Земля призраков - Эрин Харт

Это то, о чем говорил Девейни? Явно выходит за рамки обычного. Однако он не понимал, что это было и имеет ли отношение к кому-либо из обитателей дома. «Оставь это, — требовал внутренний голос. — Возвращайся в постель и поспи хотя бы несколько часов». Вместо этого Кормак опять включил лампу, накинул свитер и джинсы и влез в туфли. Он взял маленький фонарик, лежавший среди инструментов для раскопок, проверив силу его луча на ладони своей руки. «Не могу уснуть, — сказал он, словно убеждая. — Приму стаканчик на ночь, и все будет в порядке». Он выглянул в коридор. Тишина. Он тихонько сошел по покрытой ковром лестнице в фойе и, никого не встретив, проследовал дальше, в кухню. Несколько часов назад Хью приготовил маленький ужин, и запах жареного лука еще слегка ощущался. В кухне тоже было темно и тихо, и Кормак почувствовал себя словно во сне. Он стоял, не шевелясь, прислушиваясь, затем направил фонарик на наружную дверь. Она была закрыта на засов. Он открыл дверь, чтобы осмотреть заднюю стену дома. Кто-то вошел в дом, предположил он, но воспользовался одной из боковых лестниц. Такая лестница находилась за его спальней, и, скорее всего, похожая лестница соединяла этажи на противоположном конце дома. Внезапно он разозлился на свое любопытство и глупую доверчивость. Он закрыл дверь и задвинул засов, и только повернулся, чтобы подняться по лестнице, как услышал шум отодвигаемого стула. Он донесся из-за левой двери, находившейся напротив кухни, у подножия лестницы. Дверь была слегка приоткрыта, он слегка толкнул ее и оказался в побеленном каменном коридоре с несколькими дверями по сторонам. За одной из дверей горел свет.

За столом сидел Хью Осборн, зажмурив от старания один глаз, пытался вдеть в большую иглу толстую белую нитку. Единственная лампа на столе отбрасывала теплый желтый свет. На рабочем столе у локтя Осборна лежали части книги: аккуратно сложенные листы и кожаная обложка. Различного вида инструменты, включая разнообразные шила, прессы и зажимы, рядами висели на деревянной подставке на расстоянии вытянутой руки. Потолок в комнате был очень низким, и глянцевая черная обшивка достигала середины стен. Все остальные поверхности были выбелены, как и коридор, и увешаны старинными картами в простых черных рамках. Слева от двери располагались встроенные глянцевито-черные полки, отягощенные множеством книг в кожаных переплетах, от которых исходил привычный, чуть затхлый запах библиотеки.

Кормак кашлянул и поздоровался:

— Добрый вечер.

Осборн повернулся на стуле, глядя сквозь съехавшие на нос сильные очки. Он казался уставшим, свет рабочей лампы искажал черты его лица.

— A-а, Кормак. — Похоже, он не был ни удивлен, ни раздосадован при виде столь позднего гостя. — Только не говорите, что тоже не могли уснуть.

— Однако это так. Я лишь спустился поискать какой-нибудь выпивки и услышал шум. Над чем вы трудитесь?

— Просто покрепче переплетаю мой старый экземпляр «Тома Джонса». Спиртное может найтись в буфете, слева от вас; если вы собираетесь выпить, я к вам присоединюсь.

Кормак плеснул по порции виски в стаканы, стоявшие возле бутылки. Если Осборн и выходил, он уже переоделся. На нем был темно-синий свитер и серые шерстяные брюки — не совсем подходящая экипировка для прогулок по лесу.

— Кстати, — сказал Осборн, — хотел сообщить вам сегодня вечером, что мне придется завтра отправиться по делам в Лондон. Всего лишь на несколько дней. Я надеюсь, вы и доктор Гейвин сможете о себе позаботиться.

— Не волнуйтесь, я уверен, что мы не пропадем.

Разливая виски, Кормак поймал себя на том, что пытается разглядеть, есть ли на обуви Осборна следы грязи или росы, но увидел на его ногах кожаные домашние тапочки. Кормак закрыл бутылку и протянул стакан Хью Осборну:

— За книги в твердых переплетах.

— Действительно, — согласился Осборн, — что бы стало с бесхребетной литературой?

Кормак сел на койку подле стены и заскользил взглядом по комнате. В углу стояли три сачка для ловли бабочек, один больше другого. Койка, а также мягкое кресло и потертый восточный ковер, покрывавший каменный пол, располагались так, чтобы на них было удобно сидеть перед камином. Скудный огонь горящего торфа разгонял вечерний холод. Несмотря на некоторые попытки создать уют, в сравнении с тяжелой роскошью комнат наверху эта напоминало монашескую келью. Осборн заметил его оценивающий взгляд.

— Я часто сюда прихожу, — сказал он. — Обстановка побуждает к труду.

Он говорил просто, без сочувствия к себе, глядя в сторону, и Кормак не стал отвечать. Что можно сказать человеку, готовящемуся прожить остаток жизни в полной неопределенности? Вместо этого он поудобнее устроился на койке со стаканом в руке, и на минуту между ними воцарилось молчание. Странно, но все питаемые им относительно Осборна подозрения улетучились, как только он оказался с ним наедине. Кормак подумал, что из него никогда не получился бы хороший полицейский. Заговорив наконец, он решил сменить тему, за что Осборн был явно благодарен.

— Восхищаюсь вашими картами, — сказал он. — Выглядят весьма солидно.

Осборн кивнул.

— Эта, — он указал пальцем на раму над камином, — первая полная карта нашего района, сделанная Хьюго Осборном, тем парнем на портрете, который я показывал вам наверху. Кажется, я упоминал, что он был одним из сотрудников Уильяма Петти. Говорят — производил топографическую съемку лично.

Кормак встал, чтобы внимательно рассмотреть карту. Согласно ей, усадьбу составляли окружающее дом пространство из мелких участков земли, разбросанных по округе. Имелся и небрежный трехмерный чертеж самого Браклин Хаус, а также соседнего монастыря, башни, чащи, маленьких скоплений домов, озера и окружающих болот, а в нижнем правом углу — перечень всех пахотных земель.

— Здесь нет и следа Драмклеггана, — сказал Кормак.

— Я тоже это сразу заметил. Похоже на отношение завоевателя, не правда ли? К счастью, все прочее на высоте. Если вдуматься, то наши с вами занятия не столь уж различны. Производя раскопки, вы исследуете материальные следы деятельности человека; изучая топонимику, я также раскапываю исторические пласты, только это кипы карт и документов, заполненных ирландскими, английскими, датскими, нормандскими названиями, порою искаженными до неузнаваемости. Моя величайшая проблема — плохие переводы.

— Все это — записи? — спросил Кормак, указывая на ряды белых коробок с бобинами, которые он только что заметил на полках у двери.

Осборн прямо-таки расцвел при упоминании о своем увлечении.

— Да, это мой проект. Беседы со стариками из округи — о названиях. Просто удивительно, сколько всего они могут вспомнить, если только кто-то додумывается спросить. И удивительно, что названия оказываются особо устойчивыми именно там, где их пытались искоренить. Боюсь, в последнее время я запустил эту работу, но здесь масса ценных документов; не сомневаюсь, что необходимо к ним вернуться. Вы бы удивились количеству грубых ошибок на картах и дорожных указателях. Если вы хотите вернуть старые названия, разве не существенно, чтобы они были точными, а не представляли собой квази-гаэльские версии плохих переводов? Может показаться академическим буквоедством, понимаю, но здесь важен принцип. — Он усмехнулся. — Сожалеете, что позволили мне заговорить об этом?

— А… действительно, я-то хотел спросить, почему вы заинтересовались переплетением книг, — ответил Кормак, сознательно подыгрывая самокритике Хью Осборна. Осборн допил стакан и приподнялся, чтобы налить им виски. Кормак с облегчением осознал, что его замечание принято так, как он хотел.

— Вообще-то это началось в университете. Я занимался в аспирантуре историей и всегда поражался тому, что нам выдают на руки редкостные документы и манускрипты. Время от времени библиотекарь разрешал мне подержать их у себя. Я устроил эту мастерскую несколько лет назад. Переплетение книг — лишь побочная деятельность, на самом деле карты и документы — вот моя специальность. Я работаю для библиотек и хранилищ, отчасти потому, что это приносит несколько шиллингов, но в основном из-за любви к этому делу. У нас тут полно старых семейных документов: о наших местах, о всяких там деяниях. Сведения о родившихся, письма от нескольких исторических деятелей — думаю, их стоит хранить ради тех историй, что они могут поведать.

Его голос заметно смягчился, и Кормак ощутил доверие, которое никогда бы не возникло, если бы не их обоюдная бессонница.

— Все это я надеялся передать своему сыну, так же, как некогда это передали мне. — Осборн приподнял голову, и мужчины некоторое время молча смотрели друг друга.

Кормак почувствовал: даже если бы он сто раз менял темы разговора, он получился бы таким же. Он сожалел, что вынашивал подозрения против собеседника. Хью Осборн представился ему капитаном, твердо ведущим корабль сквозь бури, неизведанные моря и чары некромантов. Через мгновение, когда Осборн вернулся к работе, на глаза Кормака попалась пара черных больших сапог, стоявших в тени рабочего стола. Было ли это воображением или просто игрой света, но их темная поверхность блестела влагой.