Приговор воров - Михаил Серегин

Миша уже осушил свой стакан, не дожидаясь Николая.

А у Щукина вдруг мелькнула мысль – не врет ли он? То есть не выдумывает ли, единственно для того, чтобы собеседника развлечь и выманить тем самым немного денег на выпивку?

«Нет, вряд ли, – подумал Щукин. – Большим умом бородач Миша, судя по его картинам и разговорам, не отличается, а чтобы придумать то, что он мне сейчас рассказывает, нужны недюжинные творческие способности».

– Студент когда-то был медиком, – начал рассказывать Миша, – хирургом. Работал в районной поликлиннике. И как-то раз пришлось ему резать… в смысле оперировать одну женщину – рак у нее был. Так вот он в нее влюбился. Ну… как он мне объяснял, не в нее влюбился, а в ее тело. Вроде бы – фигура у нее совершенная. Ну, чокнутый он, – бородач Миша покрутил пальцем у виска, – не понимает, что у женщины главное не сиськи и жопа, а голова. То есть характер и ум, – сформулировал Миша.

– А женщина была замужем, – скучным голосом продолжил Щукин.

– Откуда вы знаете? – удивился Миша.

– А что тут знать, – сказал Николай, – обычная история. Неразделенная любовь. Чувства ищут выход и находят его в творчестве.

– Ага, – подтвердил Миша, – точно. Все вы, Степан Аркадьевич, правильно говорите. Давайте с вами по этом поводу выпьем…

Они выпили. Щукин заметил вдруг, что Миша прилично окосел.

«Надо бы вытянуть из него как можно больше информации, пока он окончательно не опьянел, – подумал Николай. – Нажрется, потом раскручивай его на разговоры…»

Он и сам начал уже ощущать, что окружающий мир стал понемногу расплываться. Очертания его теряли угловатость и резкость, приобретая привычную благость…

А может быть, это казалось ему оттого, что в забегаловке было сильно накурено.

– Так вот, – выпив, продолжал Миша, – Студент как-то говорил, что тело той женщины было поразительно похоже на тело этой… с которой в древности вылепили ту самую статую.

– Так-так, – сказал Щукин, – как же эта история любви развивалась дальше?

– Ну, когда женщина выписалась, она Студента этого и звать как забыла. А он к ней приходил, звонил и… короче, преследовал ее. Потом Студента поперли из больницы, где он работал…

Миша налил себе еще стакан и выпил. Потом посмотрел на остатки портвейна в бутылке и опрокинул ее над распахнутой пастью.

– Все равно там на два стакана не хватило бы, – пояснил он.

– А муж? – спросил Николай.

– Какой муж? – удивился Миша.

– Муж той женщины, в которую влюбился Студент.

– А-а… – Миша сосредоточенно откупоривал вторую бутылку портвейна, – муж… Муж у нее был крутой. Не в смысле – «новый русский», а это… Известный в городе человек. Журналист. Звали его… Дай бог памяти… Не помню… Но знаю. Я даже статьи его в газетах видел, – похвастался Миша, – только в последнее время что-то не встречалась мне его фамилия. Так вот, этот журналист такое замутил, когда узнал, что Студент за его женой ухлестывает, что Студента тут же посадили. Что там у них конкретно случилось, я не знаю, Студент мне об этом не очень-то рассказывал. Так… в общих чертах.

– Ладно, – сказал Щукин, – с этим понятно. А вот эта жена журналиста… Она что – тоже Студента любила? Отвечала, так сказать, взаимностью?

Бородач Миша выпил еще стакан портвейна и надолго задумался.

– Не знаю, – признался он, – Студент говорил, что любила… Только я в этом что-то очень сомневаюсь.

– Почему?

– Ну как это – почему? – пожал плечами Миша. – Студент же шизанутый. Мрачный, ни с кем никогда не поговорит… Только иногда найдет на него – как начнет что-нибудь бормотать, страшно становится. А про себя – так вообще молчал, как рыба, мы с ним только раз или два на эту тему говорили…

Щукин через силу выпил стакан портвейна. Миша отложил стакан в сторону и приложился прямо к бутылке.

– Тара мелковата, – сказал он, ткнув пальцем в стакан.

Он еще раз глотнул из бутылки, утерся рукавом своего кожаного плаща. Посмотрел на Щукина, будто ожидая от него новых вопросов.

– Вы говорили, Миша, что продавали ему материалы для его скульптур, – напомнил Щукин.

– Ну да, – ответил бородач Миша, – продавал.

– А чем же Студент с вами расплачивался? – спросил Щукин. – Его же, как я из вашего рассказа понял, из клиники уволили.

– А вот этого я вам не скажу, – серьезно проговорил Миша, – потому что не знаю. Бабки у него были, это точно. И не такие уж маленькие. А вот где он их брал – хрен его знает.

Миша опорожнил очередную бутылку и, не глядя, швырнул ее под столик. Надолго задумался.

– Впрочем, – произнес он, – я догадываюсь, откуда у него деньги были…

Бородач Миша почему-то оглянулся по сторонам и продолжал:

– Я заметил, что в последние дни – до того, как он пропал, – он стал якшаться с какими-то бандитами. Какие он дела крутил и что у него с ними общего – я не знаю. Но наличие у него денег я могу объяснить только так. Других доходов у Студента точно не было.

– Может быть, это те уголовники, с которыми он познакомился, когда сидел? – предположил Щукин. – А как вышел, начал с ними крутить какие-то дела…

Миша пожал плечами. Он высосал еще одну бутылку и опустил ее под столик. Щукин допил наконец-то свой стакан и налил себе еще мерзкого портвейна.

Миша с хрустом свинтил голову очередной бутылке.

Щукин задумался. Ничего нового вытянуть из этого придурка художника не удалось. Разве только…

– Интересно, – проговорил Щукин, не глядя на Мишу, – а как Студент связывался с этими преступниками?

– А ничего интересного, – икнув, проговорил Миша. – У них было какое-то особое место для встреч. За городом. Алтынная гора.

– Да? – недоверчиво переспросил Николай. – И он вот так просто сказал вам о месте встреч?

– Ничего он мне не говорил, – Миша снова икнул. – Просто я как-то принес материал, а у Студента денег не было. Я зашел через день… немного выпил тогда и не дошел до него. Уснул в подъезде. Просыпаюсь – и слышу, как Студент с кем-то по телефону разговаривает, по сотовому. Видно, у него кто-то был, вот он и вышел из квартиры, чтобы его не подслушивали.

– Уже лучше, – задумчиво проговорил Щукин. – Хоть что-то.

– А?

– Нет-нет, ничего.

Миша снова оглушительно икнул.

– С-слушай… Слушайте, Степан Арк… Аркадьевич, – обратился он к Щукину.

– Да?

– А д-давайте споем? – вдруг предложил он.

«Ого-го. Когда он успел так нажраться? – досадливо подумал Щукин. – Впрочем, неудивительно. При его темпах потребления алкогольных напитков…»

– Что петь будем? – хмуро осведомился Щукин.

– А вот что… На Му-уромской доро-оге, – загорланил во весь голос Миша, – стоя-али две со-осны-ы-ы-ы!.. – Голос его вдруг из тонкого превратился в низкий – следствие опьянения, наверное.

Пропев первый куплет в одиночестве, Миша прервался и обиженно посмотрел на Николая.

– А в-вы почему не подтягиваете? – спросил он.

– У меня голоса нет, – объяснил Щукин, – и вообще… Я слов не знаю.

«Все. Пора уходить отсюда, – подумал он. – Больше ничего от Миши я не добьюсь».

Миша пожал плечами и снова завел песню. Допев, он потянулся за бутылкой, но бутылка вдруг соскользнула со стола и грохнулась на грязный пол.

Миша, вполголоса матерясь, наклонился под стол, а когда выпрямился, Щукина в этой страшной забегаловке, конечно, уже не было.

Рустам присел на лавку в зале ожидания столичного аэропорта. Сигарета дымилась в его руке, и при взгляде на нее Рустам подумал, что он еще ни разу этой сигаретой не затянулся. Он поднес было ее к губам, но тут же опустил – затягиваться теперь не имело смысла, неровный багровый уголек вплотную подошел к желтой полоске фильтра, и к ароматному табачному дымку уже примешался горький и обжигающий смрад горящего фильтрового наполнителя.

Рустам оглянулся в поисках урны. Сигарета в его руке почти потухла и неприятно чадила теперь.

«Все кончается, – подумал Рустам, – и как только эта мысль пришла ему в голову, он тотчас забыл об окурке в своих пальцах. – Моя жизнь тоже, кажется, подходит к концу. Наверное, хорошо, что я это понимаю, – так ощущается больше смысла во всей жизни. По крайней мере должно ощущаться… Через пятнадцать минут объявят посадку на самолет, а через два часа я буду в том самом городе… Интересно, почему я решил, что мне нужно лететь именно туда? Мне ведь поручено завалить Щукина, а я лечу туда, где находятся его заказчики, и почти уверен, что Щукин сейчас пребывает там же. Почему? Когда я предупреждал его о том, что очень скоро на него откроется охота, то думал, что он приложит все усилия, чтобы спрятаться подальше. Но почти сразу же после разговора с ним я понял, что никуда он прятаться не будет, а постарается разобраться во всем и сделать так, чтобы мой заказ отменили. Не знаю как, но… И теперь он точно должен находиться там, где приземлится мой самолет через несколько часов. И я это знаю и лечу туда, чтобы убить его. Получается, что, предупредив Николая, я тем самым получил нить, по которой сравнительно легко могу найти его, чтобы убить. Но я ведь вовсе не хочу убивать его и сделал все, чтобы игра велась честно. Конечно, Щукин не будет прятаться, но что делать мне?»