Есть, молиться, любить - Элизабет Гилберт

Это первый Новый год в моей жизни, который я праздную с совершенно незнакомыми людьми. Вокруг все поют и танцуют, но в полночь мне некого даже обнять. И все же не могу сказать, чтобы в эту ночь хоть на секунду почувствовала себя одинокой.

В этом я совершенно уверена.

41

B ашраме каждому дают работу, и мне поручают оттирать полы в храме. Этим я и занимаюсь несколько часов в день — стою на коленях на холодном мраморном полу с щеткой и ведром и оттираю, как Золушка. (Кстати, метафора от меня не ускользнула — мыть пол в храме — это всего равно что отмывать свое сердце, полировать душу; ежедневный монотонный труд, без которого невозможна духовная практика с целью очищения души, и так далее и тому подобное.)

На пару со мной к мытью полов приписана стайка индийских ребят. Подросткам всегда поручают эту работу, так как она требует больших физических затрат, но при этом не подразумевает непомерной ответственности: сделаешь плохо — никто особо не пострадает. Мои напарники мне очень симпатичны. Девочки — порхающие мотылечки, которые выглядят намного моложе своих американских восемнадцатилетних ровесниц; мальчишки — серьезные юные аристократы: они, напротив, кажутся на порядок старше американских мальчишек в восемнадцать лет. В храме разговаривать запрещено, но подростки есть подростки, и болтовня во время работы не замолкает ни на минуту. И не все пустой трезвон: например, один мальчик, что весь день оттирает пол рядом со мной, серьезно поучает меня, как лучше выполнять работу:

— Относись серьезно. Не опаздывай. Будь спокойной, дружелюбной. Помни: все, что ты делаешь, ради Господа. И все, что Бог делает, Он делает для тебя.

Это изнурительный физический труд, но все равно работать каждый день часами намного легче, чем часами медитировать. Если честно, мне кажется, что медитатор из меня никудышный. Конечно, я запустила практику, но, по правде говоря, медитация никогда не давалась мне особенно легко. Мне никак не удается остановить ум. Когда я пожаловалась на это одному индийскому монаху, он сказал: «Ну надо же, ты единственный человек в истории планеты, у кого возникла эта проблема». После чего процитировал строки из Бхагавадгиты, священнейшего текста.

«О Кришна, ум тревожен, беспокоен, силен и неподатлив. Усмирить ветер столь же непросто».

Медитация в йоге — это и якорь, и парус. Медитация — путь йоги. Между медитацией и молитвой существует разница, хотя обе эти практики стремятся к единению с божественным. Говорят, что молитва — это когда ты говоришь с Богом, а медитация — когда слушаешь Бога. Угадайте, что легче дается мне? Да мне бы хоть весь день лялякать с Богом о всех своих переживаниях и трудностях, но, когда дело доходит до того, чтобы замолкнуть и прислушаться… совсем другое. Стоит попросить мой ум сидеть спокойно, на него немедленно находит 1) скука, 2) злость, 3) тоска, 4) беспокойство и 5) все вышеперечисленное одновременно.

Как и большинству гуманоидов, мне в нагрузку досталось то, что буддисты называют ум-обезьяна. Мысли перескакивают с ветки на ветку, задерживаясь лишь для того, чтобы почесаться, плюнуть и заверещать. Из далекого прошлого к неизвестному будущему ум совершает дикие скачки во времени, передумывая по десять мыслей в минуту, необузданно и бессистемно. Само по себе это проблемой не является; проблема в том, что каждая мысль провоцирует эмоции. Стоит подумать о хорошем — и я счастлива, но — прыг! — меня быстро бросает от счастья к тревожной одержимости, омрачающей все настроение. А стоит вспомнить, как кто-то меня разозлил, и я начинаю заново горячиться и обижаться. Потом ум вдруг решает, что сейчас самое время пожалеть себя, и одиночество не заставляет себя ждать. Ведь мы — то, что мы думаем. Наши эмоции — рабы наших мыслей, а мы в свою очередь рабы эмоций.

Есть еще одна проблема с этим перескакиваем с ветки на ветку — человек никогда не присутствует там, где он на самом деле находится. Он вечно копается в прошлом или заглядывает в будущее, а просто спокойно побыть в настоящем — такая редкость. У моей милой Сьюзан есть такая привычка: как только она оказывается в по-настоящему красивом месте, то вскрикивает почти в панике: «Как тут красиво! Надо будет обязательно сюда вернуться!» Мне приходится постараться, чтобы убедить ее в том, что она уже тут. Когда пытаешься проникнуться божественной сущностью, эти метания вперед-назад очень мешают. Недаром Бога именуют божественным присутствием — потому что Он здесь, сейчас. Его можно найти в одном лишь месте — здесь, в одно лишь время — сейчас.

Но, чтобы оставаться в настоящем, необходимо дисциплинированно сосредоточить внимание на чем-то одном. Различные медитативные техники учат сосредоточению разными способами — можно фокусировать взгляд на световой точке, наблюдать за вдохами и выдохами. Моя гуру преподает медитацию с помощью мантр — священных слов или слогов, повторяемых сосредоточенно. У мантр двойная задача. С одной стороны, они дают уму занятие. Как если бы обезьяне дали горсть из десяти тысяч пуговиц и сказали бы: «Переложи это пуговицы одну за другой из старой горки в новую». Обезьяне будет гораздо легче справиться с такой задачей, чем если бы ее просто посадили в угол и повелели не двигаться. С другой стороны, предназначение мантры — перенести человека в иное состояние, наподобие лодки с веслами, курсирующей по неспокойному морю ума. Стоит вниманию унестись с перекрестным течением мысли, нужно просто возвратиться к повторению мантры — снова сесть в лодку и взяться за весла. Говорят, что великие санскритские мантры обладают невыразимой силой. Сумеете остаться в лодке — и она приведет вас к берегам божественного.

В числе моих многочисленных трудностей с медитацией — мантра, которую мне задали повторять. «Ом намах шивайя» — она мне кажется какой-то неудобной. Нет, мне нравится, как она звучит, нравится ее смысл, но медитации в моем случае она не способствует. И ни разу за два года, что я практикую в рамках этой йогической школы, мантра мне не помогла. Когда я пытаюсь мысленно проговорить «Ом намах шивайя», слова точно застревают у меня в горле, стискивают грудь и внушают беспокойство. А согласовать слоги с дыханием вообще не выходит.

Наконец решаю посоветоваться с Кореллой, соседкой по комнате. Мне стыдно признаваться, как трудно сосредоточиться на повторении мантры, но Корелла все-таки преподает медитацию. Может, она сумеет мне помочь? Она признается, что прежде и ее ум блуждал, но теперь практика дается легко; медитация стала великой трансформирующей силой и приносит лишь радость.

— Стоит сесть и закрыть глаза, — говорит она, — как остается лишь представить мантру — и я уже в раю.

Услышав это признание, я завидую ей до тошноты. Хотя Корелла занималась йогой, когда я еще пешком под стол ходила. Тогда я прошу ее показать, как именно она медитирует на «Ом намах шивайя». Один вдох на каждый слог? (Когда я делаю так, медитация кажется бесконечной и просто выводит меня из себя.) Или по вдоху на каждое слово? (Но все слова разной длины! Как же тогда дышать ровно?) Или лучше повторять всю мантру целиком на вдохе и еще раз — на выдохе? (В таком случае все слишком ускоряется, и я перевозбуждаюсь.)

— А я не знаю, — отвечает Корелла. — Я просто говорю ее и всё.

— Но ты же поешь? — в отчаянии докапываюсь я. — Ты ритм выпеваешь?

— Я просто повторяю мантру.

— А можешь вслух произнести так, как повторяешь в голове, когда медитируешь?

Корелла неохотно закрывает глаза и начинает проговаривать мантру вслух — так, как она звучит у нее в голове. И правда — она просто говорит… и всё. Говорит, как обычно, ровно, с едва заметной улыбкой. Мало того, она, похоже, входит во вкус, но мне становится скучно, и я прерываю ее.

— Неужели тебе не надоедает? — спрашиваю я.

— Хм, — Корелла с улыбкой открывает глаза и смотрит на часы, — прошло всего десять секунд, Лиз. И тебе уже надоело?

42

Наутро я прихожу как раз к началу четырехчасовой медитации — с нее всегда начинается день. В течение часа мы должны сидеть в тишине, но для меня минуты тянутся, как километры, — шестьдесят километров изнурительной ходьбы, которые мне предстоит выдержать. К четырнадцатой минуте (километру) нервы на пределе, колени готовы сломаться, и раздражение перекипает через край. Меня можно понять, если учесть, что во время медитации мой ум ведет со мной примерно такие беседы:

Я: О'кей, начинаем медитировать. Давай сосредоточимся на дыхании, все внимание на мантру. Ом намах шивайя. Ом намах ши…

Ум: Я буду тебе помогать!

Я: Хорошо. Твоя-то помощь мне и нужна. Поехали. Ом намах шивайя. Ом намах ши…

Ум: Я сейчас помогу тебе настроиться на приятные медитативные картины. Например… опа, придумал. Представь, что ты — храм. Храм на острове! А остров в море!