Вельяминовы. Начало пути. Книга 3 - Нелли Шульман

— Ну, надеюсь, что мне не придется на Москву ехать за женой, — пробормотал Питер.

— А сего ты не знаешь, — мать все гладила его по голове. «Придется, и поедешь. И в Индию поедешь, или еще куда. Тебе двадцать два сейчас, твой отец на год старше был, как Изабеллу полюбил. Погоди, говорю тебе».

— Семью хочу, матушка — тихо ответил мужчина. «Вы женщина, вам этого не понять».

— Отчего же не понять, — вздохнула Марфа. «Ты, как твой отец — он тоже шлюх не брал никогда».

— И я бы не брал, да… — Питер покраснел.

— Ну, вот женишься на хорошей девушке, и все это забудешь, — Марфа обняла сына и ласково сказала: «Правда, милый, придет еще твое время».

Питер поднял синие глаза и попросил: «Вы только осторожней там, в Картахене, матушка, пожалуйста. Не лезьте, — он улыбнулся, — на рожон».

— Да уж не бойся, — рассмеялась Марфа, — в женском монастыре размахивать пистолетом не буду. Давай, ложись, а то тебе завтра с Джованни еще в деревню ехать».

— Очень, очень хорошая цена, — уверил ее сын. «И даже своя пристань есть, ну, как у нас».

Марфа поцеловала его в щеку и велела: «В постель, и чтобы никаких бумаг перед сном не смотрел, понятно?».

Она перекрестила сына и, выходя, подумала: «Ну, сложится все у него. А что Констанца ему отказала, — так оно и к лучшему, ей шестнадцать лет всего, совсем девочка еще».

Констанца затянулась и сказала: «Очень вкусно. Трубка мне не нравится, папа Джон курил иногда, а тут — розами пахнет, а не табаком».

Марфа приняла наконечник слоновой кости, и, глядя на огонь в камине, улыбнулась: «А Хосе, ну, Джозеф, не по душе тебе?»

Констанца зарделась, и, подобрав под себя ноги, укутав их мехом, ответила: «По душе, и Питер, тоже ну, как друзья, понимаете. А так, — она помедлила и неожиданно горько продолжила, — кто на меня посмотрит, я ведь некрасивая».

— Не за красоту любят-то, — отозвалась старшая женщина. «Жена отца твоего приемного, синьора Вероника, какая красавица была, а потом Орсини ей все лицо изуродовал, изрезал, шрам на шраме, одни глаза остались. А твой отец ее так любил, — ну, сама знаешь, Джон рассказывал тебе».

Констанца кивнула, и, теребя кружева на рубашке, сказала: «Мне кажется, что я нравлюсь одному человеку. И он мне тоже, очень».

— Ну вот и скажи ему, — Марфа ласково потрепала рыжие косы. «Скажи, не бойся. Твоя матушка вон — чуть ли не босиком из дома ушла, чтобы отцу твоему сказать, что любит его.

Так же и ты».

Констанца сплела нежные пальцы и решительно тряхнула головой: «Скажу».

Хосе посмотрел на Лондонский мост и подумал: «А ведь я боюсь. Странно — казалось бы, это мои бабушка и дедушка, моя кровь, а все равно — боюсь».

Темза играла под осенним солнцем, и юноша залюбовался серыми, прозрачными волнами.

«Жалко, конечно папу оставлять, — Хосе все глядел на реку, — однако у него Мияко-сан есть, двойняшки, да еще и Полли приедет, с мужем своим, папа сказал, в следующем году. А я учиться отправлюсь. Двадцать четыре года, — он вздохнул — и опять учиться. Ну, ничего, на жизнь я себе всегда заработаю, а, как сделаю все, что надо — тогда женюсь. Иосиф, — он усмехнулся. «Папа сказал, отца моего Давид звали. Давид Мендес де Кардозо».

Он помахал рукой отцу, что выходил из лодки, и стал спускаться к пристани.

— Питер на склады свои отправился, это дальше, вниз по течению, — указал рукой отец. «Дом отличный, купчую мы подписали, так что на следующей неделе можно переезжать. Мебель там есть, Питер обещал с тканями помочь, так что — Джованни улыбнулся, — все хорошо складывается.

— Розы весной посадишь? — рассмеялся Хосе.

— И розы, и скамейку сделаю, и лодку заведем, и пони для детей — там конюшня есть. Деревня рядом, и до усадьбы миссис Марты — мили три не больше, — отозвался отец.

Хосе помолчал и решительно сказал: «Я ведь от вас уеду, папа. Не потому что…»

Отец потрепал его по черному затылку: «Да понимаю я все. Наш дом — твой дом, и так будет всегда. А ты давай, женись, и чтобы у меня внуки еще были». Джованни рассмеялся.

— Страшно, — сказал тихо юноша. «Я ведь отца своего, настоящего, и не помню совсем, только выстрелы и костер. Мы ведь, папа, ничего не знаем о том, что происходит с памятью — наверное, когда случается что-то ужасное, эти переживания вытесняют все остальное. Тем более у детей.

— Очень надеюсь, что ничего больше не случится, — вздохнул отец. «И все равно — в усадьбу к миссис Марте ты поедешь, Тео и Масато-сан тебя рады будут видеть. А потом уже — в Амстердам, хотя, я думаю, одним Амстердамом дело не ограничится.

— Святая Земля — Хосе вдруг оживился. «Папа, но эта такая удача! Я смогу поучиться у мусульманских врачей, и у еврейских тоже. Но я вернусь, обязательно, не сюда, наверное, а в тот, же самый Амстердам. А к вам буду приезжать в гости».

— Вон миссис Марта, — заметил отец, — на углу Бишопсгейта, ждет уже нас.

— Так, — деловито сказал женщина, когда они подошли ближе, — двойняшки погуляли, поели, и спать легли. Жена твоя с мистрис Доусон на кухне закрылась, хочет научиться наши блюда делать.

Джованни вздохнул. «Все-таки я скучаю по хорошей кухне, ну да ладно, переедем в деревню, сам буду готовить, итальянское, как в Риме».

— Нас приглашай, — попросила Марфа, — мистрис Доусон уж и муж мой покойный пытался обучить, но бесполезно — она считает, что лучше пирога с почками еще никто ничего не придумал. Волнуешься? — взглянула она на Хосе.

— Ну конечно, — признался тот. «Какие они?»

— Очень хорошие, — ласково ответила Марфа, увертываясь от пустой телеги — рынок уже разъезжался. «Они Мирьям вырастили, ну, дочку доньи Эстер и брата моего покойного, сэра Стивена Кроу. Как вы к нам в усадьбу приедете, познакомишься с ней — она акушерка. И донья Эстер тоже — акушеркой была».

— Она меня читать научила, донья Эстер, — глядя куда-то вдаль, отозвался Хосе.

— Да, — рассмеялся Джованни, — я помню, ты сразу у меня Библию нашел и сказал: «Вот это я знаю!». И начал читать, и бойко как — три года тебе было, а будто — семилетний».

— Вот, — Марфа остановилась перед домом на Биверс-маркет, — тут они и живут. Я, наверное, первая пойду, вы подождите на улице. Все же они пожилые люди, нельзя так сразу, — она глубоко выдохнула, и, подобрав юбки, направилась к парадной двери.

Джованни проследил за ее изящной спиной и тихо сказал: «Господи, мальчик мой, чтобы мы все без этой женщины делали, а? И ведь смотри, шестой десяток ей — а в Новый Свет собралась».

— В дверь стучат, — донья Хана выглянула в гостиную.

Дон Исаак оторвался от почты и сказал: «Надо же, старший сын Фейге покойной, Исаак-Йехезкиель, главой ешивы стал, в Иерусалиме. Сколько ему лет-то, — старик посчитал на пальцах, — да, чуть за сорок. Ну, юноша еще. А это что такое? — он вытащил из конверта сложенные листы бумаги.