Поединок - Александр Борисович Царинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И четвертого и тридцатого — среда.
— Так... Восемнадцатого декабря тоже, кажется, была среда?
Мельников подтвердил.
— Скажи, в Доме офицеров есть выходной?
— Есть. По средам.
— Постой. Что-то непонятно. Яковлев убит в среду восемнадцатого, но в тот день там, кажется, шло кино?
— Точно. Шло. Фильмы идут ежедневно. Ежедневно открыт парткабинет. Все остальные — выходные.
— Понятно. Раньше у Никитыча другой специальности не было? Ну... С радиотехникой он никогда не имел дела?
Мельников тут же догадался, к чему клонит шеф.
— Вы полагаете... что...
— Что следы резиновых сапог на месте работы передатчика принадлежат маркеру.
Да, это было открытие! Мельников припомнил характерные детали хранящихся у него слепков от следов резиновых сапог, представил тяжелую, чуть косолапую походку Никитыча и понял, что Волков, пожалуй, близок к цели. Выпалил:
— Постойте, если я вас правильно понял, передатчик работал именно в тот день, когда выходной Дом офицеров. То есть, лицо, скажем, это был Никитыч, не было обременено заботой куда-то спешить, могло выкинуть в эфир те цифры и потом скрываться, где удобней, если за ним увяжется погоня?
— Правильно мыслишь. Это, так сказать, пожарный вариант.
— Допустим. Меня настораживает другое. Яковлев убит тоже в среду. А ведь у Никитыча нет пропуска в закрытый гарнизон.
— Не горячись, коллега! Зачем ему пропуск? В свой выходной день маркер с широколицым и Яковлевым только выпивали. Пытались солдата «обработать». Убил же Яковлева наверняка кто-то третий, маскировавшийся под «друга». Чужака солдат к себе не допустил бы. Так ведь?
Мельников покраснел. Торопливо отрапортовал:
— Есть! Я попытаюсь разузнать, насколько Никитыч связан с радио! Могу его охарактеризовать. Угрюм. Скрытен. Ни с кем не общается. Живет один. Фронтовик. Семья погибла в войну.
— Этого мало. Хотелось бы просмотреть его документы. Не фальшивые ли они? Попроси этим заняться наших смежников. Кстати, на запрос по Маркину ответ есть?
— Пока нет. Но не верю я ему, — откровенно признался Мельников. — В том ЧП Маркин сыграл роль «друга», как выразились вы. Уверен, что он был хорошо знаком с Яковлевым.
— Докажи. А пока вот что. На днях сюда прибудет инкогнито наш офицер. Как устроить его на жилье к маркеру?
— Не выйдет. Никитыч на постой не берет. А если — рядом?
— Ну что ж, на безрыбье и рак рыба.
Волков посмотрел на часы. Было без десяти семь. Спросил:
— Каковы дальнейшие планы?
— Поесть бы...
Волков первый раз за вечер непринужденно улыбнулся:
— Ну, раз так, давай-ка сходим перекусим и махнем в бильярдную. Имеем же мы право хоть одну «пирамидку» сгонять. — И сделался серьезным: — Да, вот еще что. Подготовь письмо матери Яковлева. Надо поблагодарить женщину за участие в деле.
Они вышли на улицу. От сильного мороза потрескивали сучья деревьев. Степан Герасимович чуть поежился, а Мельников, согретый внезапным открытием, холода не ощутил. В руках был кончик настоящей ниточки, что вела к заветному клубку.
19
Неосторожность
В бильярдной дым стоял коромыслом. На всех трех столах бойко бегали шары. Кроме играющих здорово чадили болельщики.
На крайнем столе играл Козырев с Чухрой. С тем самым лейтенантом Чухрой, который «свирепствовал» на комсомольском бюро, когда разбиралось личное дело Маркина. К удивлению Мельникова, тут был и сам Маркин.
— Играть решили научиться? — подошел к нему чекист.
— Да нет. Козырев затащил. Помирились мы, товарищ капитан!
Неожиданно в их разговор вмешался Чухра:
— Потянет сейчас Сеня матушку-пехоту перемирие обмывать.
— Потяну. Но не пехоту, а тебя. И не обмывать, а язык отрывать.
— Один — ноль, Вася! — подначил Чухру болельщик-лейтенант. В этот момент Козырев с треском загнал в угол решающий шар.
— Три — ноль! — едко вставил Маркин. — Расплачивайся, Чухра!
И сразу у Мельникова возникло подозрение: Чухра подслушивал разговор. Складывая в треугольник шары, Александр Васильевич внимательно глядел вслед Чухре. Вот он подошел к маркеру, протянул деньги и, кажется, подмигнул. Неужели какой-то знак?..
За ушедшим Чухрой порывался уйти из бильярдной и Маркин, но Козырев остановил его:
— Давай еще немного посмотрим, Семен! Сейчас только восемь. Тети Гали все равно еще нет дома.
О какой тете Гале шла речь, Мельников не знал. Вроде ненароком подошел к Козыреву.
— Куда это вы собрались с Маркиным, если не секрет?
— Комнатка недалеко от меня есть свободная. Семен просит с хозяйкой познакомить. Из общежития хочет уйти.
Зачем ему покидать общежитие?
— Козырев, вы не могли бы к одиннадцати подойти к Дому офицеров?
— Раз это необходимо...
А вернувшийся Чухра что-то советовал Волкову. Степан Герасимович произвел удар, и кругляш кожи слетел с кия на зеленое сукно.
— Маркер! — крикнул Чухра, — неси новый кий подполковнику!
Никитыч недовольно поднялся со стула и с кием в руках направился в их сторону. Шел тяжеловато, припадая на левую ногу. Точно! Там был он! — безапелляционно заключил Мельников.
Да, на месте работы передатчика левый след был мельче правого. Виден лишь носок да часть каблука. Увлеченный размышлениями, Мельников машинально смотрел на маркера. Опомнился, заказал туза в угол, но кий от волнения скиксанул и свой ушел вбок, не задев туза. Получил от Степана Герасимовича такой укоризненный взгляд, что стало не по себе.
С трудом доиграв партию с Волковым, покинули с ним бильярдную. Волков ушел в гостиницу, а Мельников зашел к начальнику Дома офицеров. Договорились, что послезавтра к исходу дня у Мельникова будут данные обо всех лицах, работающих здесь. Перечень вопросов, на которые надо ответить, чекист оставил. Что интересует только маркер, конечно, не сказал. Заполняют анкеты все.
В вестибюле Мельников неожиданно встретился с Никитычем. Даже не нашелся, что сказать. Вырвалось:
— Капут?
— Какой капут? — в глазах маркера мелькнул испуг.
— Работе капут. Завтра-то выходной, — уточнил Мельников.
— А-а... — только и протянул Никитыч.
На улице сыпал мелкий снежок. Тонким налетом он припорошил асфальтовую дорогу. Отчетливо были видны следы свернувшего за угол Никитыча. Велик был соблазн получить оттиски этих следов.
Из-за угла внезапно вышел Чухра. Они едва не столкнулись.
