Ожидание - Екатерина Алексеевна Ру
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она сказала это так просто, так обыденно. Равнодушно гладким, почти скучающим тоном. Небрежно поправляя дужку очков, убирая за ухо туго закрученную пепельно-блондинистую прядь. То и дело роняя взгляд на зажатый в руке телефон с открытым ватсапом. Словно произносимые ею фразы не стоили всецелой концентрации, трепетной затаенности дыхания, проникновенной торжественности. Словно речь шла о чем-то несущественном, мелком, привычно скользящем в ежедневном круговороте вещей.
– Согласна, – ответила Саша.
А затем сказала что-то еще – путаное и смятое, – ощущая, как свертывается внутри тугой и горячий сгусток концентрированного счастья. И Анна Аркадьевна тоже продолжила что-то говорить – все тем же бесстрастным рутинным голосом. Поглаживая экран телефона тонким, будто негнущимся указательным пальцем с глянцево-винным ногтем – заостренным, хищным. От Анны Аркадьевны пахло сигаретами, мятной жвачкой и свежим, немного хвойным парфюмом.
– Ну, будем тогда на связи, – произнесла она наконец, и Саша поняла, что разговор подошел к концу.
– Да. Хорошо. Спасибо.
В ответ Анна Аркадьевна чуть заметно кивнула и тут же устремилась прочь по коридору, нетерпеливо цокая шпильками сапог, одергивая узкую юбку.
А Саша постояла еще минуту в сладостной плотной растерянности. Затем быстро побежала вниз по ступенькам бизнес-центра, задерживая дыхание, словно ныряльщица. Словно перед погружением в теплую бескрайнюю воду. И от предощущения ласковой водной толщи где-то в животе болтался щекотный клубок восторга.
После этого короткого и размытого в Сашином сознании разговора дни налились весенней праздничностью, превратились из неприютных и сквозистых в торжественно-ясные, сверкающие. Упоительно запахло талым снегом, обещанием скорого живительного тепла. Воздух пьянил, обжигал нутро, наполнял безмерной пронзительной радостью. Радостью предвкушения, близкого жаркого дыхания негромкой мечты. От внезапности и простоты происходящего эта радость – такая долгожданная и выстраданная – казалась Саше чем-то незаслуженным, непозволительным, неловким. Будто она досталась слишком легко, свалилась с неба нежданной слепой удачей. Но вместе с тем не раствориться в этой радости, огромной, всепоглощающей, было невозможно. И Саша таяла в ней каждый день, каждую минуту. Просыпаясь, неспешно гуляя по солнечно-обледенелым улицам Тушинска, крупными глотками хлебая жгучий бодрящий воздух.
Спустя неделю состоялось собеседование по скайпу. Около сорока минут Саша разговаривала с краснолицым рыжебородым человеком, который то и дело неуместно шутил и сам же расплывался в медленной, добродушно теплеющей улыбке, словно сливочное масло на сковороде. Казалось, ему гораздо больше хотелось слушать себя, чем Сашин слегка сумбурный рассказ об «эдемском языке в университете», о «небольшом, но весьма интересном опыте работы в сфере туризма», о «давнем желании работать встречающим гидом в Анимии и решении пойти на курсы Frux-Travel». Впрочем, рассказ, по всей видимости, его все же удовлетворил: на следующий день Саша уже подписала договор и купила авиабилет на июнь. Затем с отличием сдала совсем несложные и уже ничего не решающие экзамены курсов.
– Мы очень рады, что у нас будет такая мотивированная сотрудница, – сказала ей Анна Аркадьевна – чуть более теплым и живым голосом, чем в прошлый раз. – Удачи вам и, конечно, карьерного роста. Должность трансферного гида – это только начало.
А в апреле, когда вяло забурлили вскрывшиеся воды реки Кровянки и в воздухе будто преждевременно запахло чем-то совсем уж предлетним, липово-клейким, Саша поехала подавать документы на рабочую визу. Прокатилась на поезде до Москвы – вместе с Кристиной, уже начавшей свой постепенный переезд к отцу, – и отнесла пачку справок и всевозможных фотокопий в бледно-фисташковое здание консульства. Туда, где был последний этап на ее пути к негромкой мечте. Мечте, которой она была безоглядно, беззаветно верна; которую не предала за все эти годы, несмотря ни на что.
И когда этот последний этап был пройден, и паспорт с рабочей визой оказался в Сашиной руке, жаркая бурлящая радость переросла в ровное чувство совершенного счастья. Это чувство словно во много раз превосходило Сашино сердце, не могло в нем уместиться. Будто оно жило не внутри, а где-то совсем рядом: крепко привязанное к сердцу незримыми нитями, оно слегка колыхалось в потоках теплого анимийского ветра.
8. Белая царапина
Выписали Сашу спустя неделю. Состояние здоровья Левы врачи в итоге оценили как удовлетворительное.
– Все образуется, привыкнете постепенно друг другу, и жизнь вернется в свое русло, – сказал ей на прощание Вадим Геннадьевич. – Вы еще радоваться будете, что у вас такой славный мальчишка родился. Главное, не тяните с записью к хорошему психологу.
Саша молча кивнула. Слов для ответа не нашлось, в горле першило, как будто остро кололо песком. Нужно было расписаться в каких-то бумагах, собрать вещи и отправиться вместе с ребенком в опустевшую и одновременно мучительно отяжелевшую жизнь. В мир, потерявший понятность. Саше казалось, что она стремительно выцветает изнутри, сливается с больничными стенами – тоже как будто выцветающими, устало сереющими: словно с каждой секундой из них утекала ровная первозданная белизна. И такой посеревшей, полупрозрачной Саша покинула послеродовое отделение и вышла с Левой на руках к подъехавшему такси.
Из больницы она отправилась к маме. В Сашину квартиру уже въехали съемщики – молодая пара с двумя маленькими близнецами. Уже наполнили комнаты своими веселыми звонкими жизнями, свежим энергичным присутствием. И Сашины кремовые обои с узором из тонких листиков теперь впитывали чужие оживленные голоса – тех, кто радовался переезду, кто планировал свое будущее в Тушинске.
За рулем такси был мужчина средних лет – крупный, глыбистый, с тяжелой нижней челюстью. Он поздравил Сашу с рождением ребенка и принялся увлеченно рассказывать о собственном сыне, которой «вроде еще вчера был таким же крошечным, а вот, с сентября уже пойдет в первый класс».
– Годы слишком быстро летят, вы потом скучать будете по этому периоду, – уверял он Сашу. – Вот мы все чего-то ждем, торопим время. Сначала ждали с женой, когда он родится, потом – когда начнет ходить, когда заговорит. А сейчас думаю: на фиг ждать-то? Мне вот сейчас хочется, чтобы
