Синтетический солдат - Сергей Самаров

– Круто… Значит, «Химера», возможно, правит областью?

– Я допускаю такое. Могли не успеть, но могли и успеть…

– Круто, – мне захотелось почему-то крякнуть, как утка…

Я молчал недолго, потому что анализ услышанного проводил одновременно с тем, как слушал продолжение самого рассказа.

– А где жесткий диск с компьютера Лукьянца?

– Здесь. В кармане.

– К ноутбуку как его подсоединить?

Владимир Николаевич, глядя на меня через плечо, пожал плечами. Я в ответ повторил его жест. Я не знал, как это сделать.

– По-моему, там даже соединение другое и шина более узкая. Это выше моих скромных знаний. Я на тебя, честно говоря, надеялся.

– Если ты меня спросишь, как из боевого истребителя сделать пистолет, мой ответ будет точно таким же, – парировал я. – Но посмотреть это нужно срочно. У твоей Надежды компьютера нет?

– Она компьютеров боится больше, чем клонов.

– Поехали ко мне, – не предложил, а уже решил я и отдал команду: – На моем компьютере даже родной диск снимать не придется. Там от шины шлейф идет для второго жесткого диска. Время терять не будем. До утра осталось недолго.

Армейские привычки по подчинению старшим по званию еще не совсем покинули отставного капитана, он легко поднялся, не козырнул, поскольку, согласно старой армейской поговорке, «к пустой голове руку не прикладывают», но вытащил из кармана целлофановый пакет с винчестером от стационарного компьютера и протянул мне:

– Поехали…

Захватив свой ноутбук, Владимир Николаевич двинулся к выходу. Докладывать соседке, а по совместительству подруге и соратнице, если исходить из понятия, что соратник – это человек из одной с тобой рати, из одного войска то есть, куда и зачем мы отправились, Владимир Николаевич не посчитал нужным. Я оценил и его действия, и тем более ее, потому что она слышала наверняка через дверь, как мы закрывали замки. Моя жена не выносила таких отношений и всегда старалась провести допрос с пристрастием. Впрочем, это ей не удавалось, потому что я становился в такие моменты особенно молчаливым и забывал порой отдельные общеупотребимые слова. Мы вышли, сели в машину и довольно быстро доехали до моего дома, пользуясь пустотой дорог ночного города.

– Вон тот «уазик»… – сказал Владимир Николаевич жестким шепотом.

«Уазик» стоял у соседнего подъезда. Раньше я там этой машины не видел. В машине кто-то сидел. На месте переднего пассажира время от времени светилась после затяжек сигарета.

– Что? – переспросил я.

– Похож на машину «Химеры».

Фирменный знак НПО, даже если он и был на дверце, различить в темноте было невозможно. Расстояние и темнота скрывали его. Да и не обязательно машина должна этот знак иметь.

– Если это машина «Химеры», кто там может быть?

– Охранники.

– Они курят?

– Есть курящие.

– Кто может заменить майора?

– Там есть свой майор в отставке. Десантура. Числится начальником режима.

– Та-ак… – протянул я в раздумье. – Давай разделимся. Я схожу домой и посмотрю жесткий диск. Постараюсь быстро управиться. А ты посиди в машине, чтобы с ней ничего не сделали. Я уже взрывался на бронетранспортере и на БМП. Мне это не понравилось. Но там хоть броня защищала. Здесь даже брони нет. Только защита картера. Присмотр нужен. А мне и квартиру проверить надо. Я вообще-то ждал, что ко мне кто-то пожалует. А если уже пожаловали, то свою машину они, конечно, поставили у соседнего подъезда. Это известный закон конспирации. Я буду в окно посматривать на случай. Выскочить мне недолго. Да и стрелять могу с балкона. Пистолет, извини, я оставить не могу. Это тоже известный закон: оружие и жену в чужие руки не передают даже на время. А пока выйдем вместе, чтобы видели, что ты в машине остался. Я пойду, а ты будешь ждать и караулить. Садись за руль. В крайнем случае, можешь давить того, кто не понравится.

– Договорились, – без уговоров согласился Чукабаров.

Пусть он и не был боевым офицером, но аура спецназа ГРУ за много лет службы пропитала его, и робости Владимир Николаевич не проявлял.

– У тебя трубка с собой?

– С собой. Я же не клон. Мне можно гаджетами пользоваться.

– Набери на трубке мой номер. Трубку положи на сиденье. В случае чего, сразу нажимай на кнопку вызова. Можешь даже ничего не говорить. Я пойму. Номер у тебя сегодня какой?

Владимир Николаевич назвал номер. Я даже повторять не стал. Легко запомнил. Плохо запоминаются только пресловутые красивые номера, которые продают за отдельную доплату. Обычные номера я запоминаю легко и с первого раза.

Жесткий диск компьютера майора Лукьянца был у меня в кармане. Мы вышли из машины, Чукабаров сел на водительское место и сразу вставил ключ в замок зажигания. Я ободряюще махнул рукой и почти бегом заспешил домой. Из окна подъезда все же выглянул. «Уазик» мне было видно так же хорошо, как и «Церато» Лаврушкина. Пока из «уазика» никто не вышел.

А на моей лестничной площадке не горела лампочка. Это мне не понравилось. Вчера лампочка горела – вечером, уже в темное время, когда я покидал квартиру. Я посветил на дверь своим слабым фонариком. «Контролька» на двери была сорвана…

Там, внизу, еще не поднявшись до дверей своей квартиры, просто так подходить и бить человека в «уазике» было, конечно, грубо и глупо. Это вообще было противозаконно. Это можно было бы рассматривать как хулиганство, а если учесть мою боевую подготовку, которая позволяет изуродовать человека, то статья, кажется, называется «умышленное причинение человеку увечий средней тяжести из хулиганских побуждений». Тяжесть может быть и не просто средняя. Я свою руку знаю. Но вот если я застану кого-то в своей квартире, то в этом случае никакого хулиганства уже быть не может. И я смело могу распускать руки. И ноги тоже.

Я приложил ухо к двери и прислушался. Посторонних звуков не доносилось. Возможно, конечно, что кто-то приходил и уже успел уйти. И «уазик» у соседнего подъезда к моим гостям никакого отношения не имеет. Тем не менее предполагать я должен всегда самое худшее. Так опыт учит. Лучше перестраховаться и всегда быть готовым к любым обстоятельствам, чем один раз допустить неосторожность, которая может стоить очень дорого. Неизвестно было, кто сидел в «уазике». Что за человек? Знает ли он Владимира Николаевича или меня, узнал ли он нас? Меня, приехавшего на джипе «Рейнглер», должны были встречать. Едва ли за мной установлена чрезмерно активная слежка и уже обнаружена смена машины. Нет в данном случае у противника, а мы имели дело с несомненным противником, таких сил и возможностей, чтобы установить за мной постоянный контроль.

Стараясь не издать ни звука, я вставил ключ в замочную скважину и осторожно повернул его. Приготовив пистолет, стал медленно открывать дверь. И тогда понял, что меня, скорее всего, все еще ждут. Из квартиры пахнуло мощнейшим чесночным перегаром. Если прошлым утром от охранников НПО «Химера» пахло тухлой паленой водкой, то сейчас от кого-то жутко несло чесноком. И правильно. Во-первых, надо же предупреждать хозяина, когда в гости собираешься. Во-вторых, в стране эпидемия гриппа. Чеснок является прекрасным профилактическим средством. В-третьих, когда имеешь близкое и почти контактное отношение к химерам, некоторые из которых любят повурдалачить, чеснок нужен обязательно, потому что он от всякой нечисти, я слышал, спасает. А уж когда на «дело» идешь, обязательно нужно чеснока хотя бы пару килограммов заглотить. От чего-нибудь это да спасет. Кто сказал, что я не могу стать для парней из «Химеры» своего рода тоже химерой, склонной к вурдалачеству?

Дверь не хотела открываться полностью. За дверью у меня вешалка в небольшой нише. Не такая глубокая ниша, как у Владимира Николаевича, но тоже есть. Дома наши одного возраста. Видимо, в то время подобные ниши были у архитекторов в моде. Но чтобы хотя бы до вешалки достать, как я все еще помнил, хотя уже пару часов дома не был, двери нужно на сто градусов открыться. Она же открылась только на семьдесят, а дальше мешало что-то мягкое. Однако на вешалке у меня много одежды не висело, это я знал, как в школе таблицу умножения. Почему-то подумалось, что это живот некоего, может быть, даже человека, изучившего мой вчерашний опыт работы с дверью в квартире Владимира Николаевича и решившего применить его в моей собственной квартире. Но так поступать не годится. В своей квартире я предпочитаю иногда хотя бы чувствовать себя хозяином. Кроме того, у Владимира Николаевича я оперировал с внутренней дверью. А здесь дверь была внешняя, и при ударе она просто вышибла бы меня с порога. И это ничего не дало бы гостям, кроме потери времени и момента внезапности атаки. Но я имел возможность воспользоваться дверью, хотя и начал всерьез опасаться, что она может в конце концов стать моим любимым видом оружия. В боевой обстановке это чревато. Я представил себе, как я таскаю с собой на каждое задание дверь, и ужаснулся – тяжело. Я потянул дверную ручку на себя, закрыл дверь почти полностью и резко распахнул ее. Мягкий живот не помешал двери пройти всю положенную дистанцию до чьей-то физиономии. Мышцы живота были, скорее всего, слишком дряблыми, чтобы оказать двери достойное сопротивление, живот или подобрался с перепугу, или просто вдавился, и дверь чей-то нос все же сплющила. Но нос, видимо, был коротковатый, потому что отчетливо послышался и звук удара. Такой может быть только от соприкосновения со лбом. Сама дверь у меня тяжелая. Снаружи укреплена опиленными под размер двумя паркетными сборными плитами поверх звукоизолирующего утеплителя из войлока. И удар получился весомым. Я сразу шагнул за порог и, хорошо в своей квартире ориентируясь, на случай встречного выстрела совершил кувырок, одновременно заметив в густом полумраке, как какая-то фигура выдвигается из комнаты в прихожую, поэтому кувырок я завершил одним из двух возможных вариантов. Можно было подвернуть под себя ноги, чтобы сразу встать в позу готового к стрельбе с двух рук бойца, а можно было в завершающей фазе резко выбросить ноги вперед и нанести ими удар. Я выбрал второй вариант и нанес удар по тому силуэту, что вразвалочку, но торопливо выдвигался из комнаты. Тяжелые рифленые подошвы моих армейских башмаков, не стоптавшиеся за время полугодичной командировки на горных тропах, врезались в чьи-то колени с жутким медицинским хрустом. Честно говоря, я не знаю, что такое «медицинский хруст». Но иную характеристику перелому коленных суставов дать было сложно. Тем более впопыхах, когда времени на раздумья не отпускают.