Всеволод Большое Гнездо. "Золотая осень" Древней Руси - Василий Седугин

Всеволод подошёл к окну и дождался тишины. Сказал:

   — Господа владимирцы! Я ваш князь и подчиняюсь воле вашей. Сейчас по моему приказанию палач ослепит ненавистных князей Мстислава и Ярополка Ростиславичей. Так я решил!

Двое дружинников, держа за руки, подвели к окну Мстислава. Толпа замерла, вперившись взглядами в бледное лицо князя. Палач вынырнул из темноты горницы, молниеносным движением ножа провёл по глазам Мстислава, только сверкнуло остро заточенное лезвие, и кровь хлынула на его щёки. Он дико закричал. Толпа глухо охнула и замерла. Дружинники оттащили князя в глубину помещения и почти тут же вывели Ярополка. С ним повторилось то же самое. После этого люди некоторое время постояли, будто онемелые, а потом стали медленно расходиться. Раны князьям перевязали и под охраной дружинников отправили в Смоленск[1].

   — Спас я их, спас, — ещё не остыв от переживаний, дрожащим голосом говорил Всеволод своей жене. — Свет Божий видеть будут они, радоваться жизни, как прежде. И не ляжет грех на меня в страшном деле, которое могло свершиться. Отвела ты меня от тяжкого преступления...

Мир и любовь воцарились с тех пор между Всеволодом и Марией. Таившиеся до сих пор чувства хлынули навстречу друг другу. Марии не надо было прилагать каких-либо усилий. Она с первого взгляда полюбила Всеволода и мучительно переживала его холодность. За напускной сдержанностью скрывала она свои чувства и только ждала того времени, когда изменится отношение к ней мужа. И вот этот час наступил, и она полностью отдалась своей любви.

Что касается Всеволода, то он незаметно для себя привязался к Марии, и эта привязанность постепенно переросла в любовь. Он ещё не понял этого ранее, когда хотел порадовать её подарками, когда, не закончив порой дела, неожиданно уезжал домой, чтобы увидеть её. Только после спасения от ужасной участи Ростиславичей осознал он охватившее его чувство и полностью покорился ему. Что ж, он был не первым и не последним мужчиной, который влюбился в свою жену во время семейной жизни.

V

После непродолжительной борьбы на киевский престол заступил Святослав Всеволодович, князь черниговский. Он решил вернуть звание великого князя в Киев и начал постепенно распространять своё влияние на Руси. Прежде всего он обратил внимание на Рязань, где правил его зять Роман, тот самый Роман, которого Всеволод недавно выпустил из поруба. Роман, нарушив крестное целование, переметнулся на сторону киевского князя, и тот в поддержку ему послал войско во главе со своим сыном Глебом.

Рязань издавна находилась под внимательной опекой суздальских князей. И Юрий Долгорукий, и Андрей Боголюбский цепко держали её в своих руках; Всеволод тоже не собирался с ней расставаться. В 1180 году он двигает свои полки к Коломне, где засел Глеб, и со всех сторон осаждает её. Силы были неравны, и Глеб вынужден был явиться в стан владимирцев для переговоров. Всеволод приказал его схватить и в оковах отослать во Владимир, где к нему приставили стражу. Дружина его подверглась той же участи. На выручку Глебу со своим войском бросился Роман. Он переправился через Оку, намереваясь перехватить пути Всеволоду, но был разбит и бежал на юг.

Поступок Всеволода привёл киевского князя в ярость:

— Разве забыл владимирский князь, что недавно был никем? Как прибыл из Византии гол-сокол и униженно просил меня о помощи? Как выделил я ему войско для борьбы за суздальский престол? А теперь неблагодарный племянник пошёл против меня да ещё бросил сына моего в темницу!

Он понимал, что в конце концов с Всеволодом он договорится и сын его будет отпущен на свободу; но выпал прекрасный случай, когда можно было привести всю Владимиро-Суздальскую землю к покорности и возвысить над ней Южную Русь. Этого киевские князья не могли сделать во времена Юрия Долгорукого, а Андрей Боголюбский железной рукой сам управлял Киевом, как своей вотчиной. Теперь Святослав Всеволодович решил всё переиначить.

В Киев со своими полками стали стекаться послушные ему князья, были наняты орды половцев, всегда готовых поживиться добычей и пленниками на бескрайних русских просторах. Со всей этой громадой он двинулся на север, где в районе реки Тверца соединился с новгородским войском, во главе которого стоял его сын Владимир, приглашённый на княжение в Новгород. Первым городом на пути оказалась Тверь. Пригород её был сожжён, запылали и соседние селения, тяжёлый чёрный дым медленно поднимался в голубое зимнее небо. Святослав с сыном Владимиром и князем Ярополком Ростиславичем объезжали крепость.

   — А в неплохом состоянии содержит Всеволод свой пограничный город, — раздумчиво проговорил Святослав. — Стены крепостные обновлены, башни подправлены, рвы очищены. Если все крепости по Волге так же выглядят, то нелегко нам придётся...

   — С ходу возьмём крепостицу! — загорячился Владимир, у которого только что начал пробиваться пушок на щеках. — Таранами расшибём брёвна и в пролом ворвёмся!

   — Посмотрим, посмотрим, — неопределённо проговорил князь и молча вернулся к себе в шатёр...

Три дня колотили тараны в крепостные стены, а на четвёртый хворостом и разным хламом воины забросали ров, приставили лестницы и дружно полезли наверх; с земли их поддерживали стрелки из луков.

Защитники дружно орудовали между заборолами — деревянными брусьями, укреплёнными над стенами, они их прикрывали от стрел, дротиков и камней. Появляясь в проёмах, горожане лили на головы противника горящую смолу и кипяток, сбрасывали валуны, кидали обрубки деревьев, шестами отталкивали лестницы, и они вместе с воинами с большой высоты падали в ров. Дикие, истошные крики раздавались тогда среди грохота, звона металла, азартных возгласов, призывов...

Первый приступ был отбит. Святослав озадаченно смотрел на крепость, с малыми для себя потерями выдержавшую натиск его многочисленного войска. По правде говоря, такого упорства он не ожидал. Слышал он, что северяне очень крепки в обороне, но чтобы так дружно и с таким ожесточением люди могли сражаться, ему приходилось видеть впервые.

Подъехал Ярополк Ростиславич. Святослав внимательно вгляделся в его лицо: говорят, владимирцы настаивали, чтобы князю выкололи глаза, но Всеволод спас от расправы и ему только верхние веки надрезали. Так и есть, едва заметная белая полоска окаймляла его глаза. Спасся в первый раз, зачем лезет во второй? Или ненависть к Всеволоду застила ум?

Спросил:

   — В лоб не взять. Может, что-нибудь похитрее предложишь?

Тот хмыкнул, подёргал повод уздечки, наконец ответил:

   — Тараны надо к воротам подвинуть. Стен нам всё равно не разрушить. В них кряжистые дубы положены, они изнутри поперечными брёвнами укреплены. Научились добротно возводить стены, ничего не скажешь.

А ведь прав Ярополк! Раньше просто срубы ставили друг к дружке и землёй засыпали; теперь же внутренние перегородки для усиления стали ставить. Для Святослава это было неожиданно, поэтому время и потеряли зазря.

   — Давай, князь, бери на себя тараны и двигай к воротам. Туда и направим основной удар.

На другой день с утра тараны были подогнаны, стали бить в крепостные ворота, их в Твери было двое. Дело пошло быстро, к вечеру ворота превратились в щепки, смельчаки подбегали поближе, чтобы увидеть внутренность крепости. Наутро Святослав назначил новый приступ.

Однако когда войска построились и приготовились к наступлению, выяснилось, что за ночь в проёме ворот защитники возвели новые стены и закрыли ими проёмы. Пытались было втащить тараны в проезды, но сверху, из карнизов башен посыпался град стрел и дротиков, полилась горящая смола; не выдержав, киевские воины бежали, их не могли прикрыть никакие шкуры, наброшенные на тараны.

Пришлось приступить к длительной осаде. Она продолжалась целый месяц пока наконец Тверь не была взята с большими потерями для войска Святослава.

Разорив вконец окрестности, двинулись дальше. Хорошо укреплённый Кснятин задержал войско великого князя на три недели, а от Углича пришлось отступить: все пять приступов были отбиты, и воины стали отказываться лезть на стены. Собрались на военный совет в шатре у Святослава. Настроение было мрачным, поход явно не залаживался.

   — Что будем делать дальше, князья? — спрашивал великий князь.

   — Ну не отступать же? — кипятился Владимир. — Надо не только взять Углич, но и стереть его с лица земли. В наказание другим городам. Тогда они перед нами ворота будут открывать!

   — А если не возьмём? — спрашивал Святослав.

   — Тогда таким позором покроемся, подумать страшно, — мрачно ответил Владимир и отвернулся, не желая продолжать разговор.

   — Мы пошли по пути Изяслава, он тоже в сорок девятом году двигался по берегу Волги, брал приступом город за городом. И чем всё кончилось? Истощил силы и вынужден был ни с чем оставить Суздальскую землю.