Колдунья-индиго - Алексей Яковлев

После своего замужества Нелли хотелось возобновить знакомство и с другими товарками по конкурсам красоты, особенно с теми, кто в свое время, получив покровительство богатеньких буратинок, задирал нос перед терпящей любовное и социальное бедствие Лерочкой Козловой. Даже оставшиеся к этому времени на плаву бывшие подружки-конкурсантки так и дрейфовали в неопределенном статусе «гражданских жен». Самое оно было бы пригласить их в гости, чтобы потом между делом сказать общим знакомым: «Оцените, где я и где они?» К сожалению, этого удовольствия Нелли была лишена, так как муж строго-настрого запретил ей якшаться с низами общества. Ну а с кем Никандрову общаться по их социальному, общественному и государственному статусу было не зазорно, все оказались тут. И сенаторы, и депутаты, и высокие чиновники, и главные режиссеры театров и кино, и известные телеведущие, и знаменитые писатели, в конце ублюдочных горбачевских годов или еще раньше свалившие за бугор, а ныне с почетом в России принимаемые и высокими гонорарами ублажаемые, чтобы они могли безбедно жить в своем прекрасном лазурнобережном далеке. Была здесь и молодая поросль. У нее с обонянием все было в порядке, и она на генетическом уровне, унаследованном от «известных мудростью прославленных отцов», умела держать нос по ветру… 

Глава 14

После окончания заупокойной службы все вновь расселись по машинам, и длинная иномарочная кавалькада направилась в Москву, на Новодевичье кладбище. Бедная Марша, несмотря на отчаянные попытки отделаться от навязчивой сестрицы, так и не смогла от нее ускользнуть даже на обратном пути. Юлия прилипла к американо-россиянке как банный лист под мини-юбкой. Глеб вынужден был охранять обеих девиц, а телохранители Юлии сопровождали свой объект на расстоянии. Уже под вечер, после окончания всех скорбных мероприятий, Панову оставалось только сопроводить Маршу до ее московской квартиры, потому что она не захотела оставаться ночевать в своих комнатах никандровского особняка. На этом его функции временного охранника завершались. Юлия не отцепилась от Марши и вечером. Она уверяла отца и мать, пытавшихся помочь несчастной американке и оттащить от нее чумовую родственницу, что ужасно соскучилась по старшей сестренке и хочет наговориться с ней, пока та не улетела обратно в свою Америку. Но говорила Юлия только о своих щариках и жучках, рассказывала, какие они трогательные, умные и благодарные, никогда своих благодетельниц не предадут, не то что люди, особенно мужского пола. У Марши вяли уши, а навязчивая гринписовка мало того что морила ее собакофильскими россказнями, еще и выклянчивала у сестрицы добровольный взнос на содержание хвостатых нахлебников. Уже у дверей своей квартиры Марша не выдержала, сдалась и выписала приставучей собаколюбице денежный чек на солидную сумму. Растроганная Юлия бросилась на шею старшей сестре и оросила слезами благодарности ее грудь. А Марша, воспользовавшись тем, что младшенькая уткнулась носом в ее девичью грудь и не видит лица, состроила насмешливую гримасу, изумленно покачала головой и завертела пальцем у виска: дескать, за время моего отсутствия Юленька окончательно рехнулась со своими собаками.

Новиков позаботился, чтобы Глебу после проводов Марши не пришлось возвращаться обратно на общественном транспорте, и их сопровождала еще одна машина. Юлия не пожелала сесть в свой «БМВ», который ее тоже сопровождал, и направилась к этой машине. Ну, хозяйка — барыня, куда хочет, туда и садится. Глеб не собирался с ней спорить, хотя «БМВ» в смысле удобства и безопасности был куда предпочтительней посланной Новиковым скромной иномарки. Он опять хотел занять место рядом с водителем, но Юлия решительно придержала дверь, которую Глеб почтительно собирался прикрыть, усадив барыню-хозяйку на заднее сиденье, и огорошила экс-Маршиного бодигарда неожиданным вопросом:

— Что это вы боитесь сесть со мною рядом, или чует кошка, чье мясо съела?

От неожиданности Глеб даже не нашел, что ответить, лишь пролепетал что-то маловразумительное в том духе, что кошек, как и собак, он обожает и не стал бы преследовать мурку за ее хороший аппетит. А усевшись рядом с Юлией, покосился на нее с некоторой опаской: благодарная растроганность Маршиным вкладом у девушки уже прошла, и по тону чувствовалось, что настроена она агрессивно.

— Так, значит, вам нравятся только рыжие девушки? — с места в карьер продолжила Юлия свои обличения. — Может, вы маньяк?

— Почему маньяк?! — обалдел Панов.

— Потому что только маньяку могла понравиться эта рыжая дурища Марфа. Разве вы не знаете, что в старину рыжих женщин считали колдуньями? И Марфа была бы настоящей колдуньей, только ей не хватает для этого ума, — Юлия помолчала и добавила как бы в порыве объективности: — Хотя, конечно, она настоящая колдунья, только колдунья глупая.

— Мисс Марша — колдунья? — продолжал обалдевать Глеб.

— Да. А чему вы удивляетесь? Многие женщины, даже и не рыжие, — колдуньи. Вспомните: «Ты заболеешь — я приду, боль разведу руками…» — приятным нежным голоском пропела Юлия. — Как видите, большинство женщин — добрые колдуньи, а Марфа — колдунья злая, еще счастье, что глупая.

— Глупая? — только и смог повторить Глеб.

— Конечно. Марфа обучалась магии вуду на Гаити, даже получила диплом колдуньи высшей категории. А толку? Она как-то раз дразнила Усладу, и Услада слегка цапнула ее за палец. Марфа обозлилась и пожелала Усладе зла. Вскоре бедная собачка заболела чумкой. Но самый главный профессор из ветеринарной академии ее быстро вылечил. Так что Марфа и колдовать-то как следует не умеет. Вот у меня есть подруга, так та прямо всех предупреждает: «Кто мне сделает зло, того обязательно постигнет несчастье». И правда, она симпатизировала одному молодому человеку, а тот пренебрег ее чувствами, стал ухаживать за другой девушкой, и что же? Вскоре он попал под машину и теперь ходит на костылях.

— Мне ничего такого не грозит, будь мисс Марша даже не глупой, а очень умной колдуньей, — наконец-то Глеб пришел в себя и смог реагировать на услышанное адекватно. — Здесь вообще не может быть и речи о каких-то симпатиях и антипатиях. Просто в связи с чрезвычайными обстоятельствами начальник охраны попросил меня и следователя Курсакова принять на время похорон под личную охрану господина Изяслава и мисс Маршу. Курсаков выбрал Изяслава, а мне пришлось охранять Маршу.

— Кто бы сомневался, — язвительно прокомментировала Юлия распределение охраняемых объектов.

«Такая молодая и уже такая ехидная», — подумал Глеб и, не найдясь, что ответить, лишь молча пожал плечами. Но так легко отделаться от Юлии ему не удалось.

— Вы, наверное, не пропускали мимо ни одной юбки, поэтому жена с вами и развелась? — снова огорошила его ядовитая собеседница.

— А вы откуда знаете, что я был женат? — удивился такой осведомленности Глеб.

— Иногда достаточно на человека взглянуть, и он со всей своей подноготной как на ладони, — испепелила его взглядом Юлия.

«Понятно, — догадался Панов, — спросила у отца, а тому меня отрекомендовал Медведев. Или через Оксану — сама-то она с Новиковым не разговаривает — затребовала у начальника охраны мои биографические данные».

— У мисс Марши большие способности к колдовству, а у некоторых — такие же к ясновидению, — ответил Глеб ехидством на ехидство.

— По-вашему, я сказала глупость? Или неправду?

«До чего же настырная, так и норовит припереть тебя к стенке… Правдолюбица!» Глеб протестующе поднял ладони:

— Ну что вы, как такое можно даже подумать?! Конечно же, все, что вы говорите, правда, и ничего, кроме правды. Только семейные катастрофы чаще случаются не из-за чужих юбок или посторонних брюк. Корни конфликта обычно лежат глубже и распространяются шире… Из таких-то ветвистых корней и возрос тот волшебный сад, где мне посчастливилось увидеть прекрасный цветок — розу или лилию…

— Рыжих роз, а тем более рыжих лилий не бывает!

— Нет-нет, очаровавший меня чудесный цветок сиял сразу несколькими цветами радуги, и покорила мое сердце не только колдовская красота прекрасной лилии, но и ее душевная доброта, сострадание к печальной участи братьев наших меньших. Извините, если моя речь звучит излишне цветисто, но за этой цветистостью кроется сермяжная правда волшебного сада! — и Глеб прижал ладони к сердцу.

— Если вы поете дифирамбы Марфе, то учтите: деньги на приют для бездомных собачек она дала мне не из сострадания к бедным животным, а только чтобы поскорее от меня отвязаться. А собачек и кошек она совсем не любит.

— Хотя мисс Марша очень достойная девушка и, я уверен, положительно относится к животным, речь идет вовсе не о ней.

Юлия бросила на собеседника быстрый испытующий взгляд и, поколебавшись секунду, верить или не верить такому изысканному объяснению в любви, все же подтвердила аксиому, что женщины любят ушами, то есть уши у них устроены так, что на них очень удобно вешать лапшу. Но даже с лапшой на ушах Юлия в первую очередь стала отстаивать свою «трехцветную самобытность».