Лихолетье - Николай Леонов

Мексика — страна самобытной народной культуры. Думаю, вряд ли где еще иноземец может проснуться среди ночи, разбуженный серенадой, которую поет под окном своей возлюбленной пылкий поклонник. Еще лучше, если он поет не сам, а ему помогает слаженный оркестр мариачи и хороший певец. В таком случае вы не рассердитесь на то, что вас побеспокоили среди ночи. Вы завернетесь в одеяло и будете восторженно смотреть сквозь прозрачную занавеску. Кончится серенада, и вы умиротворенно уснете, вам даже будет казаться, что ее спели немножко и для вас. «Другой такой страны, как Мексика, нет!» — этот рефрен живет в душе каждого мексиканца, в моей — тоже.

Нигде в мире нет такой монументальной живописи, с такой острой историко-политической тематикой, как в Мексике. Произведения Диего Риверы, Давида Сикейроса, Клементе Ороско — неотъемлемая часть культурного достояния всего человечества. Судьба подарила мне несколько встреч с Д. Сикейросом. Помню, как отчаянно он отстаивал именно монументальную живопись, аргументируя свою точку зрения тем, что работает для своего народа и его произведения нельзя увезти за границу и спрятать в частных коллекциях. Они будут вечно доступны всем на фронтонах зданий, стенах стадионов, в интерьерах конференц-залов. В последние годы он отказывался писать станковые полотна. От души хохоча, рассказывал, как недавно, уступая настойчивым домогательствам богатых туристов из США, посетивших его студию в Куэрнаваке, продал им свою большую фанерную палитру, на которой смешивал краски. Туристы приняли ее за эскиз новой работы и уговорили продать за несколько тысяч долларов. У кого-то лежит сейчас это загадочное «полотно», под которым стоит насмешливый росчерк «Сикейрос».

Великий художник щедро делился своими профессиональными секретами. Он пригласил из разных стран 12 учеников, работавших у него помощниками и стажерами. Горевал, что не было среди них только русского. То ли у наших тогдашних властей не хватило денег на дорогу стажера, то ли они не сошлись в выборе кандидатуры молодого художника. Так и не коснулась нас своим крылом муза Давида Сикейроса.

Разведчику некогда услаждать душу созерцанием природных красот, но не заметить этого чуда Творца он не может. У меня был свой любимый уголок Мексики. Он лежит в самом центре страны, там, где должно быть ее сердце. По этой заповедной зоне проходит кольцо шоссе с символическим названием «Дорога свободы». По ней можно попасть в самые святые места, где зародилась мексиканская независимость и свобода: Керетаро, Сан-Мигель-Альенде, Долорес-Идальго, Гуанахуато, Гвадалахару, Морелию. Именно здесь скромный провинциальный священник Мигель Идальго поднял знамя борьбы против колониального ига. Его церковь и сейчас исправно несет свою духовную службу, а медная плита на паперти отмечает место, с которого священник открыто заявил, что он еще и гражданин. Патриотической церкви было мало только лишь утешать паству в ее земной юдоли, надо было помочь ей добиться права жить по-человечески.

По этим дорогам текла в 1810 году крестьянская армия повстанцев, там же она потерпела поражение. В центре города Гуанахуато и сейчас стоит здание, на четырех углах которого торчат крюки с надписями «Мигель Идальго», «Альенде» и др. На эти крюки были насажены отрубленные головы руководителей восстания. Отлученный от церкви, проклятый, преданный анафеме священник, казалось, был втоптан в историческую грязь. Но прошли годы, и все встало на свои места. Больше полутора веков упиралось руководство католической церкви, не желая признать свою ошибку, но все-таки не устояло под давлением совести: реабилитировало Мигеля Идальго по всем статьям и велело молиться за его бессмертную душу. Не в одной России политиканство и совесть идут по разным дорогам.

Этот район Мексики славен не только историей. Он наиболее типичен, он — слепок всей страны. Пройдись по городскому базару в Гуанахуато и выйдешь ослепленным от богатства выдумки и мастерства рук ремесленников. Ни в одной стране так называемого цивилизованного мира не найдешь таких поделок, как здесь, где все индивидуально, все самодельно, все уникально: керамика и фаянс, тисненая кожа и все, что можно сделать из нее, шерстяные вязаные вещи, резьба по дереву, украшения из серебра и из чего угодно…

А если захочется перекусить и попробовать народные блюда, то нет места лучшего, чем базар в Гвадалахаре. Все, что было создано за всю историю страны и в ее разных концах по части народной кулинарии, можно найти здесь. От одних запахов ошалеваешь. Мясо, запеченное в банановых листьях, в земляной ямке, накрытой железом, на котором разводится костер, основа всех блюд. Ароматные, мягкие кусочки такого мяса заворачивают в свежую маисовую лепешку, сдабривают бесконечно разнообразными соусами, обязательно острыми, и отправляют в рот, исторгающий восклицания восторга и удовольствия. Да, еда островата! Рассказывают, что когда заехавший в Мексику Шаляпин отведал этих деликатесов, то на вопрос «Ну как?» едва ответил, задыхаясь: «Фу! В рот как будто выстрелили из пистолета». Но зато от таких харчей и характер будет не вялый, филистерский, а настоящий мексиканский.

Вернуться к этому больше нельзя, но одно воспоминание примиряет в какой-то мере с нашей раздерганной жизнью, которую мы сами толчем в какой-то дьявольской ступе пестиками политических амбиций, непримиримости, национальной вражды. Как поется в песне: «Мои года — мое богатство».

Работа в центре. Разведывательные вылазки за рубеж

В Москву я вернулся под самый конец 1968 года. Мне исполнилось 40 лет. Служба вроде бы складывалась беспроблемно. Вскоре меня назначили заместителем начальника латиноамериканского отдела. Такое повышение было беспрецедентным — я сразу перескочил через две должностные ступени. Но я, видимо, тогда разделял ту максиму, которую потом сформулировал начальник разведки Л. В. Шебаршин: «Ничего не проси, ни от чего не отказывайся». Я еще свято верил в то, что «начальству виднее», а следовательно, оно знает, что делает.

Семейные мои обстоятельства к тому времени сложились так, что мне стало невозможно на длительные сроки выезжать в заграничные командировки. Пришлось ограничиваться временными поездками за рубеж с конкретными разовыми заданиями. Кстати, к такому варианту подталкивали меня и новые свалившиеся на голову обязанности организационноуправленческого характера.

Вскоре подоспело время попробовать и новую форму работы. Осенью 1968 года в Перу произошло выступление националистически настроенных военных во главе с генералом Веласко Альварадо и было создано новое правительство, гораздо более открытое для контактов со всеми странами. Прежние власти держались крайне правого внешнеполитического курса. СССР никогда не имел дипломатических отношений с Перу, для нас это была закрытая страна, одно из «белых пятен». Теперь обстановка позволяла провести серьезное знакомство на месте с глубиной и размахом начавшегося революционного процесса. Руководство разведки решило послать меня под прикрытием корреспондента агентства печати «Новости», тем более что в агентстве меня знали и были вполне удовлетворены тем, как я выполнял свои обязанности по «крыше» еще в Мехико. Ехал я на абсолютно чистое место. В стране не было нашего посольства, никаких других представительств. Я оказался единственным советским человеком. Связи с центром у меня не было, кроме обычной почтовой. Жить приходилось в гостинице «Крильон», где все пожитки, я это знал, каждодневно перетряхивались осведомителями спецслужб из местной обслуги. Искать защиты было не у кого, и некуда было жаловаться.