Колдун на завтрак - Андрей Белянин

— Не, не, ясно же всё! А тока там у него ещё денщик бесполезный, счёт у меня к нему, матушка, должок с него за дело личное. Веришь ли, всю как есть связал, на сеновал пьяную притащил, а сам, скотина бородатая, так ни разу и не…

— Фрося, ты у меня мягкие намёки понимать когда научишься?

Левая львиная морда так ловко плюнула тонкой струёй синего пламени, что мы оба едва отпрыгнули. Причём я-то в сторону, а девица Ефросинья — прямо мне на руки! Наступила очень нехорошая пауза. После таких точно убивают…

— Бежим, что ль? — жалобно пискнула злобная старая мегера, котёнком прижавшись к моей груди. Я успел рвануть с места ровно за пол минуточки до того, как сзади забушевало яростное пламя Катенькиной ревности. Отдышаться мы смогли только за углом…

Дальше, аж три квартала, шли практически молча, не общаясь и не разговаривая на отвлечённые темы. Я незаметно вытирал ладони о штаны, поскольку в лохмотьях нищенского платья бабы Фроси нетрудно было и стригущий лишай подцепить. А она тоже, видать, проигрывала в голове все возможные варианты отмазки, когда Хозяйка призовёт её к ответу за прыжок ко мне на ручки. То есть оба хороши, а значит, по-любому обоим достанется…

— Всё, пришли, казачок, — через некоторое время объявила девица-красавица. — Вон те кирпичная стенка, в неё иди, как уже хаживал, и будешь у себя наверху.

— Спасибо, бабуль, — коротко козырнул я. — А на Прохора моего не сердитесь, он о вас же беспокоился, говорил, вас в таком пьянючем виде на тарантасе доставили, да и буйную-у…

— Да знаю, знаю, есть за мной такая слабость, как выпью без меры, так и буяню без удержу. Раз связал, значит, было за что. А тока вот что не воспользовался… обидно… чисто по-женски!

— Понимаю, — вздохнул я, лихорадочно выдумывая, как выгородить верного денщика. — Но у него вообще с женщинами сплошной косяк… Избегает он их. Неудачный брак. Он с похода вернулся, а она оказалась ведьмой, чего в принципе и не скрывала, ибо ей оно нравилось…

— Шабаш, чёрный козёл с похабной задницей, полёты без одёжи на метле… кому не понравится?! — завистливо закатила глаза бабка Фрося и дала отмашку: — Ладно, возьму плюну да и прощу. А ты вали давай отсель, не искушай меня без нужды.

— А фигу вот вам, никуда он не пойдёт! — грозным хором раздалось сзади.

Мы обернулись — три ведьмы из тех, что гоняли меня сегодня утром, выстроившись в ряд, скалили зубы, готовясь к решительному броску. Все трое битые-перебитые, в грязи, синяках и перьях, слюной исходят до пупа, дрожат от предвкушения, как припадочные, но отступать не намерены ни на миг! Упёртые бабы у нас на Руси, всей нечисти нечисть, уважаю! Я выхватил нагайку, убить не смогу, но отмахаться, пожалуй, и получится…

— А ты, Фроська, за нас иди, — хрипло крикнула старшая фурия. — Небось свои, поделимся!

— Нельзя мне, девочки, — с глубочайшим сожалением, разрываясь от жалости к самой себе, вздохнула рослая крестьянская красавица. — Ить сама Хозяйка казачка проводить велела. Не доведу — опять в зиму ноги брить заставит, вы её знаете…

Три голые ведьмы испустили трагический стон, честно говорящий, что с этой пыткой знакомы не понаслышке. Моя спутница пихнула меня локтем:

— Так ты чё встал-то, Иловайский? Беги, те говорят!

Я не стал задерживаться на «спасибо, до свиданья, всем привет, ещё загляну» и «не поминайте лихом», а с места рванул прямо на стену.

— Предательница!!! — хором взвизгнули сзади, а героическая бабка Фрося очертя голову бросилась на подруг с прощальным стоном:

— Не для меня-а придёт весна, не для меня Дон разольё-отся…

В первый раз, когда мы с Прохором верхом на возвращённом арабе сбегали из Оборотного города, то вот именно через эту стену и шли. Поэтому главное — ни о чём не думать, разбежаться, зажмуриться и…

Я открыл глаза, уже стоя на кладбище, едва не влетев носом в круп преданного жеребца. Арабский скакун моего дяди тоже никак не ожидал такого внезапного выскакивания с моей стороны, и то, что я чудом не получил копытом по зубам, несомненно, только его заслуга. Мы оба побледнели, оба выдохнули, принюхались друг к другу и только тогда кое-как успокоились.

— Ты в порядке? — первым делом спросил я.

Он чуть удивлённо повёл ушами, вроде да, ничьих попыток угнать его заметно не было, трупы чумчар рядом не валялись…

— Ну и ладушки, у меня тоже всё хорошо, — ответил я на его вопросительное всхрапывание. — Давай-ка теперь поскорее до дому до хаты. Мне тут для Прохора лекарство передали…

Араб завилял хвостом и пару раз так выразительно хлопнул длиннющими ресницами, что я сдался:

— Да, да, Катенька передала. А тебя велела по шее похлопать и сказать, что ты умница. Доволен?

Мой конь упоённо заржал, высоко вскидывая передние копыта, удовлетворённо помесил ими воздух, делая стойку, и быстренько подставил мне спину. Залезай, брат, поехали! В общем, до села мы добрались добрым галопом за считаные минуты: когда ему надо, этот белоспинный нахал может быть необычайно резвой скотиной…

Свободные от службы донцы приветствовали меня свистом и гиканьем, сельчане с вопросами не лезли, чиновные или полицейские лица по пути не попадались, а вот собачье привидение, конечно, увидеть ещё разок очень хотелось бы. Причём не когда-нибудь, а именно сейчас. На скаку одним ударом нагайки можно и волку матёрому череп проломить, так чего бы на привидение не попробовать поохотиться? Но, увы, всё это так, пустые мечты да иллюзии…

Слава Господу нашему, Иисусу Христу, да матери его пресветлой, Царице Небесной, с моим больным денщиком за всё время моего отсутствия ничего не случилось. То есть лежал он там же, где я его оставил. Даже не лежал, а полусидел, укрывшись тулупом, и что-то намурлыкивал про себя…

— Ох, нечистая сила, как тебя перекосило! Сам весь в пыли, конь в мыле, а молчишь чего? Али убил кого и спешишь под кровать, преступление скрывать?

— Прохор, хватит, а? — Я спрыгнул с седла и сразу потрогал рукой лоб своего боевого товарища. — Чёрт подери, да ведь жар так и не спадает! А лекарь где?

— Обещался вечером зайти, как с губернаторским врачом совещание проведёт.

— Да, прости, забыл… Он же предупреждал. Ну и ладно, я был в Оборотном городе, тебе привет от Катеньки и вот… лекарство! Новое, полезное, с корицей и лимоном. У тебя нет аллергии на цитрусовые?

— Чего-чего у меня нет? — не понял он, потому что книжек не читает. Зачем ему читать, он у нас сам сочинитель.

Укоризненно покачав головой, я быстро запалил костерок, подогрел в котелке холодный чай и, как учила моя кареокая разумница, высыпал туда всё, что было в первом пакетике с нарисованной кружкой и лимоном. Размешал, принюхался, вроде пахло вкусно…

Прохор поморщился для вида, однако выпил и даже не сплюнул ни разу. Зато потом сразу потребовал, чтоб я сел напротив и обстоятельно рассказал ему всё. Почему нет, только коня в стойло отведу и…

Не так оно оказалось просто. В стойле меня ждали. Причём оба сразу. Два махровых упыря-патриота виновато подняли руки вверх:

— Да мы тока на минуточку, по-соседски, так сказать… Чё ты сразу за саблю-то хвататься? Иловайский, это ж мы!

Я сунул до половины вытащенный клинок обратно в ножны. Только вот этих лысых клоунов мне сегодня ещё и не хватало…

— Ваше благородие, ты с кем там лопочешь?

— Да мы энто, дядя Прохор, — осторожно высунулись немытые рыла моих вечных подельников. — Тока не убивай сразу. Хотя ежели Моню, то его грохай, он интеллигентских кровей, его можно. Братан, ты за?

Моня привычно выдал затрещину этому «внебрачному сыну трудового народа» и повинился:

— Простите нас, люди добрые. Извините, что к вам обращаемся. Сами мы, конечно, местные, но денёк не задался и…

— Короче! — За моей спиной, сурово и неумолимо, как эскадрон кавалергардов с палашами, встал старый казак. В отличие от меня, его взгляд на нечистую силу демократией и толерантностью не настолько испохаблен. Он её где видит, там и бьёт, без лишних вопросов, сантиментов и научных теорий о едином сосуществовании всех разумных видов на планете. Даст разок в зубы, и собирай их по кругу на три версты, если дальше не улетели!

— Прохор, не надо. — Я грудью загородил ребят.

— Не, Иловайский, всё путём… Пущай уж лупит!

— Чего путём? Кого лупит? — рявкнул я на обоих самоубийц. — У него жар, сами не видите, что ли?! Нельзя ему ни волноваться, ни лишних движений, ни…

— Да я им без лишних движений наваляю, — начал было мой денщик, засучивая рукава, но покачнулся, побледнел, и те же упыри едва успели подхватить его, не дав брякнуться навзничь…

— Чё с ним? Мы ж его ни разу и не тронули. — Шлёма недоуменно обернулся на меня. — Хотя пахнет и аппетитно, но мама учила больных не есть, мало ли какую заразу подхватишь там, где и самому посмотреть неудобно и другому показать — тоже без удовольствия…