Береника - Генрих Фольрат Шумахер

– Тебя удивляет мое присутствие здесь, – сказала она невольно отступившему легату и добавила, тонко льстя Веспасиану: – Ты, вероятно, полагал, что то, о чем все говорят, не доходит до ушей полководца. Веспасиан все видит и все слышит… Вы спрашиваете, что за причина промедления, от которого страдает ваше самолюбие, – обратилась она к остальным. – Ведь вы знаете, вероятно, что Риму угрожают не одни только иудеи: в Галлии Виндекс поднял восстание против цезаря, а в Риме каждый день открывают новый заговор. Как знать, быть может, близок день, когда Рим, истерзанный междоусобиями, увидит свое единственное спасение в Веспасиане и во всех вас, собравшихся под его знаменами. Для проницательного взора видно, что готовится переворот, более опасный, быть может, чем распря триумвиров. И тогда должен появиться новый Август, который сможет твердой рукой взять власть в свои руки и успокоить умы.

Она на минуту остановилась как бы для того, чтобы дать собранию понять то, что он сказала.

– А теперь представьте себе, – продолжала Береника, – что буря разразится тогда, когда вы будете заняты осадой Иерусалима. Не думайте, что вы одержите слишком легкую победу над жителями. Борьба будет жестокая и трудная, и уже нельзя будет, оставив иудеев, идти на помощь гибнущей империи. Нельзя было бы избрать более благоприятного для иудеев момента, чем теперь, для начала войны. Конечно, они разделены, но яд междоусобных распрей не проник еще достаточно глубоко в их сердца. Все они: саддукеи, фарисеи, зелоты и сикарии – выступят против вас как один. Яд междоусобия не сразу умерщвляет, а действует медленно и тайно; должно пройти время, пока он проникнет во все части организма и ослабит его. Вот почему я не советовала Веспасиану идти теперь на Иерусалим; я ему рассказала одну басню, хотите и вы послушать ее?

– Говори! – возбужденно крикнул Тит.

Береника начала рассказывать:

– Одному рабу его господин повелел бороться против целой стаи волков, обещая ему в случае победы свободу. Все слышавшие его приказание считали несчастного обреченным; одни уговаривали его бежать, другие советовали ему испугать волков, бросившись на них сразу с мечом в руках. Раб не сделал ни того, ни другого. Надев на себя несколько овечьих шкур и вооружившись коротким кинжалом, он вышел на середину арены и притаился в песке. Когда раскрылись клетки с дикими зверями, он стал издавать жалобные звуки, похожие на блеяние овцы; в первую минуту волки остановились, потом дружно кинулись на мнимую овцу, чтобы растерзать ее и насытить свой голод. На это раб и рассчитывал: он выскользнул из-под шкур, оставив их на песке, а сам затаился в углу арены. Волки бросились на шкуры, причем каждый старался выхватить кусок у другого; началась страшная грызня между волками, и каждый раз, когда один из волков падал, другой бросался, чтобы загрызть. Рабу было очень легко убивать их одного за другим. Наконец, остался только один волк, самый сильный и страшный, но и он уже так ослабел от ран, что не мог оказать серьезного сопротивления. Так и получилось, что один человек победил целую стаю волков, и все потому, что он держался старого, но всегда оправдывавшегося правила: разделяй и властвуй…

Все разразились рукоплесканиями, когда она смолкла. Потом Береника с улыбкой показала на Веспасиана и сказала:

– Иногда женщина может найти средство распутать гордиев узел, не разрубая его мечом; но исполнение уже дело мужчины. Рим счастлив тем, что у него есть человек, соединяющий решительность полководца с терпением и пониманием государственного деятеля. Если государство будет спасено, то оно этим будет обязано не жалкой хитрости Береники, а спокойствию Веспасиана. Вот почему, – она выпрямилась и с вызывающей отвагой взглянула на Веспасиана и Тита, – вот почему те, кто любит вечный Рим и желает, чтобы во главе государства был справедливый и достойный муж, пусть заменят на своих знаменах имя кровавого тирана именем единственного…

Она не успела договорить. Веспасиан с испугом встал между нею и собранием, но недосказанная мысль. Береника уже воспламенила, как искра, воинов Веспасиана. Чей-то нетвёрдый еще голос воскликнул:

– Да здравствует вечный Рим! Да здравствует Веспасиан! – И все повторили его восторженно.

Веспасиан погрузился в глубокое раздумье. Те же мысли волновали его, как и после жертвоприношения на Кармеле, но теперь к ним присоединилось новое чувство; на этот раз приветствия легионов не закончились обычным криком: "Да здравствует цезарь!" – на этот раз никто не вспомнил далекого властителя. Но он знал, как опасно играть в такую игру, пока силен Нерон. Он поднял руку, как бы отстраняя приветствие, и дрожащими губами произнес:

– Да здравствует цезарь Нерон!

Но никто не подхватил его слова, наступило долгое жуткое молчание.

Веспасиан не сразу пришел в себя, и его обыкновенно спокойный голос звучал отрывисто и хрипло, когда он объявил пароль для стражи. Улыбка мелькнула на лицах присутствующих; все переглянулись, пароль был: "Разделяй и властвуй"…

Военачальники ушли из палатки; только Береника, Агриппа и Тит остались с Веспасианом.

Царь сидел мрачный у маленького стола, покрытого свитками. Береника вытянулась на пышном ковре и с улыбкой смотрела на полководца, который, задумавшись, ходил взад и вперед. Тит прислонился к столбу, поддерживающему палатку, и с восхищением смотрел на Беренику.

– Береника, – сказал Веспасиан, – ты объяснила своей басней, что нужно внести раздор в среду наших противников, но как это сделать? Чтобы пойти по этому пути, нужно найти то, чем для раба были овечьи шкуры. Не приготовила ли ты какой-нибудь приманки?

Береника засмеялась.

– Я изменила моему народу, – сказала она, и глаза ее заискрились мрачным светом, – ты прав поэтому, требуя, чтобы я предала моего бога. Все для Рима – не так ли? Хорошо, я согласна. Что самое святое для иудея?

– Бог, – ответил Веспасиан с суеверным страхом.

Береника заметила это и насмешливо улыбнулась.

– А после Бога?

– Закон.

– Я вижу, Веспасиан хорошо изучил своих врагов. Да, для того чтобы теперешняя распря между иерусалимскими иудеями перешла от ученых споров к опустошительной распре, нужно, чтобы был нарушен закон и веления Бога. Но во всей этой обетованной стране один только человек воплощает собой закон в глазах народа. Его они считают наместником Бога, и он стоит во главе народа.

– Береника! – окликнул ее Агриппа.

С изменившимся, побледневшим лицом он подошел к сестре.

– Ну что? – спросила она пренебрежительно.

– Понимаешь ли ты, что делаешь? – тихо сказал он. – Ты хочешь втоптать в грязь сан первосвященника. Этим ты оскверняешь самое священное в народе и губишь основу его жизни. Израиль никогда не оправится от такого удара.

Она взглянула на него с притворным удивлением.

– Я не понимаю тебя, Агриппа. Ведь ты первый замарал одежды первосвященника. Сколько заплатили тебе Евсей из Гамелы и Матия бен Теофиль за эту должность? К тому же твои собственные интересы требуют подавления восстания – ты сам это не раз говорил. Так радуйся, что мне удалось найти способ разжечь распрю в Иерусалиме.

Агриппа, пораженный ее словами, умолк. Неужели Береника забыла истинную его цель? Как же он сможет потом утвердить свою власть в Азии, если народ будет обессилен?…

– Какой же ты нашла способ? – спросил Веспасиан Беренику.

Она вынула из складок платья исписанные дощечки и передала их полководцу.

Веспасиан прочел: "Как долго народ еще будет покоряться губительному игу знатных родов? Где сказано, что первосвященник должен избираться только из аристократов? Все колено Леви имеет по закону право на священничество, и можно найти и более достойного окропить голову священным маслом, чем Матия бен Теофиль. Действуй согласно с этими словами".

– Страшное средство! – воскликнул Веспасиан с суеверным страхом. – Что, если оно навлечет на нас гнев вашего могущественного Бога?

Береника снова засмеялась.

– Не бойся. Этот гнев поразит только истинного виновника, и я готова взять на себя последствия.

Римлянин с ужасом посмотрел на нее. Она встала и гордо выпрямилась; на лице ее было выражение глубочайшего презрения к людям, к Богу, ко всему…

– Через кого ты пошлешь это воззвание? – спросил Агриппа дрожащим голосом.

– Разве ты забыл своего посланника в Гишалу? – насмешливо сказала она. – Оний слишком умен, чтобы не попытаться служить двум господам. И он совершенно прав. Разве мое золото весит легче твоего? Сегодня же я пошлю верного человека в Иерусалим, – сказала она полководцу. – Надеюсь, ты останешься доволен.

Она подала свою руку Титу, и молодой легат, сияя от восторга, увел ее из палатки.

Полчаса спустя Агриппа вошел к Беренике с мрачным лицом. Она, казалось, ожидала его и не показала, что удивлена его приходу. Она только глубоко вздохнула, как бы от затаенного удовлетворения.