Талисман десанта - Сергей Зверев

– Это мой отец, – объяснил молодой человек. – Я его никогда не видел. Живым. Только на фотографиях. Из Афганистана пришел «груз двести».

– М-да… – задумчиво протянул врач.

– Сегодня день их знакомства. Мне кажется, мама этот день вспоминает чаще, чем день свадьбы.

– Значит, это его фамилия? – спросил фельдшер.

– Да, он татарин. Мустафой звали. А мама у меня русская, православная, в церковь ходит.

– Раньше смешанных браков было больше, – сказал врач. – Пускай ваша мама полежит. И лучше ей сейчас вообще ни о чем не думать.

– Я проконтролирую. Спасибо, – поблагодарил десантник врачей. – До свидания.

– До свидания! – почти одновременно сказали доктор и фельдшер.

Молодой человек закрыл за ними дверь.

– Мама, тебе чего-нибудь надо?

– Нет, я полежу пока, отдохну, – слабым голосом отозвалась женщина.

В четыре часа вечера у Натальи Ивановны в комнате затрещал механический будильник.

– Ренат, – позвала она.

– Что такое, мама? – Сын вошел к ней в комнату.

В мыслях он сильно ругал себя за то, что не заметил медную стрелку на будильнике, указывающую на четверку.

– Ренатик, мне уже лучше. Ты можешь вызвать такси?

– Тебе доктор назначил постельный режим, – строго сказал сын.

– Мы только туда и обратно. Свечку поставлю и домой.

– Нет, мама, ты будешь еще больше волноваться от воспоминаний. Никуда ты не поедешь.

– Ренат, вот уже двадцать пять лет каждое воскресенье я хожу на службу и ставлю свечку в память о твоем отце. Сегодня всю службу, конечно, не отстою, но свечку я должна поставить обязательно. Тем более сегодня такой день…

Сын знал, что мама до сих пор не верит в то, что отец погиб, поэтому и не вышла второй раз замуж. Они часто между собой спорили. Чем Ренат становился старше, тем все больше сомневался, что отец мог выжить. Ведь есть же могила, и мать сама рассказывала, как с цинковым запаянным гробом приезжал сопровождающий лейтенант Андрей. Он был последним, кто видел отца живым, и рассказывал о том страшном бое. Потом Андрей еще раз приезжал, привозил подарки от сослуживцев Мустафы.

– Но ведь он сам говорил, что не видел Мустафу мертвым, – всегда возражала мама. – А ты же знаешь, сынок, сколько было случаев, когда потом в гробу оказывался совсем другой человек или вообще мешок с афганским песком…

По примеру своего отца Ренат тоже стал десантником, и старался как можно меньше напоминать матери о том страшном дне, и вообще старался обходить разговоры об отце.

– Хорошо, раз ты так настаиваешь, мы съездим в церковь, – сказал Ренат и по городскому телефону вызвал такси.

– Мама, может, чаю поставить? – спросил Ренат, когда они вернулись домой.

– Нет, сыночек, ты себе сделай, мне не надо – я лучше пойду уже потихоньку ко сну готовиться.

Наталья Ивановна прошла на кухню, налила в кружку негазированной «Бонаквы» и запила снотворное.

– Такая слабость невыносимая, – тихо сказала она.

Сын помог ей умыться и провел в спальню. Наталья Ивановна легла в постель и вскоре заснула. Огонек свечки, поставленной в церкви Николаю Угоднику, который она вспоминала перед сном, принес ей умиротворение.

А утром следующего дня к ним в дверь позвонили. Ренат по армейской привычке вставал очень рано, а его мама еще спала. Он не хотел ее будить, поэтому на цыпочках быстро подошел к двери:

– Кто там?

– Это почтальон, – послышался звонкий голос. – Вам заказное письмо.

Ренат открыл дверь.

– Вот, распишитесь в получении, – пухленькая женщина со смеющимися глазами протянула Ренату листочек бумаги. – Целых полтора года к вам шло. Видите, сколько тут уже штемпелей о пересылке?

– Откуда оно? – удивился Ренат.

– Из Афганистана, – лицо почтальонши стало на секунду серьезней. – Расписывайтесь скорее, а то мне еще два дома обойти до обеда.

Ренат поставил закорючку напротив своей фамилии, а веселая почтальонша побежала к лифту.

Адрес на потрепанном конверте был написан не очень ровными латинскими буквами. Ренат не знал, что ему делать – ведь письмо было адресовано его матери, и он вначале не решался его вскрывать.

«А если там что-то такое, что просто убьет ее?» – думал он.

Парень пошел на кухню, аккуратно вскрыл столовым ножом странный пожелтевший от времени конверт и начал читать:

«Дорогая, я жив, но я умер, потому что даже не знаю, где я и что будет со мной. Но главное, я не знаю, родила ли ты нашего ребенка. Прежнего меня больше нет. Прости меня за это и, пожалуйста, будь счастлива».

Под текстом стояла дата – «Сентябрь 1991 г.».

Была ранняя весна, и Мустафе-Шурави казалось, что он слышит, как звенят ручьи в горах. Весь перебинтованный, он лежал на своей кровати в глинобитном доме.

– Абу-Бакр, что со мной произошло? – спросил полевой командир.

Он чувствовал, что руки и ноги его плохо слушались, а голова сильно кружилась. Командир попытался подняться, но ничего у него не получилось.

– Сюда пришли люди с севера, – начал рассказывать телохранитель, – мы созвали ополчение. Был бой. Страшный бой. Они стали отступать, и один из них выстрелил из гранатомета. Хотел достать тебя.

– И что дальше?

– Не достал.

– И они ушли?

– Разбежались, как крысы, – ухмыльнулся Абу-Бакр. – Больше мы здесь никого из них не видели. А ты уже третью неделю лежишь.

– Хорошо. Абу-Бакр, возьми мой рюкзак и подай мне.

Телохранитель сделал то, о чем попросил командир. Мустафа-Шурави смог сам открыть рюкзак и достать шкатулку. Однако вставить ключ у него никак не получалось.

– Открой, – попросил он телохранителя.

Абу-Бакр уверенным движением отомкнул шкатулку – Мустафа-Шурави быстро окинул взглядом ее содержимое.

– Абу-Бакр, скажи, ее никто не открывал, пока я тут лежал?

– Открывал.

– Кто?

– Я, командир, – сознался телохранитель.

– Ты?

– Да, командир. Ты сам меня просил ее открыть. Ты ищешь желтый конверт?

– Да! – чуть ли не прокричал Мустафа-Шурави.

– Я его передал старику Хайрулле, чтобы в Джелалабаде, куда он направлялся, отослал его, как ты сам и просил.

– Когда я тебя просил?!

– Когда мы думали, что ты умираешь, – Абу-Бакр поправил плед, которым был укрыт раненый командир.

26

Благодаря лошадям «джинна» Батяня и капитан Столяров благополучно добрались до южного склона горы с раздвоенной вершиной – это была условленная точка их встречи с сербами. Однако ни Даринки, ни Милоша там, естественно, не было.

– Теперь вот торчи здесь, в этих горах, жди – придут, не придут, – проворчал Столяров.

– До вертолета еще трое суток. Время есть, – спокойно сказал Батяня.

– Да, но сербам еще как минимум день на переход, не забывай.

– Ладно, не будем гадать. Надо поискать, где бы нам укрыться.

– Может быть, в расселине между вершинами? Накроем кустарником – будет крыша, – предложил капитан Столяров.

– Карабкаться туда слишком высоко, – Батяня окинул взглядом горы.

– Зато хорошее место для укрытия, – настаивал Столяров.

– Ладно, давай посмотрим.

Десантники привязали лошадей внизу и начали восхождение. Конечно, перед этим они хорошенько осмотрелись – вокруг не было ни души. Гора была не очень крутой.

– Черт, Андрей, тебе не кажется, что этот «джинн» за нами наблюдает? – вдруг спросил Батяня.

– Не кажется. Потому что это не «джинн», а целая банда, – капитан Столяров встал на выступ и снял с плеча автомат.

– Откуда они взялись? – удивился Батяня.

Впереди один за другим скакали всадники – человек пятнадцать. Отряд объезжал гору с теневой стороны.

– Может, не заметят? – прошептал Батяня.

В это время одна из лошадей, оставленных русскими десантниками, громко фыркнула.

– Теперь уж точно заметят, – прошипел Столяров.

– Что ж, придется воевать, – злобно сказал Батяня. – А сверху нам их лучше видно. Пусть подойдут поближе, накроем из подствольников и перестреляем – патронов у нас на всех хватит.

Русские десантники уже было начали выбирать цель, как моджахеды остановились, а один из них поднял белый флаг и на чистом русском языке крикнул:

– Ребята, не стреляйте! Давайте лучше поговорим!

– Разговор лучше стрельбы! – крикнул в ответ Батяня.

– Ты что, Андрей? – удивился капитан Столяров. – С теми мы не разговаривали, а с этими будем?

– Этот говорит добрее. И голос его мне нравится.

Батяня первым сошел с откоса. За ним нехотя спустился и капитан Столяров. Человек с белым флагом соскочил с лошади и сам пошел навстречу русским десантникам.

– Меня зовут Мустафа, а они – мои люди. Это я вам стрелочки нарисовал.

– И подписал, – сказал Батяня.