Ленинградская бойня. Страшная правда о Блокаде - Владимир Бешанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для ликвидации прорыва противника на тихвинском направлении Ставка выделила четыре дивизии с Ленинградского фронта, три — из своего резерва и одну — из резерва Северо-Западного фронта.
Две стрелковые дивизии из 8-й и 42-й армий — 80-я и 281-я — перебрасывались самолетами. В условиях штормовой погоды Ладожская флотилия переправила с западного на восточный берег озера 191-ю, 44-ю стрелковые дивизии и 6-ю отдельную бригаду морской пехоты — около 21 тысячи человек, 129 орудий, больше сотни танков, автомашин, тракторов и около тысячи лошадей. Войска, сойдя с кораблей, сразу же направлялись на передовые позиции и с ходу вводились в бой. В Тихвин прибыла 92-я стрелковая дивизия, начала выгрузку 60-я танковая. Из состава 54-й армии на тихвинское направление передавались 310-я и 4-я гвардейская дивизии. На рубеж реки Малая Вишера выдвигалась 259-я стрелковая дивизия Северо-Западного фронта. Одновременно Ставка потребовала продолжать активные действия на синявинском направлении.
Прибывавшие соединения, не закончив сосредоточения, немедленно по частям бросались в контратаки. Особых успехов они не достигли, но к 28 октября войска 4-й отдельной армии приостановили наступление противника в 40 км юго-западнее Тихвина, а 52-я армия — восточнее Малой Вишеры.
В конце октября, как уверяет Федюнинский, по собственной просьбе, его переместили с поста командующего Ленинградским фронтом на 54-ю армию. Генерал Хозин соответственно возглавил фронт.
28 октября 1941 года считается датой завершения Синявинской наступательной операции 54-й армии и Невской оперативной группы. Официальные потери советских войск составили 55 тысяч человек. Дата высосана из пальца: якобы в этот день операцию пришлось прекратить «из-за тяжелого положения на тихвинском направлении». То, что происходило после этого, никакого названия не удостоилось, хотя «конвейер» на Невском «пятачке» работал непрерывно с повышенной «производительностью», и все также ходили в атаки, но уже под водительством Федюнинского, дивизии 54-й армии. На это были веские причины.
Во второй половине октября немцы оказались у стен Москвы, в гигантских «котлах» под Вязьмой уничтожались остатки трех советских фронтов, пали Можайск и Малоярославец. В столице было введено осадное положение, из нее эвакуировались предприятия, дипломатический корпус и правительственные учреждения, в панике бежало население. Перед Сталиным зримо замаячила перспектива переселения из обжитого кремлевского кабинета в бункер в окрестностях Куйбышева. В этих условиях командование Ленинградского фронта получило 23 октября конкретные указания Верховного: в три дня во что бы то ни стало прорвать блокаду и вывести войска, даже если ради этого придется сдать Ленинград.
«Если вы в течение нескольких ближайших дней не прорвете фронта и не восстановите прочно связи с 54-й армией, которая вас связывает с тылом страны, все ваши войска будут взяты в плен. Восстановление этой связи необходимо не только для того, чтобы снабжать войска Ленфронта, но и особенно для того, чтобы дать выход войскам Ленфронта на восток для избежания плена, если необходимость заставит сдать Ленинград…
Либо вы в эти три дня прорвете фронт и дадите возможность вашим войскам отойти на восток в случае невозможности удержать Ленинград, либо вы все попадете в плен. Сосредоточьте дивизий восемь или десять и прорвитесь на восток. Это необходимо и на тот случай, если Ленинград будет удержан, и на случай сдачи Ленинграда. Для нас армия важней. Требуем от вас решительных действий».
Василевский в тот же день объяснил Хозину еще откровеннее: «Прошу учесть, что в данном случае идет речь не столько о спасении Ленинграда, сколько о спасении и выводе армий Ленфронта». Таким образом, Сталин принял «кутузовское решение» — спасать армию, и минирование Ленинграда было вполне в духе войны, объявленной Отечественной, — французам в 1812 году тоже устроили московский пожар.
Генерал Федюнинский с задачей не справился, хоть и бросил «на восток» — на Тосненский рубеж и Невский «пятачок» — 8 стрелковых дивизий и 4 бригады. За дело с рьяностью взялся генерал Хозин. 30 октября управлению 8-й армии во главе с генералом Шевалдиным было приказано передислоцироваться в Озерки, принять войска Невской оперативной группы и продолжить форсирование Невы. Вместе с ними убывали 281, 191, 80-я (бывшая 1-я ДНО) и 85-я (бывшая 2-я ДНО) стрелковые дивизии. На Ораниенбаумском плацдарме образовывалась Приморская оперативная группа под командованием генерал-майора А.Н. Астанина, в состав которой вошли 48-я имени Калинина стрелковая дивизия (на фронте от Порожек до Финского залива она одна заменила шесть дивизий, то есть здесь советские войска впервые организовали настоящую, а не активно-фиктивную оборону), 2-я и 5-я бригады и 3-й полк морской пехоты, 519-й гаубичный артполк и 287-й танковый батальон.
Шевалдина и Окорокова 2 ноября вызвали в Смольный: «Будем прорывать блокаду Ленинграда, — сказал новый командующий войсками фронта генерал-лейтенант Михаил Семенович Хозин, — причем там, где гитлеровское командование менее всего этого ждет, — с плацдарма на берегу Невы». Командарм-8, не проникшийся красотой начальственного замысла, предложил свой план, основанный на элементарных правилах военного дела: на старом месте, у Невской Дубровки, вести демонстративные действия, притупить бдительность противника, в течение недели сосредоточить силы в другом районе и внезапно форсировать реку на новом направлении.
Однако Хозин довольно резко прервал выступление генерала Шевалдина: «Ни о какой отсрочке, ни о каком продлении сроков подготовки не может быть и речи. Промедление даст фашистскому командованию возможность отвести часть войск из-под Ленинграда для усиления тихвинской группировки». Ужель Михаил Семенович и вправду думал, что удар с единственного плацдарма, вокруг которого уже полтора месяца кипят бои, подступы к которому насквозь просматриваются противником, и есть то место, где немцы «менее всего ждут»? А может, и лучше, было бы дождаться, когда противник начнет отвод войск, и тогда перейти в наступление? Вот только о противнике командующий фронтом не знает ничего. Да и нет у него никаких полководческих мыслей, откуда им взяться у человека, выпивающего бутылку водки ежедневно и искренне считающего это «нормальным явлением», — один лишь блеск в глазах, собачья готовность немедленно выполнять приказ Хозяина и с радостным повизгиванием доложить о своем рвении. Поэтому начать операцию решили на следующий день.
В «неожиданном месте» к этому времени было сосредоточено пять стрелковых дивизий — 86,115,265,168,177-я и 20-я дивизия НКВД. На западном берегу Невы выстроились в очередь 10-я стрелковая дивизия, 11-я стрелковая, 123-я Краснознаменная тяжелая танковая и 4-я морская бригады. Один из генералов-мемуаристов жалуется, что в танковой бригаде генерал-майора В.И. Баранова «имелось всего 50–60 устаревших БТ-7», но, согласно данным архива Министерства обороны, бригада именовалась «тяжелотанковой» и практически на 100 % была укомплектована машинами типа КВ-1. Правда, на плацдарме танков по-прежнему не было: переброшенные с неимоверными трудностями семь «бэтушек» немцы быстро сожгли. Переправочных средств не хватало. Пушек было много, но снаряды расходовались согласно установленным суточным нормам, как хлебные пайки. Вся дивизионная, армейская и фронтовая артиллерия и все артиллерийские начальники находились на правом берегу, командиры стрелковых соединений — на левом. Связь между штабом армии, артиллерией, тылами и «пятачком» осуществлялась по единственному телефонному кабелю, проложенному по дну Невы на командный пункт одной из дивизий. Поэтому на артподготовку наступления отводилось 15 минут пальбы в белый свет. Справа от плацдарма немцы создали опорный пункт в деревне Арбузово, слева — в зданиях 1-го Городка и в непробиваемых железобетонных блоках 8-й ГЭС (в сентябре ее сдали немцам практически без боя, теперь она превратилась в крепость, которую советские войска штурмовали два года), впереди был противотанковый ров, ясное дело, когда-то наш, и ближайшая цель — роща «Фигурная».
В полдень 3 ноября двинулись в наступление свежие полки 168-й дивизии генерал-майора А.Л. Бондарева совместно с частями $6-й и 177-й дивизий. Огневые точки противника артиллерии подавить не удалось: как только советская пехота поднялась в атаку, немцы встретили ее плотным пулеметным и минометным огнем с фронта и с флангов. Полки таяли на глазах, атака захлебнулась.
«…на душе было очень тяжело, — вспоминает генерал С.Н. Борщев, бывший тогда начальником оперативного отделения. — Ведь мы потеряли лучших людей, закаленных в боях, а задачу не выполнили.
Когда один из штабных работников стал сетовать на трудности наступления с открытого «пятачка», где ни маневра, ни флангового удара нельзя применить, комдив, пристально взглянув на него, ровным, спокойным голосом проговорил: