Вельяминовы. Начало пути. Книга 3 - Нелли Шульман

— Смотри, Хана, что Моше написал: «Папа, у нас в Антверпене стали издавать листок с новостями, посылаю вам экземпляр. «Шведская армия разбита поляками в битве при Кирхгольме» — прочитал старик.

— Ох уж эти поляки, — дон Исаак погладил бороду, — покоя от них нет, на Москву тоже отправились, как я слышал. Где это письмо от Мирьям было, ну, младшей дочери Фейге, а вот оно, — дон Исаак прищурился. «У нас говорят, что теперь Москва станет католической, ну да посмотрим. Дети все здоровы, старшая моя, Элишева, уже и обручена, семья хорошая, жених ее — сын раввина в Люблине. Хотелось бы еще девочку, конечно, все-таки седьмой мальчик прошлым годом родился, ну, уж как Господь даст в этот раз».

— В. Дверь. Стучат, — громко, раздельно повторила донья Хана.

— Я слышал, — удивился дон Исаак. «Я думал, ты открывать идешь».

Жена что-то пробормотала, — неразборчиво, — и прошла в переднюю.

— Миссис Марта! — обрадовалась женщина и тут же побледнела: «Что такое? Мирьям?

Случилось что?».

— Все в порядке, — ласково сказала Марфа. «Они в деревне, с миссис Тео. Мне вам рассказать надо кое-что, донья Хана».

— Вы проходите, — отступила донья Хана. «Дон Исаак в гостиной, почту читает, он сегодня с утра в порту был, из Амстердама целый пакет привезли. Он вам покажет, там и от детей Фейге письма, но все хорошо, все хорошо».

Марфа поздоровалась со стариком, и, присев, расправив складки платья, тихо проговорила:

«Вы тоже, донья Хана, — садитесь».

Женщина опустила глаза и увидела, как донья Хана, даже не думая, берет мужа за руку.

«Пятьдесят пять лет они вместе, — вспомнила Марфа. «Она же говорила мне — ей четырнадцать было, а дону Исааку — шестнадцать. И увидели они друг друга в первый раз за день до свадьбы. Господи, сейчас и не бывает так.

Марфа откашлялась и сказала: «Вы только не волнуйтесь, пожалуйста. Приехал ваш внук, сын Давида покойного, он там, на улице ждет. Хосе его зовут, ну, Иосиф».

В гостиной тикали настенные часы. Донья Хана побледнела и едва слышно проговорила: «У Эстер было дитя? Почему она…»

— Не у Эстер, — начала, было, Марфа, но тут дон Исаак внезапно поднялся и, пройдя в переднюю, обернувшись, заметил: «Я не понимаю, почему мой старший внук должен стоять на улице. Сейчас он сюда придет, а ты, Хана, накрывай, пока на стол».

— И вот он же всегда такой, — шепнула донья Хана Марфе, озираясь. «И отец его такой был, — они еще в Лиссабоне жили, мне Исаак рассказывал, — пришел однажды вечером и сказал жене: «Тут нам покоя не дадут, я все продал, что мог, собирай детей, едем куда-нибудь подальше». И уехали — за два дня».

— Пойдемте, — нежно сказала Марфа, — помогу вам, тарелки-то мне можно у вас на стол поставить, да?

Донья Хана потянулась, и, обняв женщину, несколько мгновений, просто постояла, — молча, прижимаясь щекой к ее щеке.

Мальчик проснулся рано и, зевнув, перевернувшись в кровати, посмотрел на голубое небо за окном. «Солнышко, — подумал он, — можно с папой на реку пойти».

Он потянулся, и, найдя деревянный пистолет, что ему выточил дядя, повертел его в руках.

«Надо еще шпагу, — озабоченно сказал себе мальчик. «Как у папы и Дэниела».

Старший брат просунул голову в комнату и весело сказал: «Звал?».

Стивен вскочил, и, попрыгав на кровати, ответил: «Хочу шпагу, как у тебя!»

— Это потом, а сначала умываться и все остальное, — велел Дэниел. «Мама отдыхает, а Марта уже готовит завтрак, и ждет нас. Беги, поздоровайся с мамой, пожелай ей доброго утра».

Тео лежала в постели, и, увидев младшего сына, закрыв книгу, весело сказала: «Кое-кто рано проснулся!»

Стивен залез к ней под бок, и, приложив ухо к большому, уже опустившемуся животу, восторженно проговорил: «Доброе утро, мамочка. А он тоже не спит?».

— Или она, — улыбнулась Тео. «Будет у тебя еще одна сестричка, третья».

— Ворочается, — Стивен прижался губами к щеке матери и, спрыгнув на пол, спросил: «А можно мне сегодня с папой на реку?»

— Можно, можно, — ответил Волк, что как раз заходил в опочивальню. «Беги, умойся, и на кухню. После завтрака почистим лошадей, съездим на прогулку, а уж потом — пойдем к Темзе».

Он подождал, пока дверь за сыном закроется, и, присев на кровать, взяв смуглую ладонь, поцеловал ее: «Ты как?».

— Да я бы уж и встала, — рассмеялась Тео, — а то, как вы там без меня, Марта одна на такой большой дом.

— Мирьям ей помогает, и миссис Стэнли тоже, — улыбнулся муж, — а ты лежи, раз велено тебе.

Совсем же немного, пара недель, потерпи, милая, — он потянулся, и прижавшись к ее губам, подумал: «Господи, как же я ее люблю, пусть только все хорошо будет, ладно?»

— Только читать, и осталось, — вздохнула Тео, положив голову ему на плечо.

— Ну, вот и читай, — обнял ее Волк, — потом мне расскажешь, какие книги брать мне в Париж, а какие, — он поднял бровь, — можно здесь оставить. Я о вас скучать буду, — сказал он внезапно, — но ничего, следующей осенью и приедете уже. Дядя Мэтью написал, что нанял архитектора — комнаты расширять, это он холостяк — Волк тонко улыбнулся, — а нам больше места надо. И сад там, рядом, в дворце Тюильри, его еще Екатерина Медичи заложила, будет, где с детьми гулять.

Тео обвела глазами изящную комнату, и, вздохнув, погладила мужа по щеке: «Иди, тебе же сегодня еще в Лондон ехать, с Джоном встречаться, и матушку привозить».

Волк задержал ее руку: «Видишь, как получилось, Стивен своего крестного отца увидит, я уж и не думал, что они живы все. Я к тебе их приведу, как вернемся, первым делом».

Тео перекрестила его, и, когда дверь закрылась, положила пальцы на свой крестик — крохотный, изящный, с алмазами. «Господи, — сказала она тихо, — пожалуйста, дитя сбереги.

Прошу тебя».

На кухне было жарко — оба очага были разожжены и миссис Стэнли, наклонившись над железной треногой, поставленной в огонь, внимательно смотрела за маленьким горшком.

Отвар стал пузыриться, остро запахло травами. Мирьям мгновенно подала старшей женщине щипцы, и натянула индийскую кисею над медной миской.

Миссис Стэнли опорожнила горшочек и вздохнула: «Сейчас остынет, отнесешь ей тогда, вместе с завтраком. Это на сегодня, завтра с утра новый варить придется, не стоит он, даже в холоде. На завтрак что мы ей даем?».

— Никакого бекона, никаких яиц, никакого масла, — отчеканила Мирьям. «Молоко — немного, и ржаной хлеб. Ничего сладкого, никакой соленой, или острой еды».

— Правильно, — одобрительно сказала акушерка. «Хорошо хоть миссис Тео разумная женщина, взрослая, понимает, что это для ее же блага. А то некоторые пациентки кивают головой, а потом, потихоньку, булочки едят».