Еврейское счастье (сборник) - Семен Соломонович Юшкевич

чтобы не смять его, а сев, потянул кверху брюки, чтобы не растянуть их в коленях. Сделав это, он велел везти себя домой.

   Сидел он молодцевато, крепко, как пришитый, в прекрасном настроении духа человека, который сейчас пообедает с приятелями, и любезно поворачивал голову то направо, то налево. Петр Федорович действительно был доволен. Дело Цыварева было, по его настоянию, отложено для опроса новых свидетелей, показания которых могли дать процессу иное направление. Кроме того, его телеграммой вызывали в столицу по делу одного крупного банкротства. Вообще, сегодня все удавалось ему, даже прыщик с полудня перестал беспокоить.

   Он, чтобы еще раз убедиться, тронул его. Боли почти не было, пульсация исчезла.

   "Вот и не верь моей молитве, -- чрезвычайно довольный, что пульсация исчезла, подумал Петр Федорович, повернув голову любезно налево. -- Я вечером еще раз смажу прыщик йодом и помолюсь. Надо будет испробовать это средство против запора. Несомненно, между органами и моей верой, или волей есть связь. Моя молитва посылает приказание ленивой кишке работать и та начинает делать свое дело. Перистальтика есть динамика органа, молитва побеждает статику, и начинается динамика. Это глупо, но не менее научно, чем всякое другое заключение, основанное на самонаблюдении".

   Он с прежней любезностью повернул голову направо.

   "Да, приятно, приятно, -- продолжал он думать. -- Я весь день чувствую какую-то вкусную сытость. Никаких драм, или трагедий у меня нет и быть не может, почти знаменит, молод, здоров, славная жена, детки. И сколько в Маше еще нетронутого, девичьей прелести! Я, право, перед ней мужик, животное, да животное, почему не признаться, но вероятно, это-то ей и правится, что я, почти знаменитый, тонко развитой, могу заорать, ругнуться, как мужик, когда рассержусь. Она меня любит и высоко ценит. И я вполне заслуживаю этого".

   Тут он повернул голову налево и вдруг увидел Марью Павловну, то есть не лицо ее, а всю целиком, и как ребенок, обрадовался.

   "Вот удача, -- подумал он, -- кликну ее, и поедем вместе домой".

   Он уже поднял было руку, чтобы остановить извозчика, но тотчас же опустил ее, словно кто-то потянул его руку не делать этого. Марья Павловна прошла.

   "Ну, ничего, -- все-таки сожалея, что не сошел с извозчика, сказал себе Петр Федорович. -- Я уж дома расскажу ей, что встретил ее, и она меня пожурит. И куда она шла? У нас сегодня гости, надо успеть переодеться. Ну, ничего. Но какая красивая, какая эффектная! И как смешно, был в двух шагах, а она не заметила!"

   Хотя он уже порядочно отъехал, но все-таки оглянулся. Он только зонтик ее узнал, и ему стало жалко, что пропустил ее.

   "Ну, пропало, все равно, -- думал он, остановив извозчика у своей парадной, -- через полчаса она будет дома".

* * *

   Было без четверти пять, когда Марья Павловна вышла из дому. Она еще не решила куда пойдет, к детям ли в сад, где они были с гувернанткой, или к мужу в суд. Времени до обеда осталось немного, и она торопилась. Она раскрыла свой, цвета кофе с молоком, зонтик с кружевами и пошла медленно, все гадая, куда пойти.

   Когда она опомнилась, то увидела, что уже миновала ту, всегда оживленную улицу, где в любой час дня можно было встретить знакомых. Тогда она вдруг решила, что пойдет к мужу. И как только она это решила, ей сразу стало легко и перестало мучить сомнение. Она посмотрела на свои крохотные часики в золотом браслете. Было без десяти минут пять.

   "Может быть, я его еще застану", -- подумала она, и ей страстно захотелось непременно застать его и увидеть, как он от неожиданности обрадуется.

   "Я ему скажу, что-то очень приятное, -- мечтала она. -- Он славный, он хороший, и я счастливейшая женщина".

   Это было как раз в ту минуту, когда Петр Федорович, проезжая, увидел ее.

   "Только бы застать, -- с нетерпеливым волнением говорила она себе, не замечая, что вокруг нее делается, -- только бы застать. Мне сейчас нужно сказать ему, что я его очень люблю, даже больше, чем он думает. Это самое важное, -- не сознавая своего волнения и не давая себе отчета, почему оно теперь самое важное, продолжала она говорить себе, -- ах, если бы застать!"

   Она вдруг, невольно, точно ее толкнули, подняла глаза и увидела, что кто-то кланяется ей. Марья Павловна машинально кивнула головой и лишь через секунду с удивлением вспомнила, что это был художник мистик, Малинин, которого она недолюбливала.

   Среди художников он был ей самый несимпатичный. Ей не нравилось его широкое, скуластое, со стрижеными усами лицо, всегда блестевшие глаза, мрачность; его голос был ей неприятен. Удивилась же она этой встрече потому, что сегодня днем без всякой причины вспомнила о нем. Если бы она на две минуты позже вышла из дому, то не встретила бы его.

   -- Как глупо, что я взволновалась, -- стала она себя успокаивать, -- это простое совпадение. Он ушел, и все кончилось. Не понимаю, однако, почему у меня такая антипатия к нему? Ведь он мне ничего плохого не сделал. И как он не похож на Медведского. Тот прелесть, хотя и дерзок и заносчив.

   К мужу ей вдруг расхотелось идти, и она решила взять извозчика и поехать домой. Кстати, и пора уже. К обеду будут гости, надо успеть переодеться.

   Она весело, точно от цепей освобожденная, подняла глаза, чтобы поискать извозчика, как услышала позади себя знакомый неприятный голос. Малинин, сняв мягкую черную шляпу, шел за ней и что-то говорил ей в спину.

   "Что он говорит, я не понимаю, -- думала она, -- и зачем это?"

   Он поравнялся с ней, и ее внимание невольно привлек его большой палец, отделившийся от шляпы, необыкновенно изогнутый и испачканный синей краской.

   "А я не знала, что у него такой палец, и почему он краску не отмоет", -- подумала она, подавая ему руку.

   Они пошли рядом, он продолжал начатое, а она спрашивала себя, как отделаться от него, не причинив ему обиды?

   -- ...Не знаю, прав я, или нет, -- говорил он, -- но мне почему-то всегда казалось, что я вам неприятен, и мне, уверяю вас, совестно, что я уступил своему желанию подойти к вам. -- Он надел шляпу. -- Но