Воин - Дмитрий Колосов

— Но…

— Не заставляй меня быть многословным. Ты ведь знаешь, что произошло сегодня во дворце. Так вот, великий царь позволил мне предпринимать любые меры против тайных врагов его величества. У меня есть основания считать, что ты относишься к числу подобных врагов.

— Но это оскорбление!

— Ты не дослушал! — перебил евнуха Дитрав, сладострастно поглаживая эфес меча. — Великий царь также дал мне разрешение допросить любого человека, которого я сочту причастным к этому убийству. Допросить, применяя любые средства! Ты понимаешь, что это означает?

Дитрав с кривой усмешкой посмотрел на моментально побледневшее лицо Кобоса. На деле начальник первой тысячи блефовал. Он не имел права говорить подобным образом с вельможей, входящим в ближайшее окружение царя, но зная трусливый характер Кобоса, Дитрав был уверен, что тот не отважится пожаловаться на него, и их разговор, чем бы он ни завершился, останется в тайне.

— Как видишь, — продолжал бессмертный, — я мог бы побеседовать с тобой в застенках хазарапата. Но я желаю уладить это дело полюбовно и потому пригласил тебя сюда. Здесь нам никто не помешает.

— Ну хорошо…

Кобос нерешительно вошел в комнату и остановился, прикидывая, куда бы устроить свой толстый зад. Однако Дитрав заблаговременно подготовился к этой встрече. Все кресла, за исключением того, в котором сидел начальник первой тысячи, и скамьи были вынесены. Евнуху не оставалось ничего иного как встать против бессмертного и пребывать в столь унизительном положении на протяжении всего разговора. Дитрав не торопился. Какое-то время он изучал свою трехпалую руку, затем перевел взгляд на грязный, в подтеках от зимних дождей потолок. Нервы Кобоса не выдержали.

— Говори, зачем звал.

Начальник первой тысячи лениво взглянул на евнуха.

— Ты куда-то спешишь?

— Да, у старшего евнуха всегда найдутся дела.

— У Гидарна тоже было много дел.

Кобос сглотнул слюну.

— Что с ним?

— Не знаю. Но в последний раз я видел его неподалеку от пыточного застенка. С ним были шестеро скифов и лично Гистасп. Думаю, он будет откровенен. — Кобос облизал губы. — А ты, толстяк?

— А при чем здесь я?

Дитрав ответил вопросом на вопрос.

— Ты ни о чем не желаешь рассказать мне?

— Я ничего не знаю.

— Ай-яй-яй! — Бессмертный укоризненно покачал головой. — Надеюсь, в руках палачей ты будешь откровенней. Сначала тебе вырвут ногти, потом тебя опустят в кипящее масло и ты будешь чувствовать, как мясо отстает от костей. Позже тебе вырвут чресла. Ну а в довершение раздавят голову![250]

Евнух обливался холодным потом.

— Я ничего не делал!

— Это ты скажешь палачам. Пойми, Кобос, — Дитрав придал голосу доверительные интонации, — я говорю с тобой здесь лишь по одной причине. Если бы не расположение к тебе государя, твое жирное тело уже давно б терзали раскаленные клещи. Но государь милостив и велел мне сначала переговорить с тобой с глазу на глаз.

— Это и вправду велел тебе великий царь?

— Конечно. — Лицо Дитрава лучилось искренностью. — Разве я осмелился бы говорить с тобой подобным тоном без дозволения государя? На тебя донес Мегабиз, схваченный сразу после царского обеда. Но царь не до конца поверил его словам и потому ты сейчас здесь, а не на дыбе. Если будешь откровенным, то, полагаю, царь помилует тебя. Ведь владыка всегда был снисходителен к твоим слабостям.

Неторопливо ведя речь, начальник первой тысячи зорко наблюдал за реакцией Кобоса и с удовлетворением убеждался, что евнух колеблется все более и более.

— О чем я должен рассказать?

— Ну хотя бы о том, что Гидарн замышлял против великого владыки. Кто его помощники? Какую роль в этом деле играешь ты? Ведь со слов Мегабиза можно подумать, что ты возглавляешь заговор.

— Мерзавец! — выдавил Кобос.

— Именно, — согласился Дитрав.

Евнух вытер подрагивающей рукой пот с жирных щек и начал свою исповедь.

— Главная роль принадлежит Гидарну. Он и Мегабиз замыслили убить великого царя и посадить на престол одного из царевичей. Помогают им в этом деле Артафрен, сын Гидарна Сисамн, а также Фарандат и еще многие вельможи, имен которых я не знаю.

— А Дарий? Он замешан?

— Не знаю.

— Допустим. Вот теперь я вижу, ты честен. Что должен был делать ты?

— Евнухам, которые охраняют царя, велено слушаться приказов Гидарна.

Дитрав задумчиво забарабанил двумя пальцами правой, изуродованной руки по подлокотнику кресла.

— Понятно. Как вы намеревались избавиться от царя?

Евнух рухнул на колени и пополз к Дитраву.

— Только не я, сиятельный начальник первой тысячи! Они заставили меня! Я не желаю зла владыке. Я уговаривал их сохранить ему жизнь и содержать под стражей в одном из отдаленных поместий. Но они хотят убить его!

— Все правильно.

Услышав эти слова, Кобос удивленно уставился на Дитрава, и тот поспешил поправиться.

— Все правильно в смысле — я так и предполагал. Когда?

— Что когда?

— Когда вы собирались напасть на великого царя?

— Не знаю! Клянусь здоровьем матери, не знаю!

Дитрав расхохотался.

— Ты б еще поклялся здоровьем детей! Иди сюда!

— Пощадите меня, великий начальник первой тысячи!

Кобос распростерся ниц, из глаз его текли слезы.

— Ладно, не хнычь! — велел Дитрав. — Сиди здесь и никуда не уходи. Я доложу царю, что ты донес мне по собственной воле. Твоя глупая голова уцелеет, особенно если ты скажешь, что присоединился к заговорщикам лишь для того, чтобы выведать их планы. Понял?

— Да, милосердный начальник первой тысячи!

— И еще одно. Ты всегда должен помнить о том, что здорово обязан мне.

— Я помню, сиятельный Дитрав!

Евнух подполз к бессмертному и стал тыкать мокрыми губами в его ладонь. Дитрав брезгливо отдернул руку.

— Сиди здесь и никуда не высовывайся!

Оставив хнычущего Кобоса в одиночестве, Дитрав покинул комнату с намерением направиться к хазарапату. Однако бессмертному не пришлось сделать и десяти шагов, как путь ему преградил какой-то человек. Невысокий и коренастый, он был облачен в белую, порядком замызганную хламиду, а в руке держал деревянную трость. Лицо человека было неведомо Дитраву, но во всем облике: фигуре, резко очерченном контуре скул, глазах, узловатых сильных пальцах проглядывалось неуловимо знакомое, но пришедшее откуда-то издалека — за многие сотни парасангов или вереницу лет. Человек молча взирал на Дитрава, не выказывая враждебности, но в его взгляде было нечто такое, что заставило вельможу взяться за эфес меча. Серебристая полоска наполовину выползла из ножен, и только тогда Дитрав спросил: