За нами – Россия! - Дмитрий Манасыпов

Война, длившаяся чуть ли не два десятка лет, не давала видеть людям творящиеся под самым носом страшные вещи. Саша привела лишь несколько примеров рапортов, подаваемых казачьими и гусарскими разъездами, ходившими в сторону врага для разведки. Уходили они практически в никуда. Никто из генералов армии не обращал внимания на села, в которых не осталось ни одного человека. На обозы, пропадавшие бесследно. На омуты, набитые как кадушки телами, почти полностью обескровленными. На разодранные в клочья останки, развешанные порой по осинам, одиноко стоявшим на глухих лесных перекрестках. На танцы мертвых темными ночами среди оскверненных могил сельских погостов. На мелькавших за арьергардами войск, только начавших свое наступление, непонятных личностей, передвигавшихся зачастую только ночью. На церквушки, часовенки и небольшие храмы, которые порой находили с иконами, болтающимися вниз головами, с церковной парчой, измазанной в лучшем случае нечистотами. На алтари, в которых на стенах засыхали красно-коричневые надписи на неизвестных языках, давно и прочно забытых. Не до того было обладателям высоких треуголок с плюмажами, гнавших перед собой недобитые до конца многотысячные орды. Война на дворе, читалось в их глазах, строго и требовательно обращенных на отважных и лихих партизанских вожаков. Не дело рассказывать бабкины сказки и чертей с упырями по всем темным углам искать.

Но зато было дело до всех этих непотребств тем, кто шел за армией. Только начавшим свою историю частям, которые чуть позже государь-император передаст в ведение графу фон Бенкендорфу. Им было дело до всего, что отличалось от нормальной жизни, пусть даже и сведенной с ума огнем войны. Уже после того, как одышливого и полного корсиканца отправили на остров, на сукно стола Александра Павловича Романова лег доклад. В папке изрядной, надо полагать, толщины было изложено все, никак не вписывающееся в рамки человеческого восприятия. Чуть позже при особой канцелярии появилась новая служба, не входившая в подчинение никому, кроме монарха.

Особый комитет по надзору за не-людьми просуществовал вплоть до Великой Октябрьской, так и не канув в Лету в кровавом вихре, закрутившем страну. У руля организации, уже тогда имевшей собственный институт по исследованиям, выявлениям и средствам противодействия, стоял к моменту исторического звонка из Смольного контр-адмирал Лесников. На самом флоте сухопутный военачальник провел всю свою гардемаринскую юность, подаренную отцом, из кондукторов выслужившегося до мичмана эскадренного миноносца «Забияка».

В тысяча девятьсот пятом году будущий флотоводец, ставший к тому времени капитаном первого ранга, командовал флотилией тральщиков на Дальнем Востоке. Профессию свою он любил и много времени проводил в море. Когда трал одного из кораблей вытащил на палубу непонятное существо, попытавшееся разодрать боцману глотку, Лесников оказался на соседнем тральщике. Существо, которое скрутили по рукам и ногам, до Владивостока не дожило, погибнув, как выяснилось впоследствии, от длительного контакта с атмосферным кислородом. Сложно выжить, когда полноценных легких как таковых нет, а в океан никто не отпускает.

Вышестоящему командованию о выловленном при тралении фарватера ихтиандре Лесников раньше времени ничего не докладывал. Тем больше было его удивление, когда на берегу небольшие, выкрашенные в серый цвет военные корабли ожидало оцепление из жандармов и три автомобиля. В двух больших грузовых ФИАТах, удививших каперанга странными кузовами, похожими на клепаную броню башен корабельных орудий, находились сотрудники тогдашнего Института. Вернее, его отделения в дальневосточных губерниях. А в сверкавшем лаком корпуса и хромом металлических деталей армейском варианте «руссо-балта» сидел сам столоначальник всего Особого комитета, граф Трубецкой-третий, как раз таки прибывший к театру военных действий с инспекцией. Где война, там и появляются существа, за которыми граф был призван наблюдать и уничтожать… при необходимости. Агентурная сеть комитета была широка, хотя зачастую сам «казачок» и не подозревал о том, на кого работает. На свою то ли беду, то ли удачу, капитан первого ранга Лесников решил поспорить с вальяжным престарелым атлетом, который, помахивая тросточкой, давал приказания об изъятии странной находки. Спор вытек в интерес, причем взаимный.

Через три месяца, сдав дела и сев на поезд, несущийся в сторону столицы, Лесников отправился принимать дела погибшего в одной из операций заместителя Трубецкого. Войну четырнадцатого года он встретил уже временно исполняющим обязанности начальника комитета и в чине контр-адмирала. Тогда многие, имевшие отношение к комитету и Институту, гибли часто. Золотые эполеты с черными орлами, по правде говоря, ему довелось одеть лишь дважды. В первый раз, на торжественном приеме, получая из высочайших рук очередной орден и звание. Во второй на приеме далеко не торжественном и могущим закончиться для контр-адмирала плачевно.

Во всяком случае, невысокий человек с бородкой клинышком и большой залысиной был очень удивлен, когда в его кабинет, находившийся в недавно занятом большевиками Кремле, вошел царский адмирал. Тем более что в Москву новое правительство переехало только что. Из колыбели революции, на которую давили с запада немцы, большевики скрылись быстро и тайно. Тем более странным было появление в коридорах Кремля адмирала бывшей империи. Но Владимир Ильич на то и был гением революции и вождем пролетариата, чтобы действовать не спонтанно. А вовсе даже наоборот, взвешенно и осознанно.

Москва – это, конечно, не Питер, и уж тем более не Кронштадт. Там сейчас озверевшая матросня рвала в клочья всех «золотопогонников», до которых могла добраться. Но «братишек», тогда еще не успевших оказаться в застенках только организованной ЧК[15], в охране хватало. И если адмирал не побоялся какими-то неведомыми путями проникнуть в Кремль, а потом не струхнуть и пройти мимо них, гордо полощущих клешами в древних коридорах, то выслушать его как минимум стоило. Хотя кто знает, что подумал вождь мирового пролетариата, глядя в уставшие глаза человека в форме с золотым шитьем под обычным драповым пальто? Это не было дано знать никому. Хитроглазый, похожий на калмыка мужчина лишь встал, почему-то абсолютно доверяя этому самому царскому прихвостню, и закрыл двери с густой лепниной. Говорили они долго, всполошив не на шутку и охрану, и помощников. Но так как разговор шел спокойно, и Владимир Ильич никоим образом не показывал напряженности либо страха, то в какой-то момент все успокоились.

От Ленина бывший глава Особого комитета вышел уверенной походкой, сжимая в ладони, спрятанной в кармане, мандат, подписанный лично «самим». Когда же навстречу ему, ухмыльнувшись в прокуренные усы, качнулось несколько фигур с лихими завитыми чубами, торчавшими из-под бескозырок, ощутимо пахнущих перегаром и сжимающих в крепких, жилистых ладонях отполированные тела винтовок с примкнутыми штыками, он даже не подумал взяться за «браунинг», лежавший по соседству с мандатом. Вместо этого за его плечами, как по мановению волшебной палочки, возникли три фигуры, закованные в хрустящие и скрипящие хром и шевро. Сомнений в их принадлежности у «братишек» нисколько не возникло, и Лесников спокойно прошел вниз…

Работы особому отделу при Чрезвычайной Комиссии, как переименовали комитет, хватило надолго. Гражданская война, вывернувшая страну наизнанку, выгнала на охоту многих ночных жильцов. Молодым парням и девчонкам, затянутым в кожу курток, английское оливковое сукно гимнастерок и старые шинели, довелось увидеть и узнать многое.

На пепелищах страны, раздуваемых революционными и интервенционными ветрами, творилось много страшного. Кроме тех, за кем охотился отдел, были и другие. Поднявшиеся в кровавом хаосе поднимали из глубины веков позабытые секты, ложи и прочие организации, желающие страшного и опасного знания. А вместе с ним и силы, которые давали результаты жутких и непонятных обычным людям экспериментов. Зачастую опыты новоявленных некромантов, масонов и прочих колдунов приводили лишь к исчезновению в находящейся рядом округе то нетронутых девушек, то вовсе грудных младенцев. Конкретных результатов добиться было тяжело, особенно если следовать невнятной абракадабре, изложенной в дешевых книгах, издаваемых в предреволюционные годы на папиросной серой бумаге. Но встречались и такие любопытные экземпляры, что подходили к решению проблем с точки зрения науки. И теми, и другими отдел интересовался живо и постоянно. Очаги вновь возникающих доморощенных докторов Франкенштейнов, Папюсов и последователей Гришки Распутина подавляли жестоко и кроваво. А все найденное уходило в Институт.

Большевики, ведущие борьбу с религией, ответственно подошли к новой информации, что стала известна верхушке нового руководства страны от Лесникова. Учреждение, ведущее свою историю с двадцатых годов девятнадцатого века, в веке двадцатом, полном страшных изменений, смогло не сгинуть в небытие и укрепить свои позиции. Средства, выделяемые на исследования, которые к тому времени велись на территории бывшего монастыря под Серпуховом, были очень большими. Даже во время разрухи, коллективизации и нэпа, когда страна только начала вновь становиться на ноги, сотрудники Института не знали нужды ни в чем. В чем была загадка этого щедрого финансирования и снабжения, Саша сказать не могла. Или, что было более вероятным, не хотела. Так как даже у Куминова, только что узнавшего о заведении самый минимум информации, догадки возникли сами собой. Хватило лишь одного воспоминания о случившемся ночью, чтобы понять стремления и чаяния красных вождей.