Тайна убийства Столыпина - Виктор Геворкович Джанибекян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трусевич предложение Ерёмина принял, план вербовки агента одобрил.
Когда Ерёмин беседовал с Рыссом, тот поставил одно условие:
— Я настаиваю, чтобы со мной имели дело только вы, никто другой.
— А директор департамента? — спросил Ерёмин с издёвкой. — Он будет иметь к вам отношение?
— А как вы думаете? — вопросом на вопрос ответил арестованный.
— Думаю, что будет, ведь он мой начальник.
— Тогда я имею дело только с вами и с Трусевичем.
Побег Рысса был организован. При этом пострадали охранявшие его жандарм и полицейский, которые, к своему несчастью, отвечали за арестованного. Они были преданы суду и наказаны — ни в чём не повинные люди были отправлены на каторгу. Так полиция играла в свои игры, ломая судьбы своих же людей.
Отличившегося полковника Ерёмина перевели в Петербург, предоставив должность помощника начальника секретного отдела департамента. Так Трусевич поощрил рвение подчинённого.
А Герасимову Трусевич говорил:
— А знаете, Александр Васильевич, что теперь «максималисты» у меня в кармане? Мы имеем такого замечательного агента, который будет нас предупреждать о каждом шаге «максималистов», расстраивать все их планы. Теперь мы с ними справимся.
— Вы уверены в этом? — спросил Герасимов. — Я лично — нет. Я читал первичный документ, в котором Рысс обещает говорить всю правду полиции, но не говорит её.
— Этого быть не может. Он показал всю структуру своей организации. Вы не правы. Я убеждён в искренности Рысса. Такого мнения и полковник Ерёмин.
— Если бы он хотел её показать, он бы в первую очередь назвал явки, — парировал Герасимов. — А в его сообщении нет даже явок. Какая же это информация?
Трусевич стоял на своём и сомнению признания Рысса не подвергал. Он предупредил Герасимова, что департамент взял всё это дело в свои руки, что пока им занимаются, арестов среди максималистов производить не следует, чтобы не спугнуть их, и что, если понадобится, их всех легко будет повязать.
Трусевич дал понять Герасимову, чтобы в это дело он больше не встревал.
Герасимов обо всём доложил министру.
— Не расстраивайтесь, Александр Васильевич. Надо же и департаменту поработать. Если Трусевич считает, что обезвредит максималистов, то пусть этим и займётся. Посмотрим, справится ли. Если нет, мы ему поможем.
Через несколько дней «максималисты», которые, по словам Трусевича, находились у него в кармане, вылезли из кармана директора Департамента полиции и устроили взрыв на даче Столыпина.
На развалинах дачи и произошёл новый разговор Герасимова и Трусевича по поводу «максималистов». Место было неподходящее, но значения это не имело. Оба прибыли на дачу на Аптекарском острове по сигналу тревоги.
Трусевич бормотал, глядя на развалины и трупы:
— Уверен, что к этому «максималисты» никакого отношения не имеют. Иначе бы Рысс предупредил нас. Это, вероятно, дело рук эсеров.
А Герасимов защищал эсеров, о которых имел подробную информацию от своих агентов. Тогда Трусевич стал сваливать вину на другую группу, на польских социалистов.
— Нет, нет, — возражал Герасимов. — Польских социалистов, по моим данным, в городе нет. Я всё же склоняюсь к предположению, что это действия «максималистов», они ведь намеревались организовать акцию. Вот и организовали.
То, что прав Герасимов, а не Трусевич, подтвердили сами «максималисты», выпустившие листовку. Они взяли на себя организацию взрыва на даче премьера.
После этого состоялось объяснение двух высших чинов. Вернувшись к прежней теме, жандарм поставил под сомнение искренность нового агента, о котором было столько разговоров: о подготовке взрыва на Аптекарском острове тот не предупредил.
— Он себя ещё покажет, — успокаивал собеседника Трусевич. — А молчал он, между прочим, оттого, что в городе его в эти дни не было. К тому же в Петербурге он недавно, не все связи ещё наладил.
— Почему вы так предвзято относитесь к Трусевичу? — поинтересовался как-то Столыпин у Герасимова.
— Он считает себя знатоком разыскного дела, но, к сожалению, таковым не является. Слишком самонадеян — не принимает советов. Страшно болтлив — в дамском обществе или за карточным столом позволяет себе щегольнуть своей осведомлённостью. Всё это не к лицу директору такого департамента.
— И вы решили…
— Да, я решил не сообщать ему секретов своего отделения, так будет благоразумнее.
Побеседовав с Трусевичем, Столыпин вернулся к разговору о новом агенте.
— Александр Васильевич, как вы полагаете, может ли этот Рысс иметь информацию о делах максималистского центра?
— Считаю, что может, — ответил Герасимов, — насколько верны мои источники. Но вопрос в другом: захочет ли он освещать работу центра? Я лично не уверен в этом. Я его не знаю, у меня никаких непосредственных впечатлений на сей счёт нет. Суждениям же Максимилиана Ивановича я не особенно доверяю. В отличие от социал-революционеров «максималисты» быстры, подвижны, действуют короткими ударами без длительной подготовки. Поэтому чрезвычайно важно их взять, как только мы нападём на их след. Мнение Трусевича, однако, иное, он препятствует арестам, что может вызвать роковые последствия.
Столыпин предложил Герасимову побеседовать с Рыссом, но Трусевич это предложение отклонил. Он не хотел отдавать агента в чужие руки. Так победитель не желает отдавать свои лавры другому, их не заслуживающему.
Противостояние Трусевича и Герасимова в министерстве продолжалось. Первый твердил о полной надёжности Рысса, второй ставил его слова под сомнение.
— Никаких арестов! — упирался директор департамента. — Если их и производить, то только по согласованию с Рыссом. Я не поставлю под удар такого агента!
Министр поддержал Трусевича.
Герасимов пожелал ознакомиться с документацией по агенту. Изучив документы, он поразился наивности директора департамента и его сотрудников, поддерживающих своего начальника. Они явно шли по ложному следу.
К такому заключению Герасимов пришёл, проанализировав сообщения агента, который если и давал какую-то информацию, то с одним лишь желанием — отвлечь полицию от главных дел. Ради этого «продавались» дела незначительные.
К полковнику пришла удача в результате тонкой интриги.
Один из агентов, действовавших в партии социал-революционеров, подобрался к петербургскому комитету и познакомился с Медведем. Стал оказывать ему услуги, втёрся в доверие. Герасимов лично его наставлял:
— Станьте для Медведя своим человеком, выполняйте все его просьбы. Но только не переиграйте — он человек опытный, в людях разбирается, мигом вас раскусит.
Когда агент уже наладил хорошие отношения с Медведем, он и разыграл карту, на которую ставил жандарм. Он сказал доверительно вожаку «максималистов»:
— Что-то мне Соломон не нравится. Есть в нём нечто подозрительное…
