, схватив охотника за жилистую глотку, сжал пальцы. Зачерпнул пригоршню жидкой грязи, вывалил ее в открытый рот мужика и залепил рот ладонью.

— Нравится, сука? — прошипел Бобрик. — Жри…

Драка в партере продолжалась несколько коротких секунд, охотник совершил главный промах. Вместо того чтобы отпустить бесполезное ружье и отмахнуться от противника кулаком, он еще сильнее сжал стволы и шейку приклада, позволив Бобрику сесть себе на грудь, сдавить ее бедрами.

Три коротких замаха, три прицельных и мощных удара по лицу, и все кончено. Мужик, языком выпихивая изо рта грязь, лежал в черной жиже. Он закрыл глаза и, широко раздувая ноздри, дышал носом, будто видел кошмарный сон, но не мог проснуться. Бобрик снял с охотника бинокль и повесил себе на грудь. Подумал секунду, и бросил бинокль в воду: лишняя тяжесть. Сшитый из мягкой юфти и непромокаемой ткани большой ягдташ с бахромой и множеством карманов оказался пустым, если не считать плоской фляжки с коньяком, нескольких бутербродов, завернутых в вощеную бумагу, ножа с деревянной рукояткой и коротким клинком и еще кое-каких никчемных сейчас мелочей.

Бобрик, сделав из фляжки добрый глоток коньяка, отбросил ягдташ подальше в сторону. Расстегнул ремень охотника, нацепил его на себя, плотно застегнул. Проверил два двухрядных патронташа, сшитых из свиной кожи. В правом — патроны с мелкой дробью, в левом, судя по маркировке на гильзах, дробь средняя и крупная. Шесть крайних патронов снаряжены картечью. Это хорошо. Шесть патронов — это лучше, чем ничего. Гораздо лучше. Бобрик загнал патроны в патронник, тыльной стороной ладони взвел курки, положил ружье на смятые камыши.

Еще куртяга… Ее тоже не мешает забрать. Бобрик тяжело засопел, переворачивая охотника со спины на бок и выдергивая его руки из рукавов брезентовой куртки. Вот теперь все нормально, он натянул на голову капюшон, засучил рукава. Подняв ружье, ткнул стволом в горло охотника, уже открывшего глаза.

— Слышь ты, скотина, — сказал Бобрик. — Лежи тут еще полчаса и не чирикай. Если пикнешь или вздумаешь свалить раньше хоть на минуту… Пощады не жди. Догоню и кончу. Башку отстрелю на хрен. Понял меня, гад?

Охотник молча кивнул головой.

Гостевой домик оказался ветхой лачугой с шиферной крышей, местами поросшей мохом. Короткая труба пускала серенький дымок, значит, внутри кто-то есть, сидит у печки или разогревает обед. Краснопольский подумал, что ненастная погода, этот дождь, зарядивший с утра, сейчас на руку.

Остановившись, Приз прислонился плечом к сосне, с этой позиции, с откоса, вся картина как на ладони. Справа камышовые заросли, по ним к реке спускается узкая тропинка. В сторону леса выходит одно окно, видимо второе окно — на реку. Внизу по тропинке к дому приближались Месяц с Кеглей. Они увидели, как взмахнул рукой Краснопольский, и правильно поняли знак: дом в зоне прямой видимости, все под контролем, теперь спешить некуда. Приз поднес палец к губам, рукой показал Месяцу на его спутника, махнул ладонью в сторону дома, мол, пусть Кегля шлепает туда, встанет у двери.

Кегля закивал головой, мол, все понял. Краснопольский и Зачес, прячась за деревьями, начали спускаться вниз по склону. Окно в сторону леса, по существу, единственный путь к отступлению. Если Бобрик решит драпануть, он высадит стекло и раму, попытается уйти в лес. Этот путь будет отрезан. До хижины оставалось метров тридцать, не больше, когда Краснопольский, обернувшись назад, сказал:

— Все, дальше не пойдем. Если Бобрик в доме, деваться ему некуда. Только одна просьба: не шмаляй ты из своего помповика. Из этого ствола ты парня в решето превратишь. Вот этого достаточно.

Приз покачал открытой ладонью, на которой лежал полуавтоматический «браунинг»девятого калибра.

— А если он первый шмалять начнет? — Зачес шмыгнул простуженным красным носом. — Мне что, лапки кверху поднимать?

— Нет у него ствола, — Приз поморщился: чужие страхи — это как заразная болезнь, привяжется и не отстанет. — Нет и быть не может.

— Почему это? — упорствовал Зачес. — Ствол у каждого может быть на кармане.

Приз не ответил, присев на корточки, он наблюдал за домом и окружающим пространством. Месяц сошел с тропинки в камыши, высунул оттуда ствол карабина.

Кегля, опустив пистолет, кошачьими шагами двинулся к дому, остановился у двери и долго вслушивался в звуки: радио не играет, человеческих голосов не слышно, только в печке потрескивали дрова. Кегля дважды выслушал подробные инструкции своего босса, что и как нужно делать. Ничего мудреного. Нужно с близкого расстояния прострелить Бобрику колено или локтевой сустав. Чтобы от боли на стенку полез. Но не добивать. Остальным займется сам Месяц и его московский друг.

Стоя перед закрытой дверью Кегля неожиданно испытал приступ волнения, так всегда случается, когда до цели остается пару шагов, и нельзя облажаться. Отлепившись от стены, Кегля поднял руку с пистолетом до уровня плеча, толкнул дверь ногой. Жалобно скрипнули ржавые петли, пахнуло сырыми дровами и едким дымом. Кегля переступил порог, оставив дверь открытой. Всего одна комната, пространство небольшое, но дыма столько, будто нарочно забили дымоход или топят по-черному. Напротив него на земляном полу стоит несколько бесформенных мешков, прикрытых брезентом, ведро и закопченный чайник.

— Эй, есть кто-нибудь? Хозяева?

Ни ответа, ни привета. Он шагнул вперед, остановился, чтобы глаза привыкли к полумраку. Два подслеповатых окошка занавешены темными сатиновыми тряпками, света в комнате почти нет и еще этот проклятый дым, разъедающий глаза. Кегля вытер набежавшие слезы, сморгнув, сделал несколько шагов вперед. Кажется, на левой койке под грудой тряпья угадывается человеческая фигура, точно, там кто-то есть. Кегля взял лежанку на мушку, поднял с пола палку с обугленным концом, которой шуровали в печке. Вытянув вперед левую руку, попытался палкой сбросить с лежанки грязный ватник. Тряпье зашевелилось. Непроизвольно Кегля напряг руку, согнув указательный палец, нажал на спусковой крючок. Пистолетный выстрел прозвучал неестественно громко, пуля вошла в груду тряпья на кровати, вырвала из телогрейки клок ваты.

— Господи, — прошептал Кегля. — Кажется, я его…

Из-под тряпок вылез Спартак, мелкий кот с остренькой мордочкой, черным пятном на белой спине и черным хвостом. Не испугавшись выстрела и незнакомца, Спартак посмотрел на Кеглю снизу вверх, раскрыл пасть в сладком зевке и сказал «мяу».

— Брысь отсюда, брысь, — прошептал Кегля, разглядывая нахального кота. — Тварь какая…

И снова ткнул палкой в груду тряпья. Если там и лежал человек, то Кегля неосторожным выстрелом мог кончить его. Отбросив палку в угол, он переложил ствол в левую руку, скинул с лежанки на пол телогрейку, ватное одеяло, под которым лежал еще один ватник. Странно… На кровати никого. Другая лежанка тоже пуста, на ней только раскрытая сумка из синтетической ткани, на дне которой несколько жухлых картофелин.

— Тут нет никого, — Кегля гаркнул так громко, чтобы его услышал босс. И закашлялся, чувствуя, что дыхания не хватает, глаза разъедает от дыма, а взгляд снова застилают слезы. — Все пусто…

Блин, тут просто дышать нечем, Кегля повернулся к двери, торопясь выйти на воздух, и вздрогнул от неожиданности. В двух шагах от него стояла девчонка лет двадцати, лицо бледное, перекошенное от злобы. В руках девчонка сжимала какую-то палку. За слоистым дымом не точно не разглядеть. Кегля не успел согнуть в локте руку, приподнять ствол пистолета, не успел защитить лицо. Лишь в последнее мгновение он понял, что девица замахнулась на него садовой лопатой.

Кегля сделал полшага назад, коротко вскрикнул и получил такой удар полотном лопаты по левой стороне лица, что перепутал ясный день с темной ночью. Опускаясь на колени, он дважды выстрелил в жестяную печку. Пули проделали в листовом железе две здоровые дыры, выбили густые снопы искр. Девица вмазала ему древком лопаты по шее, ткнула торцом в грудь, уложив уже потерявшего сознание Кеглю на пол.

Месяц вышел из камышей, вдвое сократив расстояние до дома. Он хорошо слышал слова Кегли, мол, в доме никого. Но через минуту там началась странная возня, ударили два пистолетных выстрела, и все стихло.

— Эй, Леха, ты как там? — крикнул Месяц. — Леха ты жив? Отвечай, мать твою. Не расстраивай меня.

Молчание. Из распахнутой двери, до которой оставалось полтора десятка шагов, валил дым, занавеска на окне зашевелилась. Месяц, повернув голову, увидел, что Зачес и Краснопольский медленно спускаются вниз по склону, все ближе подбираясь к дому. Они держат на прицеле второе окно, значит, мышеловка захлопнулась. Месяц, стер повисшую на правом веке дождевую каплю, вдохнул и, надолго задержав воздух в груди, сделал выдох. Дыхательные упражнения помогают снять волнение. Он плотно прижал к плечу приклад карабина, прищурил левый глаз.