Повседневная жизнь во времена трубадуров XII—XIII веков - Женевьева Брюнель-Лобришон

Нередко паломники сталкиваются и с низким коварством женщин «дурных наклонностей». Об одной такой встрече рассказывает Гильем IX. Правда, он не жалуется на красоток, ибо воспринимает встречу с ними, скорее, как приключение, на которое он соглашается из чистого любопытства. Две женщины принимают Гильема за паломника, и он, не желая разубеждать их, притворяется немым. Обе женщины, видя, что чужестранец не прочь познакомиться с ними поближе, приглашают его к себе в комнату погреться возле жаркого огня и предлагают ему суп из каплунов и белый хлеб; нет недостатка у них ни в вине, ни в перце… наконец, решив выяснить, вправду ли он немой, они подвергают его испытанию рыжим котом:

Сестра моя, давай проверим, не обманывает ли нас этот человек / И не притворяется ли немым, чтобы провести нас. / Давай принесем нашего рыжего кота, / Да поскорее, / Уж он-то заставит его говорить, / И мы узнаем, обманщик он или нет[172].

Обнажив несчастному «паломнику» спину, они сажают на нее кота с длинными усами и начинают дергать его за хвост. Кот наносит несчастному более ста царапин, однако тот не издает ни звука. Убедившись, что чужестранец нем, женщины «принимают ванну и приступают к удовольствиям».

Предостережения путникам, желающим избежать подобных или еще менее приятных встреч, можно найти в неоднократно упоминавшемся «Проводнике», где собрано воедино множество практических советов и рекомендаций, обычно передающихся изустным путем и полезных как для боязливых, так и для бесстрашных. «Проводник» знакомит паломников с приютами, которые они встретят на пути, с опасными местами, дает советы, как преодолевать водные преграды. К опасностям, подстерегающим паломников, относится, например, бездумный выбор воды для питья. Так, при переходе через Пиренеи, после перевала Сомпорт:

[…]; в местечке, именуемом Лорка, что на востоке, течет речка, называемая соленым ручьем; остерегайся пить из этой реки или поить в ней своего коня, ибо воды ее несут смерть. На ее берегах, возле тропы, по которой идут поклониться святому Якову, мы обнаружили двух наваррцев, они сидели и точили ножи. Этими ножами они свежуют лошадей, которые, попив воды из речки, тут же и умирают. Когда же мы спросили наваррцев, какова здесь вода, они солгали нам, ответив, что вода эта хороша и пригодна для питья; мы дали ее выпить нашим коням, и двое из них умерли сразу, а эти люди тотчас содрали с них шкуру[173].

«Проводник» советует не доверять лодочникам, которые за плату перевозят пешеходов и всадников через реки, ибо эти лодочники делают все, чтобы утопить своих клиентов, а потом не гнушаются обирать трупы утопленников. Перевозчики в Сен-Жан-де-Сорде специально перегружают свои лодки и тем самым подвергают опасности жизни пассажиров:

[…] а когда садишься в лодку, будь осторожен, чтобы не свалиться в воду. Коня надобно непременно держать за повод, дабы он шел за тобой по воде рядом с лодкой; садиться же надо только в том случае, ежели кроме тебя в лодке пассажиров мало, иначе, будучи перегруженной, лодка может перевернуться[174].

Что делать, когда власть имущие своей властью злоупотребляют? Церковь и князья решили взять под защиту паломников и избавить их от обязанности платить за право прохода через земли сеньора; на сеньора же, через чьи земли проходят дороги паломников, они возложили обязанность обеспечивать безопасность пилигримов; эта безопасность должна также распространяться и на других странников «без оружия», то есть тех, кто путешествует с мирными целями; этот старинный институт, восходящий к тысячному году, именуется Божьим Миром. Конечно, при этом желательно, чтобы сам сеньор не был разбойником, главарем шайки или отряда наемников! Неизвестный автор «Проводника к святому Якову» с искренним возмущением рассказывает о злых людях, подстерегающих путешественников, переходящих через Пиренеи возле деревушки Сен-Жан-Пье-де-Пор:

[…] люди эти воистину достойны ада. Ибо выходят они на дорогу и преграждают путь паломникам; вооруженные тяжелыми суковатыми палками, они силой и угрозами собирают неправедную дань, а если кто-нибудь из паломников осмелится отказать им и денег не дает, они бьют его палками, осыпают ругательствами, обыскивают вплоть до штанов и коли найдут деньги, то заберут все. Люди они лихие, и край, где они живут, тоже к путникам изрядно злобен, ибо много в нем лесов и диких мест; тамошние жители лица имеют свирепые, речь у них варварская и всем этим они повергают в ужас сердца тех, кто их узреет. И хотя они имеют право взыскивать дорожную пошлину только с торговцев, они поступают несправедливо и берут ее со всех проходящих, как с паломников, так и с простых путников. И когда, согласно обычаю, налог на тот или иной товар составляет четыре или шесть солей, они берут по восемь или двенадцать, то есть удваивают его…[175]

Надо полагать, что привилегированный статус реально защищает паломника, раз другие путешественники, удобства ради, часто наряжаются в костюмы паломников и прикрепляют к ним соответствующие значки. Во всяком случае, в XIII веке такой маскарад случается часто. Инквизиторы сообщают о еретиках, переодевающихся, чтобы избежать преследований: благодаря этой уловке они находят приют у добрых христиан. Ересь распространяется теми же путями, которыми бредут благочестивые страдники. Настоящая сеть «еретических дорог» связывает север Италии и Испанию. В Тулузе, в простонародном квартале на берегу Гаронны проживала некая Фабриция; соседка донесла на нее, обвинила в укрывательстве еретиков. После допроса с пристрастием Фабриция призналась, что действительно на один день и одну ночь дала пристанище трем ломбардцам — одному мужчине и двум женщинам, которые затем отправились в паломничество к святому Якову Компостельскому. Спустя шесть месяцев та же троица вновь появляется в Тулузе; на маленьком ослике навьючены запасы пищи и иголок, за счет продажи которых они, видимо, зарабатывают на дорогу. Путники снова просят Фабрицию оказать им гостеприимство, но на этот раз их у нее и хватают…[176]

ОБЫДЕННОСТЬ И РОСКОШЬ

От замка к замку

Пуатье, Лимож, Клермон, Бордо, Тулуза, Альби, Фуа, Каркассонн, Нарбонн, Монпелье, Ним, Арль, Марсель, еще целый ряд городов более мелких, а также замки, равнинные и горные, являются очагами культурной жизни, привилегированного общения[177]. В зависимости от времени года крупные и мелкие сеньоры живут то в городе, то в деревне; переезды сеньор совершает обычно вместе со всеми своими домочадцами, которые помогают ему поедать продукты, что поставляют ему крестьяне, и надзирать за работой на его полях.

Средневековых городских домов на юге Франции сохранилось мало. В начале XIII века Симон де Монфор приказал разрушить замок (castel), построенный в Безье незадолго до 1150 года по повелению тамошних виконтов Тренкавелей, ибо в древнем замке, притулившемся между римскими укреплениями и собором, правителям уже не хватало места. Новый замок должен был быть значительно просторнее и комфортабельнее. В то же самое время в Каркассонне, в Верхнем Городе, Тренкавели сооружают замок, от которого до сих пор сохранились отдельные фрагменты, распознаваемые в городском архитектурном ансамбле.

XII век — век городов, эпоха строительства и архитектурного эксперимента[178]. По утверждениям археологов, десятилетия, окружающие рубеж 1200 года, являются временем технических новаций, которые в буквальном смысле привели к настоящей революции в жилищном строительстве — сначала в городе, а потом в деревне. Жилище благородного человека становится более комфортабельным и просторным, члены его семьи перестают ютиться в общих залах. Нововведения наблюдаются также и в искусстве обогревать и освещать жилища, отчего уровень комфорта в них значительно повышается. Эволюция захватывает сначала только аристократические дома. Однако не следует рисовать себе излишне мрачную картину жилища до начала этой технической революции: резиденции сеньоров, будь то в городе или в деревне, уже в начале XII века давали возможность уединяться или вести приватные беседы; у сеньоров же не слишком состоятельных жизнь, как правило, была у всех на виду.

В Тулузе пережило века прекрасное здание — башня Мауранд, являющаяся одним из редчайших памятников южнофранцузской городской архитектуры XII века. Башня принадлежала финансисту Пьеру Мауранду, который в 1178 году был подвергнут наказанию как еретик. Имущество нотабля было конфисковано, а башня его разрушена. От здания сохранился один этаж, который до сих пор можно видеть на улице Тор. Два других частично сохранившихся памятника гражданской архитектуры находятся неподалеку от Тулузы, в Сент-Антонен-Нобле-Валь и в Бюрла[179]. Все три дают возможность составить представление о тогдашнем жилище патриция (по образу жизни, культуре, знакомству с изящными искусствами богатые коммерсанты мало чем отличались от городского дворянства) или благородного тулузца. Это единый ансамбль, состоящий из величественной четырехугольной башни с несколькими этажами, к которой прилегают одно или несколько строений, образующих ограждение внутреннего дворика. Сооруженные в толще стен лестницы позволяют добраться до любого этажа башни. Освещение также продуманно: на фасаде и в одной из пристроек башни Мауранда можно видеть остатки сдвоенных оконных проемов (небольшие окошки, расположенные группками — два и два), через которые свет проникал в залы второго этажа, а также проемы обычных, одинарных окон. Декор оконных проемов, а также лепной орнамент, подчеркивавший разбивку на этажи, смягчали суровый облик массивных строений.