Измененные состояния сознания и культура: хрестоматия - Ольга Гордеева

В стране антиподов разума мы, более или менее, полностью свободны от языка и находимся вне системы концептуального мышления. Как следствие, наше восприятие визионерских объектов обладает всей свежестью, всей обнаженной насыщенностью переживаний, которые никогда не были вербализованы, никогда не уподоблялись безжизненным абстракциям. Их цвет (отличительный признак данности) сияет с яркостью, которая кажется нам сверхъестественной, поскольку он, по сути, совершенно естествен – совершенно естествен в смысле совершенной неискушенности языком или научными, философскими и утилитарными понятиями. (…)

Самопроизвольные или чем–то вызванные видения никогда не являются нашей личной собственностью. Там нет места воспоминаниям, принадлежащим обычному «я». Все видимое абсолютно незнакомо. (…) Когда появляются лица, среди них никогда не оказывается лиц друзей или знакомых. Мы находимся вне Старого Света и изучаем антиподов.

Для большинства из нас большую часть времени мир повседневного опыта кажется весьма тусклым и серым. Но для немногих – и в значительной мере случайно – некоторая яркость визионерского переживания переливается, так сказать, в обыденное видение, и повседневная вселенная преображается. Хотя и оставаясь по–прежнему узнаваемым, Старый Свет приобретает свойства страны антиподов разума. Вот наиболее характерное описание преображения повседневного мира.

«Я сидел на берегу моря… Не осознавая, что я делаю, я посмотрел на слой песка, который зачерпнул на ладонь, и внезапно увидел изысканную красоту каждой песчинки. Они не были скучными, и я увидел, что каждая частица сделана по совершенному геометрическому образцу, с отточенными углами, от каждого из которых отражается яркий луч света, в то время как каждый крохотный кристалл сияет, словно радуга… Лучи пересекались под всевозможными углами, создавая изысканный узор такой красоты, что у меня захватило дух… Затем внезапно мое сознание поднялось изнутри, и я отчетливо увидел, как вся вселенная создана из частиц материи, которые – какими бы скучными и безжизненными они ни могли показаться – были, тем не менее, насыщены этой полной чувства и жизни красотой. В течение пары секунд весь мир явился мне как великолепная вспышка». (…)

Множество сходных описаний можно найти в поэзии и в литературе религиозного мистицизма. Приходит на ум, к примеру, «Ода о намеках на бессмертие в раннем детстве» Вордсворта, некоторые стихи Джорджа Герберта и Генри Воэна, «Столетья медитаций» Трахерна, отрывок автобиографии отца Сурена, где он описывает чудотворное превращение монастырского сада в уголок рая.

Сверхъестественные цвет и свет обычны для любого визионерского переживания. А наряду с цветом и светом во всех случаях возникает признание повышенной значимости. Самосветящиеся предметы, которые мы видим в стране антиподов разума, обладают неким смыслом, и этот смысл, в некотором роде, так же насыщен, как и их цвет. Значимость здесь тождественна бытию, поскольку у антиподов разума предметы не символизируют ничего, кроме самих себя. (…)

…Существуют ли особые классы предметов, обычных для большей части визионерских переживаний? Ответ: «Да, существуют». Под воздействием мескалина и гипноза, так же как и в самопроизвольных видениях, определенные классы воспринимаемых переживаний появляются снова и снова.

Типичное переживание под воздействием мескалина или лизергиновой кислоты начинается с восприятия разноцветных, движущихся, как бы оживших геометрических форм. Через некоторое время чистая геометрия становится конкретной, и визионер воспринимает не узоры, а вещи с узорами, такие как ковры, резные работы, мозаика. На их месте появляются громадные, сложные строения, которые беспрерывно изменяются, переходя от роскоши к еще более насыщенной по цвету роскоши, от великолепия к еще более глубокому великолепию. Могут появиться – по одиночке или во множестве – героические фигуры, вроде тех, что Блейк называл «Серафимами». По сцене двигаются сказочные животные. Все ново и изумительно. Почти никогда не видит визионер чего–либо, напоминающего о прошлом. Он не вспоминает пейзажи, людей или предметы, и он не выдумывает их: он смотрит на новое творение. Материал для этого творения обеспечивается зрительными переживаниями обыденной жизни. Но формовка этого сырья – дело кого–то, кто несомненно не есть «Я»…

(…) Пейзажи, архитектурные сооружения, россыпи самоцветов, яркие и запутанные узоры – они, в атмосфере сверхъестественного света, сверхъестественного цвета и сверхъестественной значимости, суть вещество, из которого создана страна антиподов разума. Мы не имеем понятия, почему дело обстоит именно так. (…)

От этих фактов визионерского переживания давайте теперь перейдем к сообщениям, сохранившимся во всех культурных традициях, об Иных Мирах – мирах, населенных богами, душами умерших людей, человеком в его изначальном состоянии невинности.

При чтении данных отчетов нас тотчас же поражает близкое сходство между самопроизвольным или чем–то вызванным визионерским переживанием и небесами или сказочными странами фольклора и религии.

Сверхъестественный свет, сверхъестественная насыщенность цвета, сверхъестественная значимость – вот отличительные черты всех Иных Миров и Золотых Веков. И фактически во всех случаях этот сверхъестественный значимый свет лучится на пейзаж (или лучится из пейзажа) такой исключительной красоты, что ее не описать словами.

Так, в греко–римской традиции мы находим прекрасный Сад Гесперид, елисейские поля и прелестный остров Левку, на который был перенесен Ахилл, Мемнон отправился еще на один светлый остров – где–то на Востоке. Одиссей и Пенелопа путешествовали в противоположном направлении и наслаждались бессмертием вместе с Киркой в Италии. Еще дальше на Западе находились Острова Блаженных, впервые упомянутые Гесиодом, и даже в I в. до Р. X. Серторий настолько твердо верил в них, что собирался послать эскадру из Испании на их поиски.

Сказочно прелестные острова появляются вновь в кельтском фольклоре, а на другом краю мира – в японском фольклоре. А между Аваллоном на крайнем Западе и Хорайсаном на Дальнем Востоке располагается земля Уттаракуру – Иной Мир индусов.

(…) Любой рай изобилует самоцветами или, по крайней мере, предметами, напоминающими самоцветы, по словам Виера Митчелла, «похожими на прозрачные плоды». Вот, например, Сад Эдема по версии Иезекииля. «Ты находился в Эдеме, в саду Божием; твои одежды были украшены всякими драгоценными камнями; рубин, топаз и алмаз, хризолит, оникс, яспис, сапфир, карбункул и изумруд, и золото… ты. ходил среди огнистых камней». Буддистский (см. «Буддизм»*) рай украшен сходными «огнистыми камнями». Так, Западный Рай Секты Чистой Земли обнесен стенами из серебра, золота и берилла, там имеются озера с берегами из самоцветов и множество светящихся лотосов.

Описывая свои Иные Миры, кельты* и тевтонцы* очень мало говорят о драгоценных камнях, но они могут немало сказать об еще одном, и для них в равной мере чудесном веществе – стекле. У валлийцев* была блаженная земля, называвшаяся Инис–витрин – Стеклянный остров; а одно из названий королевства мертвых у германцев – Гласберг, «Стеклянная гора».

Большинство раев украшены строениями и, как воды, холмы и долины, эти здания расцвечены драгоценными камнями. (…) Рай – это всегда место, сделанное из самоцветов. Почему суть именно в этом? Те, кто думают о любой человеческой деятельности с точки зрения социальных и экономических отношений, дадут примерно такой ответ: «Драгоценные камни встречаются на Земле очень редко. Ими обладают лишь немногие. Чтобы вознаградить себя за эти обстоятельства, глашатаи охваченного бедностью большинства заполнили свои воображаемые небеса самоцветами». Эта гипотеза «пирога на небесах», без сомнения, содержит в себе зерно истины. Но ей не удается объяснить, почему вообще драгоценные камни стали считаться драгоценными.

Люди тратили неимоверное количество времени, сил и денег на нахождение, добычу и огранку этих разноцветных галек. Почему? Утилитарист не может предложить никакого объяснения подобному фантастическому поведению. Но как только мы примем в расчет факты визионерского опыта, все станет ясным. В видениях люди воспринимали изобилие того, что Иезекииль называет «огнистыми камнями»… Вещи эти самосветящиеся, выказывают сверхъестественную яркость цвета и обладают сверхъестественной значимостью. Материальными предметами, наиболее близко напоминающими эти источники визионерского освещения, являются самоцветы. Получить подобный камень – значит получить нечто, ценность чего гарантирована тем фактом, что оно существует в Ином Мире.

Отсюда проистекает ничем иным не объясняемая страсть человека к самоцветам и отсюда – приписывание драгоценным камням терапевтических и магических свойств. Я убежден, что причинно–следственная цепочка начинается в психологически Ином Мире визионерского опыта, спускается на землю и вновь поднимается в теологическому Иному Миру на небесах. (…) Драгоценные камни драгоценны потому, что имеют слабое сходство со светящимися чудесами, видимыми духовным глазом визионера. (…)