Илиодор. Мистический друг Распутина. Том 1 - Яна Анатольевна Седова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кроме того, самодержавная власть ограничена волей народа, выраженной единодушно: «…Самодержец-Царь, воплощение Высшей Правды на земле, этою самою Правдою обязывается исполнить просьбу голоса Православного истинно-Русского народа!». Собственно говоря, о. Илиодор проповедовал настоящую демократию: Царь лишь слуга народа и действует по его указке. Однажды даже написал так: «Наступает время истинного народовластия над властительством Самодержавного Императора». Из контекста видно, что имеется в виду не «над», а «под», но это оговорка по Фрейду!
За собой же о. Илиодор оставлял право критики власти в случае ее отхода от «Правды Божией»: «Я защитник власти, но, когда она отступает от Закона Божия, от заветов предков, то я — ее строгий обличитель».
Действительно, после известной сочувственной резолюции о кончине гр. Л. Н. Толстого, написанной Государем по черновику Столыпина, о. Илиодор во всеуслышание заявил: «если Царь думает о Толстом так, как написал, то я, как священник, могу с Ним не согласиться и думать иначе, и если бы мне пришлось говорить с Царем с глазу на глаз, то я сказал бы Ему: Царь-Батюшка! Ты Помазанник Божий, волен Ты распоряжаться над всеми подданными, но я — священник, и служба моя выше Твоей, я имею право не согласиться с Тобой, ибо Богом мне разрешено учить и Тебя, и министра, и графа, и простого мужика; для меня все люди равны. Вот что я сказал бы Царю».
Отстаивая первенство самодержавной власти, о. Илиодор не стеснялся выражать свое мнение о личности царствующего Императора. В «Русском собрании» прямо заявил: «По грехам нашим дал нам Бог Царя слабого!». В печати ту же мысль выразил осторожнее, вложив ее в уста некоего «петербургского крестьянина»: «Говорят, что вся беда в России оттого, что Царь-Батюшка нерешителен. Как это так может быть? Любому, например, крестьянину дать пятьдесят рублей, да две хороших лошади, так он Бог знает что сделает! Ведь неправда, что Царь нерешителен. Его кто-либо делает слабым. Вот мы, крестьяне, побросаем зернышко в землю, да и пойдем в Питер узнать: какой это такой злодей, который делает нашего Царя-Самодержца нерешительным!». Не скрывал своего недовольства и некоторыми действиями Императора: «Долетели до тебя такие слова Его: „Самодержавие Мое остается таким, каким оно было встарь“. Ах, да Царские ли это слова? Не ослышалась ли ты, моя страдалица? Ведь когда они звучали, то в это время выбрасывалось из первой статьи Основных Законов слово „неограниченный“. Оставлено-то это слово далеко от начала: авось не всякий до него докопается, а если докопается, то черная сотня успокоится, а тем временем можно в России ввести конституцию. Какое уж тут Самодержавие, когда Царь-Батюшка твой не изменил закона о выборах в Думу Свою Царскую, закона, дающего жизнь неверным детям твоим, а верных убивающего!».
Впрочем, взгляды о. Илиодора на государственный строй, установленный в Российской Империи манифестом 17 октября 1905 г., были противоречивы. Если в приведенной выше цитате священник от души вздыхает: «Какое уж тут Самодержавие», то в другой статье повторяет популярную в монархических кругах теорию о том, будто этот акт не уничтожил самодержавную власть: «…мы не признаем за манифестом такого значения в вопросе о Самодержавии, какое придают ему враги Твои и наши. Мы только тогда признаем, что рухнуло Самодержавие Императоров русских, когда Ты взойдешь на священный амвон Успенского собора и отречешься от самодержавной власти; ибо Ты принял ее от Бога пред народом и должен отдать ее Богу пред тем же православным народом!». 17 октября Россия «вступила на новый путь исторического развития», но «устои государственной жизни остались непоколебленными!». Для о. Илиодора акт 17 октября ценен только тем, что подчеркнул разделение общества на монархистов и революционеров, позволил «вытечь» «гною» из «раны России».
На Государственную думу священник смотрел с уважением («…волостные власти, чтобы быть достойными писем члена Государственной думы, должны…») и даже с некоторой надеждой как на инструмент донесения народного голоса до ушей монарха, однако ее левый состав ненавидел. По открытии первой Государственной думы о. Илиодор говорил о ней с осторожностью, еще не зная, как покажет себя новое установление и как к нему отнесется верховная власть. О. Илиодор выражал тревогу по поводу заблуждений, царящих среди новоиспеченных депутатов. Им «кажется, что они говорят и действуют по совести, по долгу перед родиной», а на самом деле от их прежних речей «кости почивших праотцев в недрах земли стонали, а действительно истинные патриоты с боку на бок в своих гробах переворачивались…».
Но вот Дума показала свое революционное лицо, тем самым позволяя раскрыться и о. Илиодору. Теперь он не скрывал своего гнева: «Карлики и лилипуты! Они хотели добраться до Главы Государства… Безумные! они не уразумели того, что если отнимется глава, то тогда последует разложение всего тела! Безбожники развратные! Они стремились развенчать Богом венчанного, доползти до Богом превознесенного». Автор именует членов Государственной думы «изменниками, мошенниками, плутами, безбожниками, клятвопреступниками», сравнивает их с «Емельками Пугачевыми», обвиняя не только в «буесловии», но и в возбуждении фабричных рабочих.
Считая свои политические взгляды абсолютной истиной для монархического государства, о. Илиодор не терпел инакомыслящих, будь то сам монарх или кто-то из его подданных. «Черные миллионы принуждают Правительство стать на их сторону потому, что те начала, которые они проповедуют, господствовали на Руси тысячу лет, имеют за собой историю, заветы предков, а самое главное они — непреложная истина. Если так, то тут нечего лебезить пред инакодумающими, их нужно заставлять думать так, как должно. Если же они еще начнут идти против этих святых начал и надругаться над ними, то тогда их нужно бить, вешать и расстреливать».
Поэтому в борьбе со своими оппонентами, порой просто случайными обывателями, о. Илиодор не стеснялся обращаться к помощи полиции точно так же, как он действовал относительно лиц, не снявших шапку:
«Дальше я не мог слушать подлеца и крикнул на него: „Замолчи, пес вонючий! Подлец ты, негодяй! Я тебя сейчас арестую!“. Кагал закричал: „Не имеете права!“. Я ответил: „И рук не буду марать; я именем закона заставлю жандарма арестовать этого подлеца! Жандарм, сюда!“. Жиды испугались и моментально разбежались…».
«Тогда я попросил полицию разогнать сборище нечестивых поганцев, и площадь очистилась от наглого и бессовестного народа…».
Либеральный кабинет Столыпина
Не щадя даже верховной власти, о. Илиодор тем более не скупился на обличения по адресу правительства и особенно его главы:
«Первый-то министр, самый Столыпин Петр, называет верных детей погромщиками.
