Страна городов - Дмитрий Щёкин

Мытье же в бане приобрело характер ритуала, освященного покровительством духов, и пользовалось большой любовью женской части. В дамских омовениях пытался принять участие и Чака, но был бит женским коллективом и с позором изгнан в мужскую баню, и в первую очередь — как еретик, вторгнувшийся в сакральный женский обряд. Не потому, что увидел дам в неглиже, совсем нет. Просто бедолага совсем потерял авторитет у своих бывших подчиненных. Нагота же, естественно, никаких эмоций того или иного толка не вызывала — есть шкура — носишь, нет — так ходишь.

Эльвира подозревала, что имя женского великого духа горячей воды, причесок и стирки она знает. Гигиена. Живет — в банной землянке. При хорошем настроении — награждает красотой и здоровьем. Если не угодишь — обеспечит поносом, паршой и прочими «прелестями». Сама она слышала, как молодая мама Умки, того самого маленького в племени, урезонивала визжащего малыша — (а кто из детей любит мыть голову?) — будешь брыкаться, придет Гиги и накажет неслуха!

Глава 14. Воспоминания и размышления Ромки Финкеля

«… И куда таки податься бедному еврею?»

Вот, вспомнилось некстати, стоим мы на линейке в интернате, а перед нами ползает отсюда и туда мадама Жаба, замповос, такая вот… байда. Хм. Чего это я в стихи ударился? Еще балаладу сочинить о Жанне Боруховне — незабвенной нашей замше по воспиталке. Только то, что этого сокровища рядом нет — душевно радует, ради такого счастья можно и за миллион лет до нашей эры оказаться. Нет, что вы думаете, одна дикая тетька, а весь интернат ее боится как огня — тетка подлая и может отравить жизнь…. Как мне ее травила. Вот, помню, ползает она перед нами, и вещает. И не дай бог, кто зевнет. Вот уж я не знаю — толи боженька нас наконец наградил нормальными учителями — Сергеевичем с Эльвирой, то ли их покарал…

А, ну да, отвлекся малость — я о прошлой жизни хотел поведать. Итак, типичная утренняя тронная речь Боруховны:

— Дети! Вас окружает ситуация безнравственности во всех сферах жизни, — в быту, во дворе и на улице — мутный поток, что льется на вас с экранов телевизоров, каждому ребенку, приходящему в этот мир не в самое лучшее, доброе время, необходимы нравственные опоры, чистые источники Добра и Красоты, которые всегда спасали человечество, и вы должны припадать к этим живительным ключам. Ведь именно в детстве, когда формируются представления ребенка о том, «что такое хорошо, а что такое плохо», закладывается нравственный фундамент личности. Что делать, где искать сегодня эти нравственные опоры и образцы? Только под руководством ваших мудрых педагогов! Сейчас и дома, и на улице больше безнравственного, чем нравственного, там звучат недостойные людей слова, а с экранов «телеящиков», которые стали для многих единственным «окном» в мир, вас «учат жить» туповатые уродцы, семейка Адамсов и, в лучшем случае, Бэтмэн? Не будем разбираться в причинах и искать виноватых, подумаем лучше о том, как противостоять этим негативным тенденциям, что можем и должны сделать сегодня мы.

— Вам повезло учиться в самом лучшем интернате нашего района и даже скажу — области! Вы должны гордиться честью, которую вам оказали воспитатели…. Вы спросите, какого такого я всю эту муть запомнил? А попробуйте послушать этот бред ежедневно три года по одному конспекту повторяющийся, и тоже выучите дословно!

— Бла-бла-бла! И так далее и тому подобное и каждый день по часу до занятий! Как надоело — до скрежета зубов! Еще скажи, что мы должны радоваться, что у нас нет близких родственников, которые могли бы заткнуть тебе пасть и вытащить отсюда, жаба мерзкая! Или хотя бы тебя за тридевять земель закинуть — в болото, ждать иван-царевичей. Не, я согласен — надо стремиться стать нормальным человеком — все от нас в этой жизни зависит. Но почему некоторые так называемые «взрослые» в тебе человека в упор не видят? Не, по приколу, — пришел я к Жанне Боруховне Болотовой, и спрашиваю: «А правда, что Моисей специально водил евреев сорок лет по пустыне потому, что искал место, где на Ближнем Востоке нефти нет?» А она:

— Заткнись, ты позор нации, ты — скрытый антисемит, тебя удавить надо было, шо ты не сдох там вместе со своими поцами — родителями! Ты вообще не еврей!

И причем тут моя нация? Я единственный еврей в интернате, а она — единственная еврейка. И делает все, что бы опустить меня ниже плинтуса! И конкретно — Финкель-то, Финкель-се, Финкель! Жаба. Точняк. Не видать ей ивана-царевича, как своих тупых ушей — это надо — типа, как она говорит — я с инЧелиХеннтной се-е-миии, а сама не знает, что такой композитор был Берлиоз, и путает его с Михаилом Александровичем Берлиозом, и когда я ей сказал, что играю пьесу Берлиоза, подняла меня на смех, заявила, что это мол, герой Булгакова! И никаких пьес он не писал. А я сыграл «Марсельезу», и спросил, шо, вИ таки вы не знаете, что ее автор как раз тот самый Берлиоз Гектор? Как она вскинулась! Чуть не убила и настучала директору, после чего я «таки имел неприятности», но Жаба показала свой натуральный цвет — аж позеленела вся. Сказала, что по ее предмету у меня никогда положительной оценки не будет! Забыла, видимо, что я немецкий учу, а она — английский преподает! Ха!

Только из-за нее чуть не сорвалась поездка на остров Веры. Мы давно с пацанами на лето хотели, куда-нибудь в поход, ну тут эта поездка и подвалила. Нас одиннадцать ребят собиралось — двое девчат и пацанов девять. Тут и подвернулась эта путевка — в турлагерь на остров. Только эта жаба с нами намылилась, могла весь отдых отравить, зараза. Накроется медным тазом весь кайф. «Шаг в сторону — попытка к бегству, прыжок на месте — попытка улететь!» Но мы с Хромым и Доком провернули дело — когда все уже в автобус сели, а билеты на поезд были отданы Хромому как старшему от воспитанников, воспитатели собрались в кабинете директора на инструктаж. Мы такие подходим к водиле — он не наш был, и говорим, что старшие мол, на совещании, велели ехать на станцию, а они, мол, догонят нас на машине директора — им, типа, обсудить надо че-то. Ну, он и купился. Мы поехали. Аха. Догонят. Счаз. Догонят, когда за высоковольтными проводами пешком с директором в Манино — поселок у интерната, за десять километров всего от нас, сходят, и поставят новые провода и ключи от тачки найдут в учительской. Мы их в сейф засунули, под журналы — типа кто-то нечаянно задвинул. Хорошо, что автобус к нам не поворачивает, до остановки тоже — будь-будь, и ближайший — через час! Поезда же через полустанок на Затонск и дальше вообще по расписанию два раза в неделю ходят… конечно, всыплют, когда догонят, но так — хоть недельку оторвемся без этой морды. Ловите нас майками. Дети, то, дети — се! Ненавижу!

А в лагере повезло. Нас к группе исторического клуба подключили, ребята ништяк оказались — мы с ними быстро общий язык нашли, и дальше все время — вместе. И учитель у них невредный, и училка. Хотя, конечно, кто бы мне сказал, что я с охотой бегать-прыгать с утра по часу буду — я прикололся бы. Мы в интернате на зарядку через раз ходили — оно нам надо? Не, вы сами посудите — мне с моими горбом и лапой вывернутой! Ха!

Только Сергеич может и спорить, и поболтать — на равных, а может…. Ну, это такое че-то типа поглядит, скажет два-три слова — и ты уже впереди собственного визга бежишь и наизнанку, что бы сделать, че он сказал, вывернешься. И со мной он тоже так — подошел и говорит:

— А что это я Вас, молодое дарование, в строю на зарядке не видел утром?

Ну я, конечно, «убогого» врубил, типа да куда, мне, да я вот сами видите, а он:

— Ну и что? Будешь всю жизнь себя жалеть и от мрази всякой шарахаться? А хочешь, я тебя по своей методике научу приемам посильным и обращению с пригодным для тебя оружием?

Ну, я типа ломаться начал, и вообще — оно, говорю, мне надо? Я в консерву (консерваторию) после интерната поступаю, или в мед — еще не решил, но мне там мое «теловычитание» поможет, инвалидность, там, я все просчитал — на бюджет точно возьмут… А он:

— Хорош придуриваться, я же вижу, что ты болтаешь не то, что думаешь.

А пацаны его мне:

— Козел, такой шанс раз в жизни бывает, соглашайся, и дальше я…. Согласился, в общем.

Ну и начались мои мучения на тему топора и кистеня. Дмитрий Сергеевич показал, как в старину пользовались таким оружием тати с большой дороги, ну, разбойники. Приемы — во! Смотрите сами — он один против троих выходил. А против него — оба Кима и Игорь Терехов с мечом, все его ученики. У братанов Кимов — шесты. Ну и что? Где они, а где их палки? Я не думал, что топор-секира такое страшное оружие в умелых руках, чес-слово! У них все учебное — шар кистеня — литая резина, губчатая, топор — тоже литой резины, но такой, пожестче — им специально на тренировки делали, нетравматическое называется. Когда начал меня натаскивать учитель, я столько раз себе этим шариком прикладывал — несчетно. А сейчас…. Да, как-то все получилось — раз, и мы тут приземлились. Только и помню, что Дмитрий Сергеевич орет: «Все вон!», мы было вскочили, а эта дура желтая — воронка нас раз — и мы тут как тут. Принимай, Одесса — мама!