Музыкальная шкатулка Анны Монс - Екатерина Лесина

Опять неприятно.

Чужое грязное белье… и если все так, то не могло ли случиться, что Эллочке надоело быть вечным «запасным вариантом»? Она измучилась, устала и прекратила эту пытку единственным, как ей казалось, надежным способом. А потом сама же рассказала Ксюше про невесту и шкатулку.

Подозрения от себя отводила.

Или та, неизвестная женщина, обвинившая Стаса в изнасиловании. Она ведь тоже имела все причины для мести…

Имя ее выяснилось, стоило открыть третий файл. Акулина?! Тот же отчет. Но вот чтобы Акулина… и клеветала… или она ошиблась? Но история произошла три года тому назад… а еще у Акулины ребенок имелся. Девочка. И выходит, что ее отец — Стас?! Но Акулина не подавала в суд на признание отцовства и на алименты и вообще избегала со Стасом общаться. Тогда получается, что она и правда верила в то, что говорила? Ее напоили, а потом воспользовались… Возможно ли?..

Ксюша решила, что — вполне.

— Но все равно как-то это странно! Не очень логично, — добавила она, и Хайд лениво зевнул. — Если уж мстить, то сразу. А тут — столько времени прошло. Она ничего не сделала, а потом вдруг взяла — и убила? Какая-то ерунда…

Звонок в дверь прервал ее исследовательскую работу, и Ксюша вздрогнула: она никого не ждала! А тот, кто желал ее видеть, продолжал мучить кнопку. И звонок надрывался, захлебывался даже. Хайд, впрочем, вел себя спокойно. Кто бы ни стоял за дверью, с его точки зрения, он был совершенно безопасен.

За дверью стояла Елена, невеста Игната.

Ксюша проморгалась и еще раз посмотрела в глазок: нет, никакой ошибки, сложно не узнать эту яркую женщину. И зачем она пришла?

А главное, что теперь Ксюше делать? Притвориться, что ее нет дома? Это как-то по-детски, а потом Елена нажалуется Игнату… или еще что-нибудь устроит. И Ксюша открыла дверь.

— Долго возишься, — сказала Елена, окидывая Ксюшу крайне неприязненным взглядом. И вошла без приглашения. — Поговорить надо.

Она не стала снимать туфли, прошла в комнату, словно тысячу раз уже бывала в Ксюшиной квартире.

— В общем, так, — Елена осматривалась, на личике ее застыло выражение крайней брезгливости. — Чтоб я больше тебя рядом с Игнатом не видела! Сечешь?

От нее слабо, но отчетливо разило алкоголем. И сигаретами. И мятной жевательной резинкой, которую Елена не переставала жевать.

— Извините, но вы неправильно все поняли.

Все-таки надо было отсидеться, пусть это и по-детски, но зато нервы были бы целее. Ксюша терпеть не могла скандалов, а чутье ей подсказывало, что Елена явилась именно скандалить.

— Ты мне будешь указывать, как и что мне понимать? — поинтересовалась она нервным голосом. — Да кто ты такая?!

Никто. Секретарь.

Елена, вытянув руку, ткнула в Ксюшу пальцем:

— Думаешь, если он на тебя запал, то ты раз — и в дамках?

— У нас сугубо деловые отношения…

…И не надо ей было слушать Алексея Петровича. Нашла бы другое место, поспокойнее, чтобы ни трупов, ни тайн грязных, ни начальственных невест на грани истерики!

Елена взирала на Ксюшу с высоты своего роста и положения.

— Врешь, — сказала она наконец. — Все вы врете! У тебя одно на уме!

— Что?

— Залезть к нему в койку!

Ксюша попыталась представить себя в койке Игната, и эта картина вызвала у нее нездоровый смешок.

— Издеваешься?! — Елена зашипела, как рассерженная змея. — Думаешь, я дура?! Если модель, то дура? Да мы поженимся!

— Я рада и искренне желаю вам счастья.

Чем раньше, тем лучше, может, хоть тогда эта странная женщина успокоится.

— И я не позволю всяким тварям мне мешать! Ты… ты уволена!

Надоело! Пусть бы они определились уже… и вообще, наверное, раньше Ксюша восприняла бы эту новость спокойнее, но за последние дни нервы ее не единожды подвергались испытаниям. И потому она ответила совсем не то, что собиралась:

— А это не вам решать! Не вы меня нанимали.

— Да я…

— Вам лучше отправиться домой и успокоиться. Беспричинная ревность еще никого не доводила до добра.

Елена побелела.

— У меня нет привычки путаться с начальством. Кроме того… — Ксюша попыталась было прикусить язык, но слова буквально сами лезли из нее. — В конторе хватает незамужних женщин, и они куда красивее.

Если уж страдать, то не одной. Интересно было бы посмотреть на встречу Эллы и Елены! Вот уж и правда — равные по весу и мастерству соперницы, хотя Эллочка сказала, что Игнат ей неинтересен, но ведь Елена не слушает, что ей говорят.

— Ты… ты пожалеешь! — сказала она напоследок и выскочила из комнаты.

И из квартиры тоже убралась. Закрыв дверь, Ксюша подошла к окну, желая убедиться, что неприятная гостья потопает восвояси. Минута… другая… третья… время шло, а Елены все не было.

А потом Ксюша услышала крик.

Голос у Антонины Марковны был зычным, даром, что ли, она полвека в народном хоре местного ДК числилась? И пусть возраст давал о себе знать, но нынешнее происшествие пробудило скрытые резервы в ее массивном теле. Голосила она с наслаждением, не забывая о правильном дыхании, а потому крик ее длился и длился.

И когда Ксюша наконец добралась до первого этажа, она обнаружила, что на голос Антонины Марковны из своих квартир выскочили если и не все, то — почти все.

— Убили, — сказала Стефочка, запахивая полы атласного халатика. — И чего орать? Ну, убили и убили…

Стефочка работала в ночную смену и, судя по всему, только-только прилегла, оттого и чужую смерть воспринияла сугубо как источник неудобства: поспать не получится больше.

— Антонина Марковна, — Ксюша пробилась к пенсионерке и схватила ее за руку. — Связки порвете! Потом сипеть станете.

Она знала, что это — единственный аргумент, который на даму подействует. И Антонина Марковна замолчала. Осенив себя крестным знамением — в церкви тоже хор имелся, что способствовало росту ее набожности, — она трубно высморкалась в платок и сказала:

— «Скорую» вызовите. И полицию!

Елена лежала на лестничной площадке как-то неестественно, неудобно подогнув ноги, и вокруг головы ее расплывалось красное пятно. Ксюша даже не сразу сообразила, что именно ей кажется неправильным: она не так уж часто сталкивалась с мертвецами, во всяком случае до этой недели. Но, разглядывая Елену, длинные ее ноги приятных очертаний и уровня смуглости, нарядное платье, задравшееся совершенно неприлично, и кружевное белье, она никак не могла отрешиться от некой неестественности этой картины.

Вокруг Елены вертелась ее собачка, она то совалась к телу, то отпрыгивала, трясла неестественно крупной головой и совершенно по-человечески вздыхала. А потом вдруг потянулась к луже и принялась лакать.

— Спокойно! — Ксюша вцепилась в полное запястье соседки, которая уже готова была разразиться новым криком. — Это не кровь…

Ну конечно, не кровь! Слишком много жидкости! И цвет другой, вишневый, яркий.

— Сироп какой-то…

Или ликер. Запах спиртного подтверждал эту версию.

— Но «Скорую» вызвать надо.

И Ксюша вызвала, а потом позвонила Игнату, который звонку не слишком-то обрадовался, лишь буркнул:

— Жди!

А приехал он раньше «Скорой».

Елену, убедившись, что она жива, пусть и пребывает без сознания, подняли и перенесли в квартиру Стефочки, не слишком-то довольной подобным поворотом дел. Милосердие милосердием, а законный сон — законным сном.

Елена вскоре в сознание пришла и, оглядевшись, презрительно скривила губы. Тут же потребовала зеркало, а получив желаемое, онемела. Она трогала волосы, испачканные не то сиропом, не то ликером, шею, декольте, платье… Нюхала свои пальцы. Кривилась.

А потом выдала:

— Это все из-за тебя!

К счастью, как раз объявился Игнат, и скандал сменился истерикой. Елена рыдала, громко, надрывно, заламывая тонкие руки и вопрошая небеса — за что ей эта кара? Стефа лишь фыркала, всем своим видом показывая, что не так уж она и гостеприимна, чтобы терпеть на своей жилплощади подобные концерты. А Ксюша чувствовала себя виноватой.

Врач добавил хаоса в ситуацию, поскольку, ощупав голову Елены, заверил, что пострадала она не так и сильно, что ущерб ей нанесен больше моральный, нежели физический. Есть небольшая шишка, но и только.

Елена обозвала врача тупым уродом, неспособным оценить глубину ее страданий…

И Ксюша не стала слушать дальше. Она тихо попрощалась со Стефочкой, попросив у нее прощения за грубость гостьи, и поднялась к себе.

Дверь в ее квартиру была открыта.

Ксюша точно помнила, что дверь она закрыла… не на ключ, но просто — закрыла. А тут вдруг… и как это понимать?! И безопасно ли — переступать через порог? Может, Ксюшу уже поджидают?

— Хайд, — позвала Ксюша, отступая к лестнице. — Ко мне, Хайд!

Стало вдруг страшно.

— Хайд!

А если его убили?! Отравили? Или застрелили? Конечно, выстрела Ксюша не слышала, но…