Черный Бумер - Андрей Троицкий

— Я все-таки пойду, — Бобрик поднялся, его деятельная натура протестовала против бессмысленного сидения на месте. — Схожу к этому бородатому черту. Блин, он мобильники презирает. Каменный век.

Прикрыв дверь, он вышел за порог и двинулся по едва приметной тропинке вдоль камышовых зарослей.

Рыбников пришел в себя, испытав странное ощущение: будто кто-то венчиком травинки водил у него под носом и по подбородку. Это капельки крови из разбитого рта и носа, стекали вниз, щекотали кожу под усами и бородой. Он открыл глаза, оттолкнувшись рукой от досок, сел, привалившись к стене. Мужик в костюме и модных туфлях сидел рядом на стуле и листал какую-то книжечку в красочном переплете. Другой мужик слонялся по комнате, разглядывал фотографии в рамках, поделки из дерева, выставленные в серванте и два ружья, висевшие на противоположной стене. Со стола сорвали кленку, по всей комнате раскатились снаряженные ружейные патроны, пустые гильзы, мелкие шарики дроби. По крашенным половицам рассыпан черный порох, блестят капсюли от патронов.

За столом сидел долговязый сутулый парень, включив переносной компьютер и какую-то штуковину, напоминающую миниатюрный телевизор, он уставился на экран монитора и механически, как заведенный болванчик, качал головой.

— Сигнал мобильника окончательно пропал и больше не появляется, — Ландау поправил очки с толстыми стеклами. — Но все сходится, ошибки нет. Сигнал шел именно отсюда. Плюс минус пятьсот метров: это помехи и погрешность системы Джи Пи Эс, которая всегда немного врет.

— Ландау, подумай еще раз: ты ничего не напутал? — Месяц сделал круг по комнате.

— Сигнал телефона оборвался, как только закончился телефонный разговор, — Ландау запустил в курчавые темные волосы пятерню, поскреб ногтями затылок. — Нет сигнала. Вот и все. Чего тут напутаешь?

— Хватит валяться, как свинья вареная, — сказал Месяц и пнул лесника ногой в бедро. Достал фотографию Бобрика, сунул ему под нос. — Узнаешь эту сволочь, а? Он гостит где-то здесь. По твоему приглашению, да? Не слышу.

— У нас тут народу много, — ответил Рыбников. — Сезон на уток. И ко мне на доклад охотники не ходят. Если бы я каждого помнил в лицо…

Рыбников застонал от боли, это Месяц ударил его в живот подметкой ботинка, наклонился и, собрав во рту побольше слюны, плюнул в лицо.

— Мы не для того триста верст отмахали, чтобы это говно хавать, — крикнул он. — Сраный псих, которого ты защищаешь, все рано не жилец. Он у многих людей большие бабки закрысил. А меня чуть по миру не пустил. И сделал инвалидом на всю жизнь. Зачем тебе с ним рядом в могилу ложиться? Ты ведь видел этого парня? Эта сука где-то здесь?

— Хрен знает.

— Ну, посмотри внимательнее. На карточке он выглядит немного моложе, но узнать можно. И перестань стонать, как баба, не так уж тебе и больно. У нас мало времени. Ну, вспоминай, тварь. Животное.

Рыбников делал вид, будто разглядывает фотографию. На самом деле он очень смутно видел изображение на бумаге. Правый глаз затек и почти совсем закрылся, кроме того, из рассечения над бровью под веки здорового глаза попадала кровь, взгляд туманили слезы, с которыми лесник не мог справиться. Он попытался поднять правую руку, протереть глаз, но не смог. Сломанное предплечье онемело и налилось неподъемной тяжестью, будто в руку вкололи лошадиную дозу новокаина, а потом привязали к ней пудовую гирю. Левая рука, кажется, была цела, но Рыбников не решался оторвать ее от пола, он боялся, что потеряет равновесие, завалится на бок и уже не сможет подняться. Он моргал глазами, выигрывая время, чтобы собраться с мыслями, найти какой-то спасительный выход. Но ни одной путной мысли в голову не лезло.

— Я ни хрена не вижу, — сглотнув кровь, сказал он. — Зрение совсем ни того… Село.

Месяц выругался, вышел в сени. Вернулся с черпаком, выплеснув воду в лицо Рыбникова, снова поднес карточку к его носу.

— Это твой последний шанс. Слышь ты, сраный тупой идиот.

Краснопольский поднялся на ноги. Повесил пиджак на спинку стула и по локоть закатал рукава рубашки, наклонился к леснику, что-то прошептал ему на ухо и громко сказал:

— Мне не хочется этого делать, но я это сделаю. Ну, как? Нравится тебе такая процедура.

— Не очень, — ответил Рыбников. — Приятнее кусок дерьма понюхать. Или поцеловать того ублюдка, которого моя бывшая жена родила от негра. Только забил я на тебя, гнида.

— Напрасно теряем время. Он по-хорошему не понимает.

Краснопольский, отодвинув от стены ящик для обуви, поднял с полу ржавый шиферный гвоздь, ждавший своего часа с незапамятных времен. Повертев гвоздь в руке, обмотал широкую шляпку носовым платком. Зажал гвоздь в руке между безымянным и средним пальцами, уперев шляпку в ладонь, и шагнул к Рыбникову.

Ландау, наблюдавший за этими манипуляциями, испытал первые позывы тошноты. Услышав крик, он отвернулся к окну, стал внимательно разглядывать макушки дальних сосен. Не впервые он становился свидетелем человеческих мучений. И всякий раз боялся, что, не выдержав этого зрелища, криков, вида и запаха крови, жестоких побоев, сам блевонет или у всех на глазах грохнется в обморок. Поэтому, отключаясь от действительности, старался ничего не видеть и не слышать. Ландау не понимал людей, которые могли спасти себе жизнь, но почему-то не хотели для этого пальцем пошевелить.

Какой смысл переть против грубой силы, если этой силе ты ничего не можешь противопоставить? Зачем прятать человека, которого с твоей помощью или без нее все равно найдут и грохнут? Какой смысл мучиться, строить из себя крутого парня, когда есть шанс выторговать жизнь? Упертость этого лесника выше человеческого понимания. Здравый смысл, простая логика отступают на задний план. Глупо все это и ни кошерно. Ни кошерно… Лес беспокойно шумел, на небо наползли лохматые облака, брызнули редкие капли дождя. Парни Месяца и Фомин попрятались в машины.

Глава десятая

Когда все звуки стихли, Ландау оглянулся назад.

Месяц отошел в дальний угол, встав возле русской печки, замер, прижал лоб к кирпичам. Краснопольский, бросив на пол шиферный гвоздь и носовой платок, сидел на стуле, обмахиваясь старой газетой, его лицо блестело от пота. Кажется, он совсем выбился из сил, но все труды пропали даром. Рыбников в рубахе, залитой кровью с ворота до живота, лежал на боку вдоль стены, лицо посинело и опухло от побоев, потеряв человеческие очертания. Изо рта лезла какая-то белая дрянь, похожая на отрыжку новорожденного. Кажется, лесник уже не понимал, где он находится и что с ним произошло. Если в таком состоянии Рыбников встретит свою смерть, он ее даже не узнает.

— Где мои ноги? — неожиданно громким и ясным голосом спросил он. — Я не чувствую ног. Помогите мне.

— Поздно помогать, — отозвался Краснопольский. — Пошел в задницу.

— Но я не чувствую ног…

— Подрочи, тогда почувствуешь, — с досады Краснопольский плюнул на пол. — Сраная крыса. Ублюдок.

Больше лесник не подал голоса, поджав колени к груди, он обхватил ладонями живот, пригнул голову.

— Может, оно и к лучшему, — сказал Краснопольский, убеждая не Месяца, а себя самого. Он надел пиджак, подошел к окну и, отдернув занавеску, стал смотреть на серое небо. — Бобрик приедет на стрелку в придорожном шалмане. Думаю, что придет… Хрен с ним, подождем до вечера.

— Конечно, подождем, — Месяц продолжал неподвижно стоять у печки. — Зря ты его так сразу… Этим чертовым гвоздем. Надо было медленно, потихоньку.

— Потихоньку я умею только с бабами, — ответил Приз. — Потихоньку… Это как? Может этому леснику еще за пивом сбегать. Или телку подогнать с большими сиськами. Потихоньку…

Месяц вздохнул и промолчал.

— Если я вам не нужен, выйду на воздух, — заерзал на стуле Ландау. — Меня что-то… Живот прихватило…

И не успел закончить фразу, оборвав ее на полуслове. Периферийным зрением он заметил слабый дрожащий огонек. Перевел взгляд на лесника и вздрогнул, будто к ляжке приложили оголенный электрический провод. В руке Рыбников сжимал горящую зажигалку. Кажется, огонек готов был погаснуть, но почему-то не гас. Ландау хотел крикнуть, но потерял дар речи.

— Эй, — Ландау вскочил, опрокинув стул, не зная, что делать дальше, толкнул стол, уронил на пол компьютер. — Ай… Он, гад…

Рыбников вытянул руку, огонек лизнул россыпь пороха на полу. Краснопольский обернулся назад, пулей рванул к двери, за ним устремился Месяц. Порох вспыхнул голубоватым пламенем, зашипел, начал постреливать, наполняя комнату густым кислым дымом. Последним из дома выскочил Ландау. В сенях он споткнулся об убитую собаку, влетев носом в бочку, в кровь разбил лицо и потерял очки. С крыльца он, поджав ноги, сиганул в заросли крапивы и, утонув в них, заорал благим матом. Краснопольский и Месяц, успевшие забежать за ограду, теперь наблюдали за происходящим с безопасного расстояния. Вот из крапивы показалась морда Ландау, покрытая пороховой гарью, перекошенная от ужаса и боли. Прихрамывая на одну ногу, он заспешил к машинам, но снова упал, зацепившись ногой за деревянное колесо, валявшееся на пути.