Творения - Иероним Стридонтский

Поэтому, так как ты связан узами святой сестры твоей (Терасии — жены) и идешь не совершенно свободной поступью, то я прошу тебя, избегай многолюдных собраний, развлечений, посещений и пиршеств, как некоторого рода обольстительных цепей. Принимай простую пищу, овощи и зелень, и притом вечером; по временам за высшее наслаждение позволяй себе несколько рыбы. Кто вожделевает Христа и питается хлебом, тот не заботится много о слишком дорогих кушаньях для своего желудка. Пройдя через горло, никакая пища не производит ощущения точно так же, как хлеб и вода. У тебя есть книги против Иовиниана, где подробнее рассуждается о презрении удовольствий чрева и вкуса. В руке твоей пусть постоянно будет священная книга. Чаще молись и, склонившись телом, возноси ум ко Господу. Больше бодрствуй и спи чаще с пустым желудком. Приятных слухов, маленькой славы о себе, льстивых ласкателей избегай, как врагов. Своей рукой раздавай пособия бедным и братьям. Редко можно доверять людям. Не веришь, что я говорю правду? Вспомни о ковчежцах Иуды… Не носи скромной одежды с надменным духом. Удаляйся от сообщества со светскими людьми, особенно со знатными. Какая надобность тебе часто видеть то, по презрению к чему ты стал монахом? В особенности сестра твоя пусть уклоняется от сообщества с матронами, чтобы, запачкавшись среди шелковых платьев и драгоценных камней, или не жалеть о них, или не удивляться им, потому что от одного возникает раскаяние в обете, от другого тщеславие. Остерегайся, чтобы, быв некогда верным истинным раздаятелем своего, как–нибудь не взять для раздаяния чужих денег. Ты понимаешь, о чем я говорю, ибо Господь дал тебе разумение во всем. Имей простоту голубя, чтобы не злоумышлять против кого–нибудь, и мудрость змеи, чтобы самому не пасть под ковами других. Небольшая разница в пороке — обмануть ли или быть обманутым христианину. Если заметишь, что кто–нибудь, помимо милостыни, которая для всех доступна, постоянно или часто говорит тебе о деньгах, то считай такого человека более приказчиком, чем монахом. Кроме пищи и одежды и насущных потребностей никому не давай ничего, чтобы хлеба детей не ели собаки.

Храм Христа есть душа верующего; ее украшай, ее одевай, ей приноси дары, в ней воспринимай Христа. Какая польза, если стены наши блестят драгоценными камнями, а Христос терпит крайнюю нужду? Здесь все, что ты имеешь, — не твое, а только вверено тебе для раздаяния. Помни об Анании и Сапфире. Они боязливо сберегали свое, а ты смотри, чтобы не расточать неразумно собственности Христа, то есть чтобы при нестрогой разборчивости достояние бедных не раздавать не бедным и, по словам благоразумнейшего мужа (Цицерона), благотворительность не потеряла бы значения от щедрости.

Несмотря на богатые ожерельяи пустые имена Катонов.ПерсейЯ, говорит, узнал тебяв существе твоем и под кожею.Лукан

Великое дело — не казаться, а быть христианином; и я не знаю, почему миру более приятны те, кто противен Христу. Все это я высказал не так, как по пословице — свинья учит Минерву, но как друг давал советы другу, выступающему в море, желая передать тебе более свою способность, чем свое расположение, чтобы ты шел твердой поступью там, где я падал.

С удовольствием прочитал я присланную тобой умную и изящно составленную книгу твою в защиту императора Феодосия; и особенно мне понравилось в ней разделение. Превосходя других в первых частях, в последних ты превосходишь себя самого. И самая речь выпукла и прозрачна и, блистая цицероновской чистотой, богата мыслями, тогда как слаба та речь (как говорит кто–то), в которой можно похвалить только слова. Кроме того, видна строгая последовательность и одно вытекает из другого. Каждое положение составляет или заключение предыдущего, или начало последующего. Счастлив Феодосий, что его защищает такой оратор Христа. Ты покрыл славой порфиру его и освятил пользу законов для веков грядущих. Доблестный муж! При таких первых опытах каким искусным ты будешь воином! О, если бы мне можно было с таким умом переходить не Аонийские горы и вершины Геликона, как воспевают поэты, а через высоты Сиона, Фавора и Синая! Если бы мне удалось научить тому, чему я научился, и как бы руками передавать тайны Писания, тогда у нас явилось бы нечто такое, чего не имела ученая Греция.

Послушай же, мой сослужитель, друг, брат, послушай немного, какому пути ты должен следовать в толковании Священного Писания. Все, что мы читаем в Божественных книгах, хотя ясно светит и сияет уже и в своей оболочке, но гораздо сладостнее в своей сердцевине. «Кто хочет съесть орех, тот должен разбить скорлупу» (Платон). Открый, говорит Давид, очи мои, и уразумею чудеса от закона Твоего (Пс. 118, 18). Если столь великий пророк сознается во тьме неведения, то какая ночь незнания должна покрывать нас, ничтожных, почти младенцев сосущих! А это покрывало лежит не только на лице Моисея, но и на евангелистах и на апостолах. Спаситель говорил народам в притчах и, свидетельствуя о таинственности того, что говорил, присовокуплял: Кто имеет уши слышать, да слышит! (Лк. 8, 8). Если все написанное не будет открыто тем, который имеет ключ Давида, который отверзает и никто не запирает, запирает и никто не отверзает, — то оно не откроется, кто бы другой ни открывал. Если бы ты имел в виду это начало, то, хотя бы даже и слабая рука водила твоим пером, мы не имели бы ничего красноречивее твоих сочинений, ничего ученее, ничего приятнее, ничего лучше в отношении к языку.

Тертуллиан богат мыслями, но тяжело выражается. Св. Киприан, как самый чистый поток, льется приятно и ровно и, всецело посвящая себя увещанию к добродетелям, занятый бедствиями гонений, нисколько не рассуждал о Божественных Писаниях. Викторин, увенчанный славным мученичеством, не может выражать то, что разумеет. Лактанций в некотором роде льется цицероновским красноречием, и если бы он умел так же подкреплять наше, как разрушал чужое! Арнобий неровен, излишне распространяется и, не делая разделений в своих сочинениях, спутывается. Св. Иларий парит галликанским стилем и, украшаясь цветами Греции, иногда затемняется длинными периодами и неудобен для чтения более простым братьям. Умалчиваю о других как умерших, так и еще живущих, о которых после нас другие будут судить в том и другом отношении.

Обращусь к тебе самому — сосвященнику, искреннему моему и другу, другу, говорю, моему, прежде чем я узнал тебя, — и буду просить, чтобы ты не подозревал меня в натянутой лести, лучше уж думая, что я заблуждаюсь по ошибке или по любви, чем что лестью обманываю друга. Ты имеешь великий ум и бесконечный снаряд красноречия; говоришь легко и чисто и с легкостью и чистотой соединяешь мудрость; а когда здорова голова, то и все члены здоровы. Если бы к этой мудрости и красноречию присоединилось и изучение и разумение Писаний, то скоро я увидел бы тебя во главе наших писателей восходящим с Иоавом на кровлю Сиона (см.: 1 Пар. 11, 6) проповедовать на кровлях то, что сведал ты на ложе. Препояшься, прошу тебя, препояшься! «Жизнь ничего не дала смертным без великого труда» (Гораций). Пусть и Церковь так же признает тебя благородным, как прежде сенат. Приобретай богатство, чтобы ежедневно раздавать его, — и никогда не оскудеет оно, пока бодры силы, пока голова не пестрится сединами, пока «не наступят болезни, угрюмая старость» и пока не похитит все «жестокость беспощадной смерти». Я не удовлетворяюсь ничем посредственным в тебе, а хочу, чтобы все было превосходно, все было совершенно. С какой любовью я принял пресвитера Вигилянция — узнаешь об этом лучше от него самого, чем из моего письма. Зачем он так скоро отправился от нас и оставил нас, — я не могу сказать, чтобы не оскорбить кого–нибудь. Впрочем, хотя он посетил нас как бы мимоходом и спешил, но я несколько задержал его и оказал ему дружеское гостеприимство, чтобы ты узнал через него, чего можно желать от нас. Приветствую через тебя твою сослужительницу, подвизающуюся с тобой о Господе.

К Рустику. О покаянии

Что я, не знакомый тебе, осмеливаюсь писать к незнакомому — причиной этого просьба святой рабы Христовой Гебидии и дочери моей, супруги твоей или, лучше, из супруги — сестры и сослужительницы Артемии. Она, не довольствуясь спасением себя самой, искала и твоего спасения, искала и прежде в отечестве, и теперь ищет во святых местах, желая подражать любви апостолов Андрея и Филиппа, которые, будучи обретены Христом, желали обрести брата Симона и друга Нафанаила, из которых первый удостоился услышать: Ты — Симон, сын Ионин: ты наречешься Кифа, что значит Петр, а другой — дар Божий (ибо это означает на нашем языке слово Нафанаил) — утешается свидетельством Христа, Который говорит ему: Вот подлинно Израильтянин, в котором нет лукавства (Ин. 1, 47). И Лот с дочерями своими желал некогда спасти жену свою и, почти полусожженный, хотел вывести ее из пожарища Содома и Гоморры — жену, которая была одержима прежними пороками; но она, в ужасе отчаяния оглянувшись назад, осуждается вечным приговором за неверие. Но пламенная вера, безуспешно потерянная в отношении к одной женщине, спасает целый город Сигор. После того как Лот, оставив содомские равнины и мрак, взошел на нагорную местность, то взошло ему солнце в Сигоре, что значит «малая», — чтобы малая вера Лота, не могшая сделать большего, сохранила по крайней мере меньшее, так как Лот, житель Гоморры и заблуждения, не мог тотчас перейти на полдень, где друг Господень Авраам принял Бога с Ангелами. И Иосиф питает братьев своих в Египте, и жених слышит от невесты: Где пасешь ты? где отдыхаешь в полдень? (Песн. 1, 7). Самуил некогда оплакивал Саула (см.: 1 Цар. 15, 35), так как он раны гордости не врачевал цельбой покаяния. И Павел плакал о коринфянах, не хотевших омыть слезами скверны блудодеяния (см.: 1 Кор. 5, 2). Поэтому же и Иезекииль снедает свиток книжный, снаружи и внутри исписанный стихами, плачем и горем стихами в похвалу праведных: плачем для кающихся, горем в отношении к тем, о которых написано: С приходом нечестивого приходит и презрение (Прит. 18, 3), на которых указывает Исаия, говоря: Господь Саваоф, призывает вас вэтот день плакать и сетовать, и остричь волоса, и препоясаться вретищем. Но вот, веселье и радость! Убивают волов, и режут овец; едят мясо, и пьют вино: «будем есть и пить, ибо завтра умрем!» (Ис. 22, 12, 13), о котором и Иезекииль говорит: И ты, сын человеческий, скажи дому Израилеву: вы говорите так: «преступления наши и грехи наши на нас, и мы истаеваем в них: как же можем мы жить?» Скажи им: живу Я, говорит Господь Бог: не хочу смерти грешника, но чтобы грешник обратился от пути своего и жив был; и далее: Обратитесь, обратитесь от злых путей ваших; для чего умирать вам, дом Израилев? (Иез. 33, 10–11). Ничто так не оскорбляет Бога, как коснение в худшем из–за отчаяния в лучшем, хотя самое отчаяние есть признак неверия. Ибо кто отчаивается во спасении, тот не думает, что будет суд, потому что если бы отчаивающийся боялся этого суда, то, конечно, приготовил бы себя к судии добрыми делами. Послушаем, что говорит Бог через Иеремию: Не давай ногам твоим истаптывать обувь, и гортани твоей — томиться жаждою (Иер. 2, 25) и через Исаию: Оставаясь на месте и в покое, вы спаслись бы (Ис. 30, 15). Тяжесть болезни мы можем узнать только по восстановлении здоровья; пороки показывают нам, сколько блага имеет в себе добродетель; свет делается яснее при сравнении со тьмой. Иезекииль теми же словами и в том же смысле говорит: Покайтесь и обратитесь от всех преступлений ваших, чтобы нечестие не было вам преткновением. Отвергните от себя все грехи ваши, которыми согрешали вы, и сотворите себе новое сердце и новый дух; и зачем вам умирать, дом Израилев? Ибо Яне хочу смерти умирающего, говорит Господь Бог (Иез. 18, 30–32). И далее говорит: Живу Я, говорит Господь Бог: не хочу смерти грешника, но чтобы грешник обратился от пути своего и жив был (Иез. 33, 11), чтобы неверующий ум не отчаивался в обетовании благ и дух, однажды предназначивший себя к погибели, не оставлял попечения о ране, которую он считает неизлечимой. Поэтому говорит, что он клянется, чтобы если мы не веруем обетованию Божию, то поверил бы, по крайней мере, клятве Божией о нашем спасении. Поэтому праведник молится, говоря: Возврати нас, Боже спасений наших, и отврати ярость Твою от нас (Пс. 84, 5), и еще: Господи, волею Твоею подаждь доброте моей силу, отвратил же еси лице Твое и бых смущен (Пс. 29, 8). Ибо когда я мерзость грехов своих заменил красотой добродетелей, Ты укрепил немощь мою Своей благодатью. Вот я слышу обетование: Пожену враги моя, ипостигну я, и не возвращуся, дондеже скончаются (Пс. 17, 38), чтобы я, прежде избегавший Тебя и бывший врагом Твоим, был уловлен рукой Твоей.